Клинок судьбы. Сага Черного Континента - Страница 79

Ряды поселенцев вскоре пополнились дезертировавшими матросами из разных стран и рабами, сбежавшими с плантаций сахарного тростника. По мере того как население все более увеличивалось, росла необходимость в каком-то подобии союза, и люди объединились в братство, где все члены имели равные права и следовали единым для всех суровым правилам.

Что же касается заявления Кейна, будто эти благородные люди так низко пали, что занялись пиратством, то я думаю, их вынудили к тому обстоятельства и враждебность испанцев, которые ревностно оберегали свою торговую монополию в этом районе.

Любопытно, что в этом эпизоде встречается несколько исторических неточностей, о которых упоминалось ранее. Первая заключается в том, что мыс Горн получил свое теперешнее название лишь в 1б1б году, когда его впервые обогнул португальский мореплаватель Якоб Ле Мэр. Он назвал его так по имени города Ден Хоорн, откуда была отправлена экспедиция. До тех пор Огненная Земля считалась частью огромного неведомого южного материка, хотя уже при жизни Кейна некоторые мореплаватели, в частности Дрейк, сомневались в верности этой гипотезы.

Еще одна неточность — морские разбойники обосновались на острове Тортуга лишь в 1629 году, а само слово «пират» не упоминалось в английских документах вплоть до 1665 года. Все это произошло уже после смерти Кейна.

Надо думать, Кейн провел какое-то время на Испаньоле, так как именно там мог найти временное пристанище борец за справедливость, пытающийся разобраться в своих собственных мыслях.

Тем не менее, представляется сомнительным, что Кейн нашел там ответы на мучившие его вопросы, хотя возможно, что расправа с бывшим капитаном предопределила его дальнейшие действия. Этот эпизод также объясняет и отъезд Кейна с острова — пираты не потерпели бы столь крамольных рассуждений внутри своего общества. И, разумеется, они не могли пойти против пирата, чьи злодеяния осмелился открыто осудить Кейн. Этот инцидент мог привести Кейна к мысли о том, что справедливость и возмездие торжествуют лишь тогда, когда кто-нибудь возьмет это дело в свои руки. Испытанные им горечь, разочарование и праведный гнев вполне объясняют отвращение Кейна к существовавшей тогда социальной системе, которая, строго говоря, во многом превосходила теперешнюю. Нельзя утверждать наверняка, но, возможно, на решение Кейна покинуть остров повлияла и ярко выраженная гомосексуальная ориентация пиратов.

Мне кажется, что именно тогда Кейн отправился в Дариен, где он «…научился и красть, и резать по дереву, и строить козни…».

Дариен находился недалеко от Испаньолы, поэтому новые навыки Кейна вполне поддаются логическому объяснению. Но, несмотря на приобретенный в Дариене опыт, пуританин все еще не мог обрести спокойствие и найти свое истинное призвание.

В 1573 году Кейн возвращается в Европу и начинает уделять внимание политике. Можно предположить, что именно в это время он становится участником вышеупомянутой гражданской войны во Франции и сражается на стороне гугенотов, так как события Варфоломеевской ночи, несомненно, сделали его еще более ярым приверженцем протестантской веры. Он участвовал по крайней мере в одном из главных сражений и долго не мог понять, по какой причине ему захотелось разделить участь тех, кто сражался на поле боя. Прежде всего он осознал, что война — это кровавое месиво, даже если она ведется в исключительно благородных целях. Кейн попросил отставки, потому что его «тошнило» от «…множества злодеяний, замаскированных внешней благопристойностью…».

Покинув Францию, Кейн отправляется в Германию и именно с этого момента начинаются его приключения.

Думаю, справедливо будет сказать, что большинство тех, кто изучает образ Кейна, считают его последующие подвиги в Черном Лесу лишь незначительным эпизодом в жизни пуританина. Но, несмотря на это, интересно отметить, сколь много заключено в трех отдельных эпизодах, хотя два из них не закончены, а третий состоит всего лишь из пяти абзацев.

Следует признать, что спорным является вопрос о включении рассказа «Черные всадники смерти» в истории про Черный Лес, но в тексте нет ничего такого, что противоречило бы общему замыслу. Действие разворачивается в мрачном лесу, и многие исследователи считают, что рассказ необходимо включить в сборник. Я полностью разделяю эту точку зрения.

