Клипер «Орион» - Страница 8
«На нем закупленное русским царем оружие. Так пусть оно и послужит для восстановления рухнувшего трона, — подумал адмирал, и впервые его тонкие губы растянулись в подобие улыбки. — Добиваться цели средствами врага!» Он задумался над тем, считать ли Россию врагом или по-прежнему союзником, И решил, что к ней надо относиться как к обширной колонии и вести традиционную английскую политику по формуле «разделяй и властвуй». Как в Индии. В России есть силы, которым можно передать оружие с «Ориона». Адмирал с удовлетворением подумал, что им уже предприняты подготовительные меры к включению русского клипера в экспедиционный корпус: в последнем уведомлении командиру клипера он давал ему понять, что выход его из Плимутского порта связан с изменением ледовой обстановки в Северной Атлантике. Не трудно было догадаться, что ему в ближайшее время придется идти в Мурманск или в Архангельск.
Вошел розовощекий лейтенант Кристофор Фелимор. Глаза его сияли. Лейтенант переживал волнующие и сладостные минуты: Элен — самая прекраснейшая из девушек — вчера согласилась стать его женой. Все остальные события в мире потеряли для Кристофора Фелимора всякое значение. Только Элен, она одна заполнила мысли и сердце лейтенанта королевского флота.
Увидев адмирала стоящим спиной к камину, лейтенант пожалел этого старого подагрика, особенно за то, что у него была сварливая жена, тощая, с лошадиным лицом и неприятной манерой подергивать жилистой шеей.
— Русские моряки, сэр, просят принять их, — вызывающе весело сказал Фелимор, не в состоянии сдержать клокотавшую в нем радость.
Адмирал с любопытством посмотрел на своего обыкновенно подчеркнуто корректного адъютанта и спросил:
— Когда? Надеюсь, не сию минуту.
— Они уже здесь, сэр. И боюсь, что на этот раз вам придется их принять. Они очень достойные и симпатичные люди, сэр.
Адмирал побагровел, но сдержался:
— И вы не нашли предлога, чтобы избавить меня от их общества?
— Мне показалось, что вы изменили к ним отношение, сэр.
— Лейтенант Фелимор!
— Да, сэр?
— Вы идиот!
— О, сэр! — простонал лейтенант Фелимор. Он все время ждал минуты, чтобы вручить адмиралу рапорт о намерении жениться, и сейчас почувствовал, что эта минута отодвигается все дальше и дальше. Чтобы исправить положение, он сказал:
— Я передам им, что вы слишком заняты, сэр.
— Какая находчивость! Неужели вы не можете понять, что мои частные замечания и характеристики бывают далеки от официальной точки зрения. Они не всегда определяют политику. Тем более политику нации!
— О да, сэр! — Фелимор несколько воспрянул духом и предложил: — Лучше я им скажу, что вы уехали в Лондон, сэр.
— Хоть к черту на рога!
Эта внезапная вспышка гнева неожиданно вызвала в душе лейтенанта протест, давно дремавший где-то в глубине сознания. Он представил себе, что их разговор слышит Элен и видит его жалкую фигуру, осыпаемую градом оскорблений.
— Я думаю, лучше в Лондон, сэр, — сказал он вдруг холодно и надменно. И на вопросительный взгляд сбитого с толку адмирала, пояснил: — Не следует русских посвящать в такие интимные подробности, сэр.
— Подите вон, лейтенант, — устало сказал адмирал.
— Прекрасно, сэр, — в полном отчаянии прошептал незадачливый адъютант, чувствуя, что никогда еще так низко во падал в глазах своего адмирала. И если бы он не сказал «прекрасно» вместо «да, сэр», и на этот раз адмирал оставил бы без внимания его очередной промах, но в этом «прекрасно, сэр» старый подагрик, пронизываемый резкими болями во всех суставах и в. пояснице, усмотрел явный вызов и сказал уже повернувшемуся к дверям лейтенанту:
— Нет, погодите, черт возьми!..
Командир клипера «Орион» капитан второго ранга Воин Андреевич Зорин и его старший офицер капитан-лейтенант Николай Павлович Никитин ждали в приемной адмирала. От дивана и стульев с высокими спинками пахло старой кожей и застоявшимся, кисловатым табачным дымом. Здание было старое, средневековое, непомерно толстые стены не пропускали звуки с улиц города и порта. Через узкие стрельчатые окна с закопченными стеклами виднелась облупившаяся стена, сложенная из серого известняка.
Через приемную проходили капитаны кораблей, шип-шандеры, портовые чиновники, с нескрываемым любопытством поглядывая на русских моряков.
