Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника - Страница 11

Отец Хайда прожил после смерти королевы Елизаветы более тридцати лет, пользовался исключительным авторитетом в графстве, благодаря чему он урегулировал ряд конфликтов, возникавших между соседями. Дополнительным штрихом к портрету этого человека может служить единственное сохранившееся его письмо, написанное в июне 1625 года и адресованное брату Николасу, избранному в первый парламент Карла I. В нем он выражал заботу о бедных, высказав пожелание, чтобы парламент пересмотрел статуты о бедных, принятые в конце елизаветинского царствования, облегчил их положение и определил меры к улучшению сельского хозяйства в их интересах. Это любопытно, ведь его сын в своих сочинениях не написал о положении бедных и решении социальных проблем ни строчки. Интересно и то, что при предполагаемом знании европейских дел в письме Генри ни словом не упомянул о внешней политике Карла, которая тогда стала главным предметом внимания парламентариев. В последние годы жизни Генри страдал от все более частых приступов болезни, причину которой доктора не могли назвать. Одним из симптомов была боль в левой руке, из-за которой он бледнел (несмотря на сангвиническую комплекцию) и почти терял сознание. Приступы происходили и днем, и ночью, и продолжались более пятнадцати минут. Страдания отца, несомненно, остались в памяти Кларендона; десятилетия спустя он точно описывал их. Незадолго до смерти отец передал управление поместьем Пертон Эдварду, покинул Динтон и в 1632 г. перебрался в Солсбери, где поселился в доме неподалеку от кафедрального собора, в котором были похоронены многие его родственники и друзья. Посетив несколько городских церквей, он решил, что хочет быть похороненным в соборе, и сам выбрал место. Он скончался 29 сентября 1634 года. В описании Хайда смерть отца – это смерть доброго христианина.

Рассказ Кларендона об отце свидетельствует, что тот был для него образцом, «лучшим отцом и лучшим другом», человеком, которого «он действительно считал самым мудрым из людей, которых знал». Даже на вершине карьеры он повторял, что «Божественное Провидение наделило его знаками отличия, из которых ценнее всего то, что был сыном такого отца и такой матери, благодаря которым Бог благословил его» [10, 16–17]. Хотя мать надолго пережила мужа, ее образ был слабее в памяти сына. Он лишь отметил ее доброту, щедрость, заботу о поместье. У Генри и Мэри было девять детей, из них четверо сыновей. Старший сын Лоуренс умер в детстве, второй, Генри, дожил до 26 или 27 лет, третьим был Эдвард, самый младший брат Николас умер ребенком.

Графство Уилтшир ассоциируется с образом доброй старой Англии. Примерно в десяти милях от Динтона располагался главный город графства, Солсбери, с его достопримечательностью – собором, тем самым, в котором упокоился прах отца Кларендона. Один его дядя представлял город в парламенте, его двоюродные братья служили в соборе. В 1651 году, после поражения при Вустере, Карл II, скрываясь от солдат Кромвеля, пробирался к побережью, и его укрыла в своем доме, располагавшемся всего в трех милях от города, вдова одного из кузенов Эдварда. Через двести лет после Кларендона знаменитый живописец Джон Констебл черпал в Солсбери и его окрестностях вдохновение: одной из его самых известных картин является «Вид на Солсберийский собор из епископского сада». Принято считать, что картины Констебла создавали романтический и