Клипер «Орион» - Страница 7

— Вниз жива! Держись всеми четырьмя!

— Есть, жива!

Бревешкин довольно осклабился и выпятил грудь: все-таки за ним осталось последнее веское слово, культурненькое, прямо как с барышней разговор вел. При случае припомнит он этому большевику, как учить старше себя по званию.

Адмирал сэр Вильям Эльфтон сидел в своем обширном кабинете, заставленном шкафами, моделями парусных и паровых судов, на которых он ходил в свое время. За его спиной всю стену занимала карта мира в проекции Меркатора. Все материки, острова, включая атоллы и мельчайшие рифы, лежали на бледно-голубом фоне, испещренном обозначениями глубин и линиями главнейших морских путей. В тех местах, где прошли морские сражения, стояли красные флажки, черными флажками обозначались места, где были потопленные немецкими подводными лодками корабли союзников.

По краям адмиральского стола, покрытого зеленым сукном, высились стопки папок, в которых содержались все сведения о судах военных и торговых, стоявших в гаванях и доках порта, запасах угля, нефти, различных товаров в многочисленных складах военной гавани, запасных частях для двигателей, боеприпасах, списки команд военных судов, счета различных фирм и еще множество бумаг — ими обрастает всякое современное предприятие, в котором участвуют многие тысячи людей и машин.

Адмирал давно понял и скрытый смысл, заключенный в строках многих, казалось бы, совсем безобидных отчетов или донесений. В них военные чиновники старались снять с себя ответственность и переложить ее на плечи своих коллег, а чаще всего на плечи своего адмирала, поэтому сэр Эльфтон очень редко заглядывал в какую-либо из папок, их приносили по традиции и ровно через час уносили. Адмирал предоставлял право разбираться в этом ворохе бумаг и выносить решения своим заместителям и многочисленным начальникам служб, что они и делали без видимого ущерба для дела.

Адмирал подписывал только приказы, письма и отчеты о работе порта, посылаемые в Лондон первому лорду адмиралтейства сэру Уинстону Черчиллю.

Несмотря на преклонный возраст, лорд Эльфтон сохранил прекрасную память и без труда запоминал названия всех кораблей, стоящих у стенок причалов, на рейде, в доках, находящихся в рейсах (из тех, что приписаны к его порту) или покоящихся на дне морском, чем втайне гордился и любил щегольнуть при случае.

Без стука, неслышно ступая по мягкому ковру, к столу подошел капитан с одутловатым лицом, один из менее удачливых сослуживцев адмирала, вышедший в запас, но в войну вернувшийся на флот. Он числился заместителем адмирала по административным делам и заведовал его секретной перепиской.

— Отличная погода, сэр, — сказал капитан, положив на стол несколько сколотых скрепкой листов синеватой бумаги, густо покрытых машинописным текстом.

— Весна, Стаддард.

— Да, сэр.

— Что-нибудь важное?

— Думаю, да, сэр. Кавалерист иногда пишет дельные вещи.

— Как ни странно, Стаддард.

— Да, сэр.

Оба заговорщицки переглянулись. Кавалеристом они называли первого лорда адмиралтейства Уинстона Черчилля. Они очень хорошо знали всю подноготную этого необыкновенно удачливого человека.

Начинал Уинстон незавидно. Учился из рук вон плохо. С трудом окончил школу и был настолько слабо подготовлен, что пришлось навсегда оставить мечту о юридическом образовании. Раздосадованный Рандольф Черчилль, отец Уинстона, считая сына слабоумным, решил пустить его по военной части — и опять неудача: два раза юноша проваливался на приемных экзаменах в пехотное училище; пришлось идти в кавалерийское, где к сыну лорда не предъявляли особенно жестких требований. По окончании кавалерийского училища молодой офицер был направлен в 4-й гусарский полк, находящийся в Индии. Основным занятием в этом привилегированном полку была игра в поло.

Неожиданно в 23 года этот недоучка и прожигатель жизни написал книгу о колониальных войсках, хорошо встреченную и критикой и читателями.

Военный корреспондент, участник англо-бурской войны, он попадает в плен к бурам, которые чуть было его не расстреляли. Бежит из плена и сразу приобретает громадную славу чуть ли не национального героя, потому что в эту пору английских неудач в войне с бурами побег из плена молодого журналиста был умело использован прессой как пример «доблести» истого англичанина.