Капитан клипера сказал:
— Интересно бы узнать историю этого дома, наверное, принадлежал какому-нибудь негоцианту-пирату и, когда требовалось, офицеру его величества короля или королевы английской.
Они прошли по выщербленному паркету и остановились перед давно не топленным камином. На мраморной доске камина тускло поблескивал бронзовый бюст адмирала-пирата сэра Френсиса Дрейка.
— Возможно, вот и сам бывший хозяин дома, — сказал старший офицер. — Символическая фигура! Такие, как Дрейк, создали Англию. И я читал в Большой британской энциклопедии, что теперешний первый лорд адмиралтейства — прямой его потомок.
— По женской линии. Возможно, мамочка моя, и у адмирала Эльфтона найдется не менее достойный предок.
— Если так, то мы зря тряслись в кебе. — Старший офицер посмотрел на часы: — Ждем уже четверть часа. Видимо, на политических весах Россия уже стала весить гораздо меньше. Англия же всегда считалась только с весом и силой.
— Да, голубчик Николай Павлыч, есть такой грех у наших союзников. Кстати сказать, сила и вес лежат в основе всякой политики. Англичане ведут ее наиболее нагло и откровенно, прикрываясь только словоизвержениями в парламенте о спасении мира от революционного пожара, вспыхнувшего в России.
— Бедная и несчастная Россия!
— Представьте, я не считаю ее таковой. Была бедной и несчастной, а сейчас поднимается во весь роет, расправляет крылья.
— Не дадут.
— Трудно. Ох как трудно ей приходится.
— С другой стороны, если хоть сотая доля правды о большевиках доходит до нас, то надо задуматься, Воин Андреевич. Возможно, стоит чем-то пожертвовать, чтобы восстановить порядок и демократию?
— Вы, моя мамочка, осторожный и сомневающийся человек, привыкший к коварству морской стихии, верите только картам, лоту, секстану и хронометрам.
— Не всегда.
— И правильно делаете. Но в народ надо верить.
— Хотелось бы. Но мы-то с вами дворяне, и в монархии было высшее проявление наших идеалов.
— Однако мы иногда отправляли к праотцам неугодного монарха, мамочка моя.
— Все это так, Воин Андреевич. Вместо одного царя мы сажали на престол другого, а теперь? Что будет теперь? Кого мы посадим? Или он сядет сам, без нашего согласия?
— Я верю, что Россия выберет образ правления, достойный своего народа.
— Какой вы оптимист! — с долей зависти сказал капитан-лейтенант и вновь посмотрел на часы.
Воин Андреевич сказал примирительно:
— Ничего, подождем. Адмирал человек занятой, сотни две судов в гаванях. Идет война. Подождем. — Он повел глазами в сторону бюста Френсиса Дрейка: — Физия серьезная у этого джентльмена. Гениальный был моряк, ничего не скажешь. И если разбойничал, то ведь время было такое. Знаю, знаю, что скажете, — он поднял палец, — и сейчас не лучше и вместо Южной Америки потомки Дрейка не теряются на Востоке?.. Эпоха разбоя продолжается, мамочка моя. И мне кажется, что там, дома, сделали первую решительную попытку изменить отношение между людьми и странами. Здесь весьма разбираются в ситуации, мобилизуют общественное мнение, чтобы придать интервенции вид священной войны за демократию, и нас с вами втягивают в эту авантюру.
— Вот здесь я с вами согласен полностью.
— И хорошо, мамочка моя. Я ведь тоже не ортодокс, очень далеки мы от событий. То все, что творится дома, начинает выглядеть в идеальном свете, то вдруг начитаешься английских газет, и сердце мрет.
Капитан-лейтенант как-то печально улыбнулся и вздохнул.
Тяжелая дубовая дверь, ведущая в кабинет начальника порта, приоткрылась, и в приемную выскользнул лейтенант Фелимор, щеки его пылали. Только закрыв за собой дверь, лейтенант Фелимор осознал по-настоящему, что произошло в кабинете адмирала. «Вылетел как пробка. Ну и пусть. Какое у него было лицо! — лейтенант силился улыбнуться. — Пропала карьера! Хотя ничего еще не потеряно. Меня никогда не прельщала береговая служба. Этот сухопутный адмирал угрожал назначить меня на первый захудалый корабль, уходящий в самую рискованную экспедицию. А я ему: „В королевском флоте нет захудалых кораблей, сэр“. Он чуть не упал от такой дерзости. Ничего, Элен поймет. В крайнем случае буду торговать перчатками в ее магазине», — сделал он неожиданное заключение и, печально улыбаясь, остановился перед русскими моряками. И они тоже улыбнулись, глядя на его взволнованное юношеское лицо.