Клипер «Орион» - Страница 53
На закате еще показался остров и скоро утонул в ночном мраке. Настала ночь, «черная как сажа», говорили матросы. Клипер лежал в дрейфе, терпя сильную бортовую качку. Ночь проходила спокойно, хотя с палубы и доносился отдаленный рокот прибоя. Ветер спал совсем, и в тишине шум прибоя мог быть слышен за пять — шесть миль. Когда уже казалось, что и на этот раз «Орион» вышел из беды, всех поднял на ноги сильный удар в корму. Раздались голоса: «Тонем, братцы!» Но паника быстро улеглась, как только рында забила «Водяную тревогу».
Через час старший офицер доложил командиру о потере винта, пробоине в корме и о том, что заведен пластырь.
— Незначительная пробоина. Помпы справляются, — заключил он доклад и замолчал, ожидая приказаний.
— Будем ждать рассвета. Прибой как будто тише? — Я бы не сказал.
— Ну и темень…
— И духота…
— Парилка, мамочка моя, только веника не хватает. — Бодрый, совсем всегдашний голос Мамочки разнесся с мостика по всему клиперу и лучше всяких увещеваний подействовал на матросов. Скоро и с бака послышался тихий говор и смех. На мостик принесло облачко махорочного дыма. Клипер развернулся носом к волне, качка стала тише и приятней. Мерно стучали помпы, откачивая воду.
Пышная тропическая заря осветила присмиревшее море и недалекий зеленый остров. Остров оказался довольно большой, с удобной бухтой. В ней стояла шхуна, на сахарно-белом коралловом песке виднелись катамараны и катер, вытащенные на сушу перед тайфуном. Сейчас катер сталкивали на воду человек сорок островитян и с десяток европейцев. Над вершинами пальм отвесно поднимались синие струйки дыма.
Воин Андреевич решил зайти в бухту, заделать пробоину, поставить запасной винт, запастись свежими продуктами, а также дать возможность отдохнуть команде на берегу.
От клипера отвалил вельбот под командой Бобрина и с неизменным его спутником лейтенантом Фелимором. Им командир приказал промерить глубины при подходе к острову и в самой бухте. Навстречу вельботу вышел катер. Поравнявшись с вельботом, катер остановился, судя по жестам его команды, островитяне предлагали вернуться на клипер, один из них даже бросил конец, но вельбот пошел к острову.
— Что бы ото значило? — спросил командир, продолжая смотреть в бинокль.
— По всей видимости, они предлагают провести нас в бухту, — ответил старший офицер.
— Возможно. Молодец Стива. Свой глаз лучше… Все же — любезные люди. Прикажите опустить парадный трап…
На катере прибыли командир «Хервега» и Голубой Ли.
— Шмидт. Франц Шмидт, — назвал себя Рюккерт. — Местный колонист. У меня плантации на Борнео, Шторм загнал мою шхуну на этот чудесный остров. Прекрасная бухта… Вы, капитан, говорите — тайфун? Да, пожалуй, его можно назвать тайфуном, только значительно уставшим, сюда довольно редко прорываются тайфуны, это не Южно-Китайское море и не Тихий океан в районе Филиппин и Японии. О, вы хорошо отделались. И вам повезло.
Он хорошо говорил по-английски и даже не перешел на немецкий с бароном, он говорил с ним подчеркнуто холодно, давая понять, что ему, немцу, не понятна роль соотечественника на русском военном судне. Когда командир объяснил, каким способом барон попал на клипер, Рюккерт снисходительно закивал головой и сказал что-то о неисчислимых бедах, причиненных войной. Но незаметно для других они с бароном обменялись взглядами, и в заключение Рюккерт пригласил барона к себе на шхуну.
Голубой Ли всем улыбался, церемонно пожимал руки и с искренним восхищением осматривал корабль. Ничего подобного он еще не видел. Он бывал на голландских и английских парусниках, которые занимались перевозками грузов на местных и дальних линиях, но то были работяги, вроде потных мулов, единственным назначением которых являлась перевозка грузов. Морские мулы! А он стоял на палубе, чище песка, перемытого прибоем, где все служило не только пользе, а также радовало глаз и сердце. И если он сравнивал все виденные им суда с мулами (включая и свой «Розовый лотос»), то это был боевой слон в дни великих праздников… Две пушки — одна на носу, вторая на корме — мечта Голубого Ли, заставили еще сильней застучать его сердце. В довершение всего он поднялся на мостик, остановился там, полузакрыв глаза и представив себе, что не старший офицер ведет сейчас корабль, а он, Ли Счастливый. Так бы он приказал называть себя, в пятый раз изменив имя. И все это может сбыться, только надо будет хорошенько попросить Магомета и деву Марию и богов — покровителей моряков, зажечь на их алтарях жертвенные свечи и пообещать им более существенные дары, если сбудутся его желания.