Затем началась его головокружительная карьера политического деятеля. И наконец, бывший кавалерист стал первым лордом адмиралтейства — морским министром, имея очень смутное представление о море и кораблях, что не помешало ему перед самой войной провести реформы, благодаря которым королевский флот Великобритании сразу вырвался вперед среди всех флотов мира: Черчилль перевел военные корабли с угля на нефть и увеличил главный калибр артиллерии на крейсерах и линейных кораблях с 13,5 до 15 дюймов. Все же для истых моряков он оставался кавалеристом. Единственное, что несколько мирило моряков с первым лордом адмиралтейства, так это его родословная: Черчилль происходил по прямой линии от адмирала-пирата Френсиса Дрейка — немаловажное обстоятельство для англичан, где так чтут традиции.

— Вообще в этом циркуляре нет ничего нового, сэр, если не считать, что от разговоров мы переходим к делу, — сказал капитан с одутловатым лицом, сгребая папки с непрочитанными бумагами.

— Совсем не плохо для любителя игры в поло.

— Все-таки сказывается влияние моря, сэр.

— Если Темза превратилась в морской залив…

— Возможно, сэр… — Капитан вышел с грудой папок.

Адмирал устало взглянул на первый лист, и в его водянистых глазах появилось что-то похожее на любопытство. Пробежав предписание, адмирал повернулся и стал глядеть на карту. Сначала он мысленно проделал путь из Плимута в Архангельск, затем в Баку и наконец во Владивосток.

Адмирал поднялся из теплого кожаного кресла и болезненно поморщился, когда услышал сухой треск в коленных суставах. Под его адмиральскую одежду сразу стал просачиваться промозглый холод, поселившийся на веки вечные в каждом английском доме. Кабинет адмирала не был исключением, хотя в камине и тлела горка углей. Разминая подагрические ноги, адмирал подошел к камину, набрал в совок из ящика углей, высыпал их на угасающий огонь и стал думать, с удовольствием прислушиваясь к потрескиванию кусков кардифа.

Циркуляр из адмиралтейства радовал адмирала. В нем предписывалось немедленно приступить к подготовке судов для экспедиционного корпуса, посылаемого в Россию. «По требованию народа и его законного правительства, — как говорилось в циркуляре, — мы должны оказать помощь нашему союзнику в установлении в России законной власти». Слова «законной власти» были подчеркнуты красным карандашом. Адмирал долгие годы командовал кораблями в колониальных водах и помогал приходить к власти многим «законным» правительствам и сметал огнем пушек селения, в которых народ восставал против этих «законных» правительств. Адмирал без иронии воспринимал этот удобный термин. «Законный», — следовательно, удобный, необходимый для правительства его величества короля Англии Георга V, который также был очень удобен для подлинных властителей Англии, среди коих числил себя и адмирал сэр Вильям Эльфтон.

Адмирал вложил большую часть своих денег в акции Ленских приисков, приносивших весьма приличные дивиденды, его также прельщал русский лес. Невообразимые пространства русского Севера, покрытые корабельной сосной, лиственницей, березой — и все это, почти ничего не стоившее на месте, превращалось в золото на берегах Британских островов.

Надо отдать дань справедливости, адмирал думал не только о своих доходах, но и величии Британии. Он знал, что война расшатала устои империи. В Индии, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, в африканских колониях идет пока еще медленное брожение, возникают партии с программой борьбы за независимое существование. Англия еще сильна, она выходит победительницей в войне и, безусловно, отторгнет от Германии часть ее колоний, но как поднялась Америка! Янки накладывают руку на весь мир. Американский посол в Петрограде Френсис из кожи лезет, чтобы убедить своих либералов в правительстве о необходимости оккупации русской территории войсками союзников без согласия на то большевиков. «Нам надо быть первыми в этой необходимой акции, и мы будем первыми! Русская нефть, лес, золото, пшеница, дешевая рабочая сила необходимы истощенной войной Британии!» Адмирал прошелся от камина к шкафу с толстыми кожаными фолиантами и, взглянув на модель клипера, стоящего на шкафу, вспомнил о русском корабле, доставлявшем ему столько неприятных минут в последние дни.