Клиника С - Страница 1

НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга – учреждение вымышленное. Нет смысла искать его в справочниках или на карте Москвы. Если взять какое-то реально существующее медицинское учреждение и написать о нем книгу, то всем другим медицинским учреждениям, обойденным вниманием, сразу же станет обидно. Вот и приходится выдумывать названия учреждений и имена героев. Все прочее уже не вымысел, а реальность, суровая правда наших будней. Возможно, иногда она покажется вам, дорогие читатели, слишком суровой, но не надо винить в том автора, ведь автор, как уже и было сказано, выдумал только названия и имена.

Пятиминутка началась бурно. Заведующая вошла, нет – ворвалась, в ординаторскую, села на единственный оставшийся незанятым стул за столом у окна и сразу же вцепилась в полного брюнета, сидевшего на диване рядом с Моршанцевым.

– Михаил Яковлевич, почему вы позволяете себе давать обещания больным за моей спиной?! Причем – заведомо невыполнимые обещания?! Вы такой умный?! Или – наоборот?!

«Однако!» – подумал Моршанцев, отводя взгляд от наливающегося красным лица Михаила Яковлевича. Настроение, бывшее до того приподнято-торжественным (как-никак первый рабочий день, да еще где – в самом НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии!), немного потускнело.

– Я никому, Ирина Николаевна… – забормотал Михаил Яковлевич. – Какие обещания?

– Что вы вчера во время обхода наговорили Красикову?! Вспомнили?!

– Но это же были предположения, – на лбу Михаила Яковлевича выступила испарина. – Я просто поделился мнением…

– Делиться мнением вы можете дома или в гостях! – оборвала Лазуткина. – А здесь вы – врач! Должностное лицо! И каждое ваше слово воспринимается больными и их родственниками как истина в последней инстанции!

Моршанцев невольно залюбовался заведующей. Хороша, хоть и явная стерва. Ему нравились такие женщины – изящные, большеглазые, с классическими точеными чертами и бархатной персиковой кожей. Ну а если еще глаза сверкают, пусть даже и гнев тому причиной, а на загорелых высоких скулах проступает румянец… В какой-то момент Моршанцев поймал себя на том, что слишком уж бесцеремонно пялится на заведующую, и стал смотреть в окно на облака, проплывавшие по низкому пасмурному небу.

– Идите, я вас больше не задерживаю! – прозвучало в завершение разноса.

– Совсем идти? – Михаил Яковлевич встал и растерянно огляделся по сторонам, словно ища поддержки у собравшихся.

Собравшиеся старательно отводили глаза в сторону.

– К Красикову идти, – заведующая отделением понизила голос до обычного. – Идти и исправлять свою ошибку. Заодно и с женой поговорите, чтобы не стояла цербером у моего кабинета. И если что-то подобное повторится…

– Не повторится, Ирина Николаевна, – заверил Михаил Яковлевич и вышел из ординаторской, неслышно закрыв за собой дверь.

– Что по дежурству? – заведующая посмотрела на женщину в высоком накрахмаленном колпаке, больше подходящем повару, нежели медику.

– В отделении сорок шесть человек, двое выписаны, один переведен в реанимацию, один поступил…

Доцент Мокроусов, узнав о том, где собирается работать Моршанцев, многозначительно хмыкнул и посоветовал семь раз все взвесить и только потом действовать. Моршанцев, во всем любивший ясность, пристал с вопросами и узнал, что ему предстоит работать у самой молодой из заведующих отделениями, которая, несмотря на совсем юный для этой должности тридцатилетний возраст, профессионализмом и умением держать подчиненных в ежовых рукавицах может заткнуть за пояс любого из коллег. «Лазуткина фурия, Дима, настоящая фурия!»

Мокроусов любил преувеличить и приукрасить, поэтому Моршанцев не придал большого значения его словам. Мягкосердечные и слабохарактерные люди начальниками обычно не становятся, а про любого из заведующих отделением можно нарассказывать страшилок. Невозможно руководить людьми, время от времени не прищемляя кому-то хвост, а стоит только раз сделать это, как пойдут разговоры о суровости, необоснованных придирках и т. п. А что молодая – так это к лучшему, значит, скорее возьмет на работу молодого доктора, только что окончившего ординатуру, чем какого-нибудь заслуженного обладателя множества званий и регалий. И ежу понятно, что любой начальник подбирает подчиненных с таким расчетом, чтобы сиять самому на их фоне.

Собеседование получилось коротким. Сначала Моршанцев рассказал о себе. Затем Лазуткина поинтересовалась, знает ли он, что Институт кардиологии и кардиососудистой хирургии – учреждение федерального подчинения и потому здешние врачи получают меньше «городских», работающих в учреждениях, подведомственных Департаменту здравоохранения города Москвы. Моршанцев ответил, что он в курсе, но гонится не за деньгами, а за опытом. Лазуткина шевельнула уголками своих тонковатых, но красиво изогнутых губ, что, вероятно, должно было обозначать улыбку, и уточнила, понимает ли Дмитрий Константинович, как именно нарабатывается опыт. Моршанцев сказал, что он готов поселиться в отделении и пахать до бесконечности, лишь бы была такая возможность.

Заведующая отделением пообещала, что возможность непременно будет, и отправила Моршанцева к заместителю директора по лечебной работе Субботиной. Считалось, что заведующие отделениями ведут первичный отбор, отсеивая непригодных кандидатов в доктора, а Субботина делает окончательный выбор. На самом же деле Субботина после недолгой беседы с кандидатом утверждала решение заведующего отделением. Это было мудро вдвойне – как в смысле психологической атмосферы в коллективе, так и в смысле ответственности заведующих за все происходящее в их отделениях. «Бачылы очи що купувалы, тепер иште хоч повылазьте!» – старательно копируя украинский говор (сама она была москвичкой в невесть каком поколении), отвечала Субботина тем, кто приходил к ней с жалобами на подчиненных.

Субботина первым делом поинтересовалась, в каких отношениях двадцатишестилетний Моршанцев находится с воинской службой. Услышав, что по причине язвенной болезни двенадцатиперстной кишки (последствие скверной студенческой привычки питаться на ходу и всухомятку) Моршанцев признан ограниченно годным к воинской службе и призыву не подлежит, кивнула и наложила на заявление косую размашистую резолюцию. Подпись чуть было не съехала на стол, но Субботина вовремя остановилась. «Женщина с характером, эмоциональная, не слишком сдержанная», – диагностировал Моршанцев, предпочитавший на досуге психологическое чтиво развлекательному…

– Хорошего всем дня! – заведующая отделением встала и встретилась взглядом с пристально и немного недоуменно смотревшим на нее Моршанцевым. – Одну минуту! Познакомьтесь с нашим новым врачом, Дмитрием Константиновичем Моршанцевым. Дмитрий Константинович закончил ординатуру по сердечно-сосудистой хирургии в институте Вишневского…

– А что там не остался? – спросила бледная носатая женщина с капризно выпяченной нижней губой.

– Вас забыл спросить, Маргарита Семеновна! – ответила вперед Моршанцева заведующая отделением. – Прошу всех помочь Дмитрию Константиновичу поскорее освоиться. Дмитрий Константинович, сегодняшний день вы проведете с нашей старшей сестрой Аллой Анатольевной. Она познакомит вас с отделением и с институтом, а завтра уже вами займусь я…