Между тем клипер, подгоняемый морским бризом, шел к острову: со шлюпки передали семафором, что глубины вполне достаточные и при подходе, и в самой бухте.
Партийное собрание
Бухта действительно оказалась удобной во всех отношениях, ее высокие берега, поросшие густым тропическим лесом, защищали от муссона, и даже недавний ураган не причинил вреда ни шхуне Голубого Ли, ни рыбацкой флотилии. Бухта казалась куском голубого неба, упавшим среди зеленых берегов. Лешка Головин сказал Зуйкову, что хотя бухточка и хуже севастопольской, но, должно быть, рыбная, и, сняв бескозырку, вытащил из-под подкладки моток лески и крючок, в баталерке Невозвратного взял бамбуковое удилище, где оно хранилось, привязанное к пиллерсам. Снарядив снасть, он забрался за баркас и закинул ее с катышком хлеба на крючке. Нажива еще не дошла до дна, как удилище едва не вылетело из Лешкиных рук. С бьющимся сердцем он еле вытащил на борт трехфунтового окуня. Следом за окунем клюнула и попалась на крючок метровая ремень-рыба. Лешка поднял ее уже до палубы, как она, перекусив леску, ушла вместе с крючком. У юнги был запас крючков. Живо подвязав другой, он закинул снова, и опять рыба схватила его на лету. На этот раз попалась удивительная красавица — синяя, с золотыми полосами и большими золотыми глазами, отороченными красными ободками. Рыба с удивлением, как показалось мальчику, смотрела на него, медленно раскрывая рот, словно что-то хотела сказать, а может, и говорила, да так тихо, что Лешка слышал только что-то похожее на скрип. «Золотая рыбка», — подумал Лешка и, осторожно отцепив ее, бросил в воду. «Что же я ничего у нее не попросил?» — спохватился он, да было поздно. Он наловил с полведра окуней и еще каких-то головастых рыб, попалась и ремень-рыба, но золотая больше не попадалась…
— Ты что за катер спрятался? — Лешка узнал голос Зуйкова. — Ишь сколько натаскал. Клюет?
— Как видите.
— Вижу. Смотри-ка, как наша плотва, только пофорсистей будет, — сказал Зуйков, рассматривая только что пойманную рыбу, брошенную в ведро. — Я тебя ищу, ищу. Ты что, команды не слыхал?
Лешка вскочил.
— Какой команды?
— Не тревожься, не для нас, для второй вахты. Перегрузка из кормового, чтобы корму поднять. Всем там делать нечего, только мешаться будем… Наша очередь завтра, а сегодня на берег! Сейчас едем!
Мальчик улыбнулся, глядя в море, куда-то за белую линию прибоя на рифах.
— Вы понимаете, дядя Спиря, я только что поймал золотую рыбку.
— Да ну? Где она?
— Выпустил. Жалко стало. Такой красоты я еще не видал. Вся горит и сверкает…
— Выпустил, говоришь?
— Ага.
— И красивая, говоришь?
— У меня прямо мороз по коже, вот какая!
— Ну и правильно сделал. Иди надевай форму.
Юнга только сейчас заметил, что дядя Спиридон в белоснежных штанах, правда довольно помятых, в форменке, а на ногах — надраенные сапоги.
В баркасе, когда Зуйков рассказал про Лешкину золотую рыбку, Роман Трушин покачал головой:
— Эх парень! Давалось счастье тебе, а ты не воспользовался, взял да бросил его в воду. Надо было попросить чего-нибудь у ней.
— Я уже подумал…
— Сказал бы, золотая рыбка, сделай так, чтобы наш клиперок перемахнул из здешних райских мест до нашего дому. А? Вот было бы дело!
— В другой раз, как только поймаю, закажу ей насчет вашей просьбы, — в тон ему ответил мальчик, в душе которого еще долго жило ощущение, что он соприкоснулся с чудом, хотя вскоре ловил не менее удивительных рыб, но то была первая, ошеломившая его неожиданной красотой и таинственным шепотом.