Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз) - Страница 22

— Конечно, я занят. Что тебе нужно? — В тоне было нечто среднее между зверским рыком и добродушным подшучиванием. Пирсон почти всегда разговаривал с Баннистером именно так. Обратись он к лаборанту более приветливо, тот, пожалуй, сильно бы смутился.

Баннистер был непробиваем. Он поманил к себе стоявшего за его спиной человека:

— Входите. — Потом снова обратился к Пирсону: — Это Джон Александер. Помните? Это наш новый техник-лаборант. Вы приняли его неделю назад, и сегодня он приступает к работе.

— Ах да. Я совсем забыл. Входите. — На этот раз голос стал более сердечным.

Макнил подумал, что старик не хочет в первый же день до смерти напугать нового сотрудника, и с любопытством поглядел на новичка. Не больше двадцати двух лет. Потом он узнал, что не ошибся. Он уже слышал, что Александер закончил колледж и получил степень по медицинским технологиям. Что ж, это очень неплохо, потому что Баннистер отнюдь не Луи Пастер.

Макнил перевел взгляд на старшего техника-лаборанта. Внешне Баннистер представлял собой уменьшенную копию Пирсона. Короткое плотноватое тело было частично прикрыто замызганным лабораторным халатом, а видневшаяся из-под него одежда была поношенной и давно не глаженной. Голову Баннистера венчала изрядная плешь, а оставшиеся волосы находились в полном небрежении.

Макнил знал историю карьеры Баннистера. Он пришел в клинику Трех Графств через два или три года после Пирсона. За плечами у парня была только средняя школа, и Пирсон взял его для подсобных работ — заполнения бланков, выполнения мелких поручений и мытья лабораторной посуды. Постепенно Баннистер обучился множеству практических вещей и стал, по сути, правой рукой Пирсона.

Официально Баннистер занимался серологией и биохимией. Но он так долго работал в отделении, что при необходимости мог выполнять, и на самом деле выполнял, множество других лабораторных методик. Пирсон возложил на Баннистера практически всю административную работу в лаборатории, и тот, по существу, являлся теперь руководителем всех остальных техников-лаборантов в отделении патологической анатомии.

Макнил подумал, что в молодости Баннистер, наверное, был хорошим лаборантом и, имей он образование, мог бы достичь в профессии гораздо большего. Но все сложилось как сложилось. Баннистер был силен в практике, но на обе ноги хромал в теории. Наблюдая за старшим лаборантом, Макнил понимал, что вся работа Баннистера основана на механической памяти, а не на рассуждениях. Да, он хорошо делал серологические и биохимические тесты, но не понимал научной сути происходивших при этом реакций. Макнил считал, что в один прекрасный день такое непонимание может обернуться катастрофой.

Макнил знал, что новый сотрудник в этом отношении был полной противоположностью Баннистеру. Он прошел обычный для современных технологов-лаборантов путь. За плечами у него годы обучения в колледже, а на последнем курсе — специализация в области медицинских технологий. Правда, словосочетание «технолог-лаборант» резало слух таким людям, как Баннистер, которые предпочитали другое — «техник-лаборант».

Пирсон махнул сигарой в сторону свободного стула, стоявшего у стола:

— Садитесь, Джон.

— Спасибо, доктор, — вежливо ответил Александер. В безупречно сидевшем лабораторном халате, отглаженных брюках и сияющих ботинках, он являл собой разительный контраст в сравнении с Пирсоном и Баннистером.

— Вы думаете, вам здесь понравится? — Спрашивая это, Пирсон внимательно рассматривал легкое.

— Уверен, что понравится, доктор.

Какой милый мальчик, отметил Макнил. Похоже, он говорит вполне искренне.

— Знаете, Джон, — снова заговорил Пирсон, — скоро вы поймете, что у нас есть свой, определенный стиль работы. Возможно, он покажется вам не совсем привычным, но нам он подходит.

— Я понимаю вас, доктор.

«Понимаешь ли? — подумал Макнил. — Понимаешь ли, что на самом деле говорит тебе старик? Он говорит, что не желает никаких перемен, что его не интересует научный бред, нахватанный тобой в колледже, и что ничто в отделении — даже мелочь — не может происходить без его благословения».

