Клетка. Грудная клетка (СИ) - Страница 23

- Скажи, что не скучала, – рычит он и отпихивает меня в бок.

Я спиной врезаюсь в больничную кровать и сердито шиплю, убирая руку за спину. Какого хрена. Очередное ругательство не успевает слететь с губ, потому что меня грубо и жестко затыкают поцелуем. Язык по-хозяйски проскальзывает в рот, и я не могу сопротивляться, хотя мне кажется, что мои мысли – это достаточно, чтобы он всё понял и оставил меня в покое. Его рот, влажный и жаждущий, накрывает мои губы, зубы прокусывают губу, оттягивают её, пытаются откусить. Эта боль превращается в безумие.

Холодные дрожащие руки уверенно тянутся к моей талии. Свитер кажется слишком длинным и колючим, и по телу проходится волна тончайшей нити дрожи. Я не понимаю, почему не противлюсь этому. Я должна сказать “нет”. Я смогу, я должна, чтобы он не понял, что я принадлежу ему, что я зависима. Сейчас есть более важные проблемы и дела... Почему так медленно? Почему он так медлит с этим чертовым свитером? Руки забрались под теплую ткань и жадно сжимают пышную грудь. Я почти лежу на этой кровати, прижатая сверху Андреем. Меня накрывает с головой это ощущение, я закрываю глаза, чтобы просто чувствовать и не видеть. Как той ночью.

Губы опускаются к шее, а руки властно оттягивают голову назад, вцепившись в мои волосы. Свитер валяется на полу, а жара только прибавляется. Очередной стон растворился на губах, когда он вернулся, чтобы завести меня своим языком ещё больше. Всё смешивается: моя забота о Вике, моя ненависть к Стальцеву, мои ссоры с мамой, мое презрение к Комельскому и моя жажда Андрея.

- Ты ведь скучала по этому... – его голос впитывается в мою кожу вместе с его дыханием, – ...и по этому, – руки тянутся вниз, к ремню на джинсах.

Нет, я не позволю. Я сказала – нет! Голос в моей голове такой громкий, что я поражаюсь, почему его не слышит Фейт. Я хочу сказать это вслух, этот протест, и губы шевелятся, пытаясь выговорить что-то, но сиплый шепот превращается в беззвучную мольбу. Так посчитал Андрей, расстегивая мои джинсы.

Влажное, скользкое, горячее... Это я не могу принять. Я должна сопротивляться. Я не могу: это же просто извращение... Теплое и мягкое.

- Мне кажется, что ты всё-таки скучала, – ухмыляется Андрей, добавляя ещё один палец.

Я уже не открываю глаз. Я не могу на него смотреть, это выше меня. Но его голос, его дыхание, его прикосновения... Я унижена, мне тошно от самой себя, но я хочу ещё. Ещё. Быстрее. Почему он двигается там так медленно? Я густо краснею – и это не от жара, а от стыда – и начинаю двигаться навстречу ему, подаваясь бедрами вперед. Ещё один палец, который прижимается к чувствительной точке, и я сама притягиваю Андрея к себе. Моя гордость летит к чертям, когда я снимаю с него джинсы. Мне уже это нужно, необходимо почувствовать его внутри.

- Нет, – твердо произношу я.

Это вырвалось против моей воли. Я не хотела, правда, не хотела. Мои руки застыли, прижатые к его возбужденной плоти под тканью одежды. Взгляд холодный и отстраненный, я это знаю, потому что он отстраняется, убирая руки.

- Нет, – повторяю я, – я не скучала.

Внутри всё горит. Горит-дрожит-плавится. Каждое его касание до сих пор жжет кожу, внизу живота безудержно ноет и требует продолжения, но я спокойно подбираю свитер с пола и подхожу к двери.

- Либо ты говоришь со Стельцевым по поводу его поведения, либо больше не подходи ко мне, – продолжаю я незаконченный разговор.

Андрей слишком отрешенно выглядит. Он кивает головой, застегивая джинсы, плотно сжимает губы, и зеленые глаза взглядом сверлят дыру в полу.

- Я буду с Викой.

- Так вот что значит: “Такой, как я”, – процедил Фейт, поворачиваясь ко мне.

- Не уверена, что ты понял правильно, – хмыкнула я, поправляя волосы.

- Я понял всё правильно. Раньше со мной были только девушки на ночь. Одна ночь за деньги. А ты согласна и бесплатно. Значит, я чертовски хорош. Ты ведь это имела в виду? – весь его вид показывает то, что теперь я для него в списке шлюх.

- Как ты меня ещё грязнокровкой не обозвал?! – театрально удивляюсь я.

- Ты не грязнокровка, ты просто сквиб.

