Классическая проза Дальнего Востока - Страница 201

Когда мне было восемь лет, я спросил отца:

- А что такое Будда?

- Буддами становятся люди, - ответил отец.

- А как они делаются буддами?

- Становятся благодаря учению Будды, - ответил отец. И снова я спрашиваю:

- А того Будду, который обучал будд, кто обучал?

- Он тоже стал Буддой благодаря учению прежнего Будды, - опять ответил отец.

Я снова спросил:

- А вот самый первый Будда, который начал всех обучать, - как он стал Буддой?

И тогда отец рассмеялся:

- Ну, этот либо с неба свалился, либо из земли выскочил. Потом отец потешался, рассказывая об этом всем:

- До того привяжется, что и ответить не можешь.

Из "Повестей от всех краев земли нашей" [92]

Чтобы заполучить назад сокровища, взятые во дворец морского дракона в бухте за мысом Фуса у берегов Сануки, Тайсёк-кан вызвал туда столичных музыкантов, а потом из бывших при них больших барабанов один поднесли в дар Восточному храму в Нара, другой же стал драгоценностью храма Западного.

Какое-то время спустя этот барабан передали храму Ниси-Хонган и там на нем отбивали часы. Когда же взялись менять на нем кожу, то заглянули внутрь, и оказалось, что там меленькими знаками начертан рецепт целебного снадобья "хосинтан". Посмотришь снаружи - простое дерево, зато внутри намалевано превеликое множество святых архатов золотого и серебряного цвета. Замечательный барабан, нет другого подобного в Японии.

А с барабаном Восточного храма получилась такая история. Его каждый год одалживали для отправления богослужений храму Кобуку. И вот однажды из Восточного храма объявили, что барабана больше не дадут. Настоятель и монахи-воины храма Кобуку стали умолять, чтобы их уважили хотя бы в этом году, барабан в конце концов получили и богослужение справили.

Однако, когда явились из Восточного храма посыльные, барабан им не вернули, а собрались всей братией и принялись ругаться. "Сколько лет одалживали, а теперь назло нам делают! Не отдадим, лучше разобьем в щепки!" - говорили одни. "Мало им этого, сожжем у них на глазах на равнине Летучих огней!" - кричали другие. Молодые послушники и буйные духом монахи-воины ярились, голоса их гремели в кельях, не умолкая. Тогда выступил вперед престарелый монах, премудрый учитель, и сказал: "С самого утра слушаю я вас и утверждаю, что все ваши вопли и угрозы служат лишь к разорению обиталища чувств ваших. По моему же разумению, есть способ у нашего храма присвоить сей барабан в целости и сохранности". Живо соскоблили внутри барабана старинную надпись "Восточный храм" и на том же месте вывели ту же надпись "Восточный храм" свежей тушью, после чего, ни словом о том не обмолвясь, вернули барабан Восточному храму. Там обрадовались, поместили немедля в сокровищницу и порешили впредь больше не давать никому.

Однако на следующий год перед началом богослужений опять явился к ним монах-посыльный из храма Кобуку и заявил: "По примеру прежних лет пришел я за нашим барабаном, что оставляем мы у вас на хранение". Озлившись, они посыльного избили и прогнали.

Дело было представлено в канцелярию начальника столицы и принято к расследованию. Когда барабан осмотрели, то увидели надпись "Восточный храм" по выскобленному месту, и решение вышло такое: "Хотя это дело рук храма Кобуку, однако только по оплошности Восточного храма нельзя уже выяснить, какова была старая надпись. Барабан отныне объявляется собственностью храма Кобуку, храниться же ему надлежит, как и прежде, в Восточном храме". Говорят, что с той поры храм Кобуку брал барабан, когда ему требовалось, и колотил в него, к полному своему удовлетворению.

В ящике сверло, рубанок, тушечница, угольник. Рассказывают, что жила на Итидзёкодзорибаси женщина, лицом неказистая, но не без приятности, могучего сложения и весьма искусная в плотницком ремесле.

