Клетка для разума (сборник) - Страница 3

Улыбнувшись при этом воспоминании, Модьун спокойно объяснил, что самки-обезьяны иногда возражают против наблюдения.

Четверо самцов посмотрели на него не мигая, сначала удивленно, потом с почти одинаковым презрением.

— О Господи, — произнес человек-ягуар, — вы что, имеете в виду, что вы, обезьяны, позволяете своим самкам указывать, что вам делать?

Он посмотрел на своих попутчиков с иронической усмешкой.

— Вижу, что нам придется учить этого приятеля, что значит быть мужчиной. — Он протянул руку и высокомерно похлопал Модьуна по руке. — Не тревожьтесь, сэр. Держитесь нас, и мы скоро приведем вас в нормальное состояние.

И в этот момент впервые четверка людей-животных представилась. Человека-ягуара звали Дуулдном, человека-медведя — Руузбом, человека-лису — Наррлом, а человека-гиппопотама — Иччдохзом.

Сообщив свои имена, они замолкли в ожидании, но Модьун несколько секунд колебался, торопливо роясь в памяти, чтобы понять, что же эти имена могут означать и откуда они происходят. При идентификации животных люди просто присваивали каждому определенное количество букв алфавита: пять для животных из Северной Америки, шесть — из Южной, семь из Африки и так далее. Компьютеры, запрограммированные на то, чтобы давать имена, не должны были использовать лишь одну букву для имени. Поэтому не было человека-животного, у которого было бы имя Ааааа или Ббббб. Но за исключением этого — полная свобода. В этой чехарде с именами его попутчикам еще повезло — их имена еще можно было произнести вслух.

И тут же Модьуна обеспокоила мысль, что способ, который использовали люди, когда давали имена, немного отличается от этого, и поэтому, если он назовет свое имя Модьун, тот тут же разоблачит себя, как человеческое существо… для любого, кто немного разбирается в этом.

Но колебался он недолго. Модьун сразу понял, что изменяя букву «ь» на «и», он сможет сохранить произношение, не разоблачая себя при этом, а, добавляя «н», благодаря тому, что в его имени семь букв, он укажет, что он из Африки. По крайней мере он сможет делать это, пока не введет в какой-нибудь компьютер комбинацию букв своего имени.

Что на самом деле не имело никакого значения. В конце концов, было бы нелепо слишком долго поддерживать обман, что он обезьяна.

Они приняли его измененное имя без вопросов. Итак, он теперь Модиунн… на несколько часов. Или минут.

После этого Дуулдн, человек-ягуар, сообщил, что он и его попутчики направляются в центр города.

— Понимаете, — сказал Дуулдн, — здесь обычная система поселений. Думаю, она такая повсюду в мире.

— Да, — коротко ответил Модьун.

Выбравшись из машины через несколько минут, он понял, что сердится. Разве понимает он, как управляются эти города?! Он, принадлежащий к расе, создавшей эти автоматические города и автоматические поселения… короче, все на этой планете!

Тем не менее когда машина отъехала, а четверо людей-животных быстро пошли по широкой улице, Модьуну потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что они направляются к двигающемуся тротуару.

«Конечно», — догадался он тогда, ругая себя.

В памяти всплыли давние воспоминания, и город показался более знакомым. Он припомнил, что жилая зона разбита так, чтобы принимать приезжих в одном секторе, затем идет намного больший сектор, где проживают семьи постоянных жителей, и наконец роскошные апартаменты для людей.

Путешествие по движущемуся тротуару закончилось через полтора квартала. Человек-ягуар указал на склон холма и сказал:

— Эй, здесь вся улица свободна. Давайте поселимся здесь, а потом выйдем и пойдем поесть.

Модьун последним преодолел четырехдорожечный переход от скоростного тротуара к среднескоростному, а затем к медленному тротуару и наконец шагнул на улицу. Его попутчики поднимались вверх по склону холма, а он медленно и нерешительно следовал за ними. Продолжать ли ему свой обман? Это казалось делом не очень несерьезным. Тем не менее, вскоре он, как и другие, стоял перед рядом кнопок. Он нажал свое обезьянье имя.