— Некоторые могут сказать, что мы старомодные консерваторы, ретрограды, — продолжал Пирсон необычайно дружелюбным для него тоном, — но мы предпочитаем старые, испытанные и проверенные временем методы. Правда, Карл?

Призванный на помощь Баннистер не стал медлить с ответом:

— Именно так, доктор.

Пирсон покончил с легкими, поковырялся в лотке, словно в ящике с лотерейными билетами, и извлек из него желудок. Старик хмыкнул и показал вскрытый желудок резиденту:

— Видите?

Макнил кивнул:

— Я уже видел, эта находка внесена в протокол.

— Отлично. — Пирсон кивнул в сторону планшета и начал диктовать: — Пептическая язва двенадцатиперстной кишки, расположенная непосредственно под пилорическим сфинктером желудка.

Александер приподнялся на стуле, чтобы лучше рассмотреть макропрепарат. Пирсон заметил это движение и пододвинул желудок ближе к лаборанту.

— Вы интересуетесь вскрытиями, Джон?

— Я всегда интересовался анатомией, доктор, — уважительно ответил Александер.

— Так же как и лабораторным делом, не так ли? — По тону Макнил понял, что Пирсон остался доволен. Патологическая анатомия была первой и единственной любовью старика.

— Да, сэр, — подтвердил новый лаборант.

— Это органы пятидесятипятилетней женщины. — Пирсон перевернул несколько страниц лежавшей перед ним истории болезни. Александер внимательно слушал. — Случай довольно интересный. Умершая была вдовой. Непосредственная причина смерти — рак молочной железы. За два года до смерти ее дети знали о заболевании, но не смогли убедить женщину обратиться к врачу. Кажется, у нее было предубежденное отношение к медицине.

— Для некоторых людей оно характерно, — вставил Баннистер. Он хихикнул, но смех его замер, когда он перехватил взгляд Пирсона.

— Оставь при себе свои глупые замечания, — оборвал его патологоанатом. — Я говорю Джону важные вещи. Тебе тоже не повредит их послушать.

Любого другого на месте Баннистера такой ответ просто шокировал бы, но старший техник-лаборант лишь широко улыбнулся.

— И что было дальше, доктор? — спросил Александер.

— Здесь написано: «Дочь утверждает, что последние два года родственники наблюдали выделения из соска левой молочной железы матери. За год и два месяца до поступления в клинику выделения стали кровянистыми. Каких-либо жалоб на другие расстройства здоровья больная не заявляла». — Пирсон перевернул страницу. — Кажется, эта женщина обращалась к целителю, который лечил ее молитвами. — Он мрачно усмехнулся: — Видно, вера ее оказалась слаба, потому что вскоре она слегла и попала в клинику.

— Думаю, что было уже поздно.

Это не простая вежливость, подумал Макнил. Этому парню действительно интересно.

— Да, — ответил Пирсон. — Если бы она вовремя обратилась к врачу, ей сделали бы радикальную мастэктомию, то есть полное удаление молочной железы.

— Да, сэр, я знаю.

— Если бы она это сделала, то была бы жива до сих пор. — С этими словами Пирсон аккуратно опустил желудок в отверстие в полу.

Но что-то продолжало волновать Александера.

— Но вы только что сказали, что у нее была пептическая язва, не так ли? — спросил он.

Отличный вопрос, оценил Макнил. Кажется, Пирсон был того же мнения, так как, повернувшись к Баннистеру, сказал:

— Послушай, Карл. Видишь этого парня? Учись у него держать уши открытыми. Берегись, он может занять твое место.

Баннистер привычно улыбнулся, но Макнил заметил, что улыбка получилась немного кислой. Слова Пирсона могли оказаться пророческими.

— Ну, Джон, — Пирсон, кажется, всерьез разговорился, — она могла, конечно, от нее страдать, но это совершенно не обязательно.

— То есть она не знала о своей язве?

Макнил решил, что пора и ему вступить в разговор.

— Удивительно, — сказал он Александеру, — сколько болезней бывает у людей помимо заболевания, от которого они умирают, болезней, о которых эти люди не имеют ни малейшего представления. Вы не раз с этим столкнетесь.