Вы скажете: "Столица велика, в ней и мастеров мужского пола предостаточно, зачем же нанимали женщин?" Так вот, их призывали в особняки благородных кугэ для небольших работ в женских покоях, когда не стоило затрудняться отбором и проверкой мастеров-мужчин, например, в случае надобности исправить заграждение от воров или там заменить в окне бамбуковую решетку.

Как-то раз в конце осени за этой женщиной-плотником прислали служанок, и они проводили ее в сад, заросший алыми кленами. "Выноси сюда все из спальни госпожи, да поживее, - сказали ей. - Все шкафы и полки, не оставляй и подставок для изображений Эбису и Дайкоку". - "Покои эти совершенно еще новые, - усомнилась она. - Зачем же их разорять?" - "Удивление твое понятно, - ответили ей. - Но только случилось вот что. В прошлое полнолуние наша госпожа от души предавалась здесь развлечениям до самой темноты, а затем прилегла вздремнуть. Немного спустя две камеристки по имени Мигимару и Хидаримару принялись наигрывать на кото у ее изголовья. При этих звуках все, кто был в покоях, пробудились, стали осматриваться и видят: ползет по потолку женщина о четырех руках, с черной черепашьей харей и с плоской поясницей и вроде бы направляется к госпоже. "Подайте мне мой меч!" - вскричала госпожа отчаянным голосом. Ближняя служанка, которую зовут Кураноскэ, кинулась было за мечом, однако привидение в тот же миг исчезло. Придя в себя, госпожа пожаловалась, что приснился ей страшный сон и что чувствует она себя так, словно в спину ей вбили огромный гвоздь. От боли она едва разума не лишилась, и хотя на теле ее не было ни царапины, циновки под нею оказались залиты кровью. Тогда послали в Гион, что близ храма Ясака, за гадателем по имени Абэ-но Сакон. Погадавши, он объявил: "Должно быть, в этом доме где-то скрыт источник всяческих бедствий". Вот почему все без остатка надлежит здесь осмотреть. Не смущайся же и выноси".

Она и вынесла все, так что остались одни голые стены, сняла даже акарисёдзи, но ничего необычного не обнаружилось. "Разве что здесь что-нибудь... " - произнесла она и сложила наземь груду сбитых дощечек с молитвословиями из храма Энрякудзи. Тут все увидели с удивлением, что дощечки эти шевельнулись, и принялись отдирать их одну за другой. Под седьмой сверху дощечкой оказалась ящерица ямори длиной в девять вершков, прибитая к ней гвоздем через спину, высохшая в толщину бумажного листа, но все еще живая. Ее тут же сожгли, и с тех пор в этом доме никогда ничего не случалось.

Из книги "Пять женщин, предавшихся любви" [93]

По календарю первый день новой луны второго года Тэнва - день счастливой кисти. Все записанное в этот день принесет удачу. Второй день - день женщины. С самой древности, с века богов, птицы, познавшие тайны любви, учат науке страсти. Потому и нет конца проказам мужчин и женщин.

Жила тогда одна красавица - жена придворного составителя календарей. Молва о ней с уст не сходила, кажется, горы бы сдвинула страсть, возбужденная ею в столице. Брови ее могли поспорить с лавром, с лунным серпом на праздничной колеснице. Обликом она была как первые вишни в Киёмидзу, когда они вот-вот начнут расцветать, а прелесть ее губ напоминала багряные листья кленов горы Такао. Немало сложили об этом песен.

Дом их находился в проезде Муромати. Даже в огромной столице, среди тогдашних щеголих, блиставших модными нарядами, не найти было второй такой, как она...

Все больше расцветает весна, заставляя трепетать человеческое сердце. В эту пору глицинии в Ясуи - словно лиловые облака, даже краски сосен блекнут рядом с ними. Здесь по вечерам толпятся люди, и гора Хигасияма дивится такой толчее.