Клочья тьмы на игле времени - Страница 81
Орфей склонился перед жрецом и припал к свисающему до полу пурпуру. Жрец поднял его и каким-то другим, мягким и проникновенным, голосом сказал:
– Приветствую тебя как брата и будущего посвященного.
И все иерофанты повторили эти слова.
– Теперь для тебя начнутся длинные месяцы труда и учения, - сказал первосвященник, и Орфей, который только что явственно чувствовал на себе дыхание бога, тяжело вздохнул и поник головой без веры в сердце.
– Прежде чем подняться к Изиде небесной, ты должен познать Изиду земную, - продолжал жрец. - Ты постигнешь тайны растений и минералов, историю народов и государств, медицину, архитектуру и священную музыку. Ты не только станешь искусен в науках, но и преобразишься, достигнешь нравственной силы путем отречения. Человек может овладеть истиной лишь тогда, когда она сделается частью его внутренней сути, естественным проявлением его духа. И не смущай себя понапрасну вопросами, не тревожь свой дух сомнениями. Все придет в назначенный срок. Маслина не созревает в месяце мехир, и в месяце тот не расцветает фиалка. Всему свое время. Работай и жди. Думай о вечности. Иди с миром.
Сколько раз предстоит еще Орфею разбиться о холодные равнодушные камни этих слов!.. Работай и жди. Жди и работай. И думай о вечности. Только о вечности, больше ни о чем.
Он еще раз склонился перед верховным иерофантом, но не выдержал и, проглатывая сотрясающие грудь рыдания, спросил:
– Когда же мне будет дозволено вдохнуть розу Изиды и увидеть божественный свет Озириса?
– Это зависит не от нас, - тихо ответил жрец. - Нельзя дать истину. Ее можно лишь обрести внутри себя или вообще никогда не найти. Мы не можем сделать тебя посвященным, ты сам должен сделаться им. Лотос долго растет под водой в черном иле, прежде чем покажет небу свой лиловый венчик. Не пытайся раскрыть лепестки божественного цветка. Все, что должно совершиться, совершится; надо только терпеливо ждать. Работать и ждать. Ждать и молиться… Теперь иди…
…Окончился месяц тот, и начинался месяц паофи. Вода в Ниле прибывала с каждым днем. Люди раскупали изображения крокодилоголового Себека. Священные ибисы шумно ссорились в зарослях папируса. Вспыхнула эпидемия бубонной чумы.
Но спокойно и торжественно плыли над Египтом душные ночи.
Усыпанное звездами эбеновое тело богини Мут накрывало мир сияющей аркой.
Запрокинув голову, Орфей любовался ночью с плоской крыши храма. Ему казалось, что звезды тихо плывут над ним и тают во мраке, растекаясь серебряной пыльцой Млечного Пояса.
Может быть, где-то там, в равнодушных высотах, витает душа Эвридики, мучительно стремясь разомкнуть круг земных форм, обрести новое воплощение где-нибудь на звезде Хор-сет или там, у горизонта, где тревожно пылает звезда Хор-ка.
Ночь переливалась живыми искрами летучих насекомых, чадили дымные факелы стражи, дрожали звезды в зелено-черной воде. Воздух был густым и терпким, как настой. Пахло резедой и мятой.
Орфей как зачарованный пересек висячий сад. В терракотовых вазах росли апельсиновые кусты, карликовые алоэ, кедры, ребристые пальмы и мастичное дерево, листья которого жуют женщины, чтобы придать дыханию аромат.
И Орфей вдруг почувствовал суровое очарование одиночества. Точно его вдруг коснулось дуновение вечности. Ночь длилась, и до рассвета могли незаметно пролететь годы. Странное и целительное преображение ощущал Орфей. Сжигавшие его страсти угасли, как тени, а мысли о вечности и успокоении обретали плоть. И не было в мире другой реальности, кроме этих мыслей. И ему показалось, что ночь поглощает его без остатка, тело становится невесомым и нечувствительным, чистым и возвышенным.
Он быстро сбежал вниз, пересек перистиль, белой тенью пронесся по темным галереям.
Остановился он у закрытых дверей святилища. Упал на гранитные ступени, прижался к ним лицом. И хлынули слезы. Он улыбался, точно не ощущал этого горячего и благодатного ливня. Все растворялось в этих слезах: желания, возмущение, тоска и сожаление. Он целиком отдавался божественному началу, отказывался от себя ради какой-то высокой и неизменной истины, перед которой все его порывы и взлеты не более чем песчинка у подножия сфинкса.
– О Изида, - шептал он, - душа моя - лишь слеза из твоих очей, и да падет она каплей росы на души других людей. Я хочу умереть, чтобы слиться с тобой. Дай мне стать искупительной жертвой. Светлой кровью сродниться с тернистой тропой.
И тут он почувствовал, что от него ускользает цель и ему не нужны ни власть, ни познание. Причастность к божеству, слитность с ним, полное растворение в нем и этот экстаз и слезы с улыбкой - вот она, его настоящая цель.
– Благодарю тебя, Изида! Я обрел, нежданно обрел истину. Это ты направляла меня. Я пришел сюда совсем за другим… А зачем я пришел сюда?.. Зачем я пришел?! - Он закричал, как раненый зверь, и гулкое эхо прокатилось по каменным галереям.
Доведение человека до умоисступления, воспитание в нем «культуры религиозного экстаза» - основное условие духовного порабощения целых народов. Только в атмосфере такой мистической истерии может быть выполнен «любой приказ» (запись на полях лабораторной тетради).
Он поднялся, шатаясь, закрывая руками искаженное болью, залитое слезами лицо.
– Что со мной делается? Я забыл о тебе, Эвридика. Я чуть не предал тебя. - Он беззвучно шевелил губами, но ему казалось, что он кричит и боги в дальних пределах отвечают ему хохотом. Он оторвал руки от лица, развел их в стороны, зашатался и упал на шершавый гранит ступеней.
Наутро его нашли почти бездыханным. Осторожно положили в теплую ванну, пустили кремневым скальпелем кровь, растерли благовонными эссенциями и отнесли в келью.
Впоследствии Орфей ничего не помнил об этой ночи и ничего не мог рассказать.
…Однажды ночью Орфея разбудил иерофант, который впервые встречал его у ворот храма.
– Звезда Изиды (Сириус), - тихо сказал он, - горит прямо над храмом, и наши астрономы могут видеть ее из колодца даже днем. Близится миг, когда Изида приоткроет свое покрывало. Ты вступишь в общение с посвященными. Чистота помыслов, стремление к истине и сила отречения дали тебе это высокое право. Но никто не переступал порога Озириса, не пройдя через смерть и воскресение. Следуй за мной, брат. Тебе предстоит пройти через это.