И ждал, пока дверь по сигналу компьютера откроется.

Однако компьютер отказался впустить его.

— Вы не правильно указали свое имя, — сообщил он.

Целая вечность прошла, а Модьун ничего не делал, никак не реагировал, даже не обдумывал то, что произнесла машина. Он был в смятении, подобного чувства он никогда прежде не испытывал. В каком-то отношении это и было его реакцией, но совершенно новой для него, неосознанной, и его разум не понимал реакции тела.

Самым фантастическим было то, что в таком же смятении оказались также и его мысли…

Модьун начал приходить в себя. Сначала он просто наблюдал. Перед ним рядом с дверью в квартиру находился механизм: кнопки, которые он нажимал, маленькая треугольная металлическая решетка под ними — откуда голос компьютера произнес эти невероятные слова.

С одной стороны Модьун видел длинный ряд стерильных квартир, точно таких как та, которую он выбрал для своего проживания. Ну, не совсем квартир. Они все были одноэтажными и простирались на весь квартал, как террасы. Перед каждой квартирой было несколько ступенек, ведущих на небольшое крыльцо, и Модьун предположил — хотя он не мог ясно видеть, что было у других дверей, — что на каждом крыльце были кнопки с буквами и система динамиков за решеткой.

В некотором смысле, он взирал на однообразный мир. Но каким еще образом можно обеспечить жильем миллионы существ? Действительно, если предки занимали такую же терпимую позицию по отношению к людям-животным, как и он, то они заботились не о красоте, а лишь о пользе.

Но, поскольку чистота была вещью полезной, они снабжали каждую квартиру в любом городе автоматической чистящей системой. Так что пластмассовые стены и пластмассовые двери, как и решетка из нержавеющей стали, блестели — так было чисто. И ступеньки выглядели вымытыми и выскобленными, а на тротуаре под ними не было ни пятнышка грязи.

Модьун все еще рассеянно осматривал мир вокруг, когда до него вдруг дошло, что же так подействовало на него.

Отказ.

«Мне отказали!»

За всю его жизнь в несколько сотен лет никто никогда не отказывал ему! Это был удар по его сознанию, перед которым никогда не существовало никаких барьеров, кроме философии о тщетности бытия… и особенно тщетности усилий. Действительно, ничего не стоит делать. Вот потому-то у тел есть чувства, а у мозга — нет. Человеческая натура такова, что человек может отдавать себе отчет, когда его тело испытывает чувства. Уделом людей был выбор, обращать или нет внимание на чувства своих тел.

И теперь он был лишен этого. Когда Модьун осознал всю удивительную глубину своего открытия, несшего беспокойство, он понял, что его тело испытывает раздражение.

Осознание физического чувства было подобно сигналу. Тут же весь его мозг вернулся к нормальному состоянию: отделился от тела, стал более спокойным, но и более любопытным.

— В чем проблема? — сказал Модьун. — Мое имя имеет нужную длину и правильный код для обезьяны из Африки. Почему меня не принимают?

— Личность с таким именем — Модиунн — в настоящее время зарегистрирована в Африке и проживает по определенному адресу.

Раздражение усилилось. Почему-то казалось, что его телом все труднее и труднее управлять. Несколько секунд понадобилось Модьуну, чтобы понять, что создавало такое беспокойство его телу. В прежние времена можно было запрограммировать компьютеры, чтобы они учитывали такие детали, но это не было сделано. Ни одно человеческое существо никогда не беспокоилось об отдельном животным, где оно находится или даже что случилось с ним.

Поэтому он произнес теперь угрожающим тоном:

— С каких пор компьютеру есть дело до местонахождения какого-то отдельного животного?

— Вы спрашиваете, имею ли я право отказаться впустить вас? — спросил компьютер.

— Я, — ответил Модьун, как человек, осознающий свое величие, — спрашиваю, откуда вы знаете, где находится Модиунн? Я хочу знать, кто связал вас с компьютером в Южной Африке.