В этих трех историях нет ни малейших намеков, позволяющих установить их хронологический порядок, поэтому я бы поставил в начало рассказ «Черные всадники смерти», где говорится о первых подвигах Кейна, — всего лишь по той причине, что в нем упоминается конь, о котором не сказано ни слова в остальных историях. После этого следует «Перестук костей», а затем — «Замок дьявола», где Кейн знакомится с Джоном Сайлентом (3), который предлагает пуританину сопровождать его в путешествии в Геную и сражаться вместе с ним против турок.

Учитывая отвращение Кейна к пиратству, многие читатели, возможно, будут удивлены, что я согласен с Блоссером в том, что Кейн действительно принял предложение Сайлента и принял участие в разбоях на Средиземном море.

Следует иметь в виду, что дела на Средиземном море обстояли совсем иначе, чем на Карибском. Жестокие религиозные войны, потрясавшие эти земли в течение веков, ко времени появления там Кейна уже закончились, между мусульманами, которые обосновались в Леванте, и христианами, хозяйничающими на севере, было заключено шаткое перемирие. Несмотря на это, обе стороны нередко нападали на суда друг друга — и это считалось не пиратством, а вполне закономерными действиями, характерными для бесконечных религиозных войн. Прекратить этот разбой было практически невозможно, потому что многие государства этого региона (например, Мальта), полностью зависели от количества награбленного добра. Я думаю, вряд ли участие в подобных операциях слишком отягощало совесть Кейна; в конце концов, здесь речь шла не о столкновении двух идеологий, как во Франции, а о войне между народами, исповедующими различную веру. Более того, Кейну сложившаяся ситуация доставляла немало удовольствия, в процессе сражений он приобрел репутацию знаменитого воителя.

Ему неизменно сопутствовала удача, и многие годы спустя арабский работорговец Хасим из рассказа «Ужас пирамиды» скажет, что слышал о том, «…кто наголову разбил турок, о ком до сих пор вспоминают свирепые корсары».

В регионе, где количество галер являлось мерилом военной мощи, каждая сторона старалась прежде всего завладеть гребцами противника. За них можно было получить огромный выкуп, но прежде всего ценился их рабский труд.

Именно из-за этого Кейн не захотел больше быть корсаром. Захваченный в плен мусульманами, он сначала «работал на виноградниках», но без сомнения делал это с явным отвращением и оказывал плохое влияние на остальных рабов, поэтому вскоре его определили в гребцы на галере, что было самым ужасным испытанием для пленника.

Хотя считается, что мусульмане с крайней жестокостью обращались с рабами — об этом свидетельствуют многие первоисточники, например, воспоминания Мигеля Сервантеса, — это не более чем желание христиан вызвать ненависть к «иноверцам». Сейчас имеются свидетельства о том, что все необязательно происходило именно так; жестокое обращение турок со своими пленниками не нужно преувеличивать.

Кейн, однако, не смог забыть о том, как зверски мучили его арабы. В рассказе «Ужас пирамиды» он говорит о том, что и поныне ощущает «…шрамы, оставленные на его теле плетьми мусульманских надсмотрщиков на галерах. До сих пор Кейна жгла неуемная ненависть».

Конечно, за Кейна могли дать богатый выкуп, так как он был достаточно знатного происхождения, но подобный выход — не для героя Говарда; ему удается сбежать от турок, и хотя не указывается, как именно это произошло, можно не сомневаться, что этот момент сопровождался кровавой схваткой.

Он вернулся в Англию в 1577 году, но его религиозные убеждения опять пришлись «не ко двору», поэтому Кейн возобновил старое знакомство с Фрэнсисом Дрейком и решил отправиться вместе с ним в кругосветное плавание. Они были в пути почти год, когда до них дошла весть, что казнили сэра Даути, и это создало трещину в отношениях между ними. Блоссер убежден, что Кейн вернулся в Англию вместе с Дрейком, я же считаю, что Кейн вернулся в Европу раньше, возможно, на борту французского судна. Это вполне объясняет появление Кейна во Франции около 1579 года и служит началом рассказа «Под пологом кровавых теней». (4)