Он открывает двери и выходит, на пару секунд опережая меня. Хочет показать свое пренебрежение? Да пожалуйста. Катись. Вали. Маршем вместе со Стальцевым. Оба. Два несчастных задрота-дилера.

====== Пати на хате ======

Vegas, baby!

Четыре долгих дня, мучительных по своей сути. Я хотела выбросить это из головы, то, что случилось между мной и Андреем в этой чертовой палате. В той комнате, может, кто-то умирал неделю назад, а этот ублюдок трахал меня там. Это омерзительно, и теперь я это могу признать.

Стальцев заплатил за всё врачам и пропал из поля зрения. Я не стала спрашивать у Андрея об этом, я с ним вообще не разговаривала. А вот Волди, наоборот, вела себя слишком активно по отношению к этому засранцу. Хотя, откуда ей знать, что он засранец, я ведь ничего не рассказала.

- Левчук, ты перестанешь когда-нибудь есть?

- Андрей, мне нужно поправляться, так что тащи сюда эти бургеры!

- Поправляться – это значит есть витамины, да и вообще полезную пищу. А гамбургеры я полезной пи...

- АНДРЕЙ, НЕ СПОРЬ С НЕРВНОЙ ЖЕНЩИНОЙ!!!

- Ооооо, за что мне это?

- Сам напросился в сиделки!

В основном из разговоры состояли из всякой херни, ничего не значащей и не обременяющей, так что Вика, глядя на меня, насупленную на кресле в углу комнаты, просто улыбалась. И эта улыбка меня бесила: неужели, блять, так незаметно, что я злюсь?

Врачи сделали ей операцию, одну из таких, после которых восстанавливаться всего два-три дня. “Безумно дорого, наверное! И как я за всё это расплачусь?” – с ужасом шептала Волди, стоило врачам назначить ей какие-нибудь таблетки или процедуры. Нам периодически звонили родители и одногруппники. Первым мы спокойно врали о том, что учимся и у нас всё прекрасно, что мы готовимся к важным зачетам и нам лучше не мешать. У вторых на слуху была версия о том, что мы слегли на неделю от гриппа. Надеюсь, что Артем на самом деле всё уладит.

Я не отходила от неё после того, как на следующую ночь после операции у Вики пошла кровь из всех, простите, отверстий. Врачи всё исправили, сказали, что с опухолью это не связано, но мне как-то слабо поверилось. Зато Волди, невинно хлопая глазами, поверила всему. Даже когда у неё кровь из глаз как слезы шла, она смеялась и шептала что-то вроде: “Прямо как в Хаусе, прикинь!” Это ходячий пиздец, а не человек.

- Гамбургеров!...А теперь горбатый!...Хах, это “утка”, чтоль?!...А кроссворды есть у кого-нибудь?...Ну, расскажи ещё что-нибудь...О, а потом мы, короче, дрались за плюшевого медведя... Да я тебе точно говорю!... Позовите того симпатичного санитара, я хочу, чтобы он помог мне принять душ!... – основное из того, что за эти дни выносил от Вики мой мозг.

Я терпела, как могла, хотя терпение мое было на исходе. Попытаться успокоить её? Ребята, мы говорим о Вике! Эта бестия затыкалась только после плотного обеда или от скуки, другие методы в больнице на неё, видимо, не действовали.

При Волди мы с Андреем делали вид, что всё нормально, даже улыбались друг другу. Но стоило ей уснуть или нам выйти из палаты, всё сразу становилось тем, чем и должно быть. Он смотрел на меня, как на шлюху, а я на него – как на насильника. Мы выходили из палаты и сразу шли в разные стороны, даже если нам было по пути. Я лучше сделаю по этажу лишний круг, чем пройдусь рядом с этим козлом. Мама переслала мне ещё денег, и покупать модные журнальчики, чтобы забить чем-то время, не было проблемой. Питались мы за счет больницы, оставалась только запарка с душем. Нормально помыться у меня возможности не было, только раковина с хлорированной водой, потому что привилегия душевой была только у больных. Вика пыталась провести меня пару раз, но симпатичный злой санитар верещал, что посетителям вообще здесь нечего делать в такое время (обычно мы выбирались “на разведку” после отбоя). Андрей же каждое утро приходил в гости – в то время, как я ночевала на кресле-кровати – чистый и свежий. И где он живет, раз может привести себя в порядок? Я много раз порывалась подойти и спросить, в каком приюте для бездомных он нашел себе местечко, но всю “работу” за меня сделала Вика, чем спасла меня от приступа облома гордости. Правда, Фейт отшутился тем, что подрабатывает по ночам в коротких юбкам и колготках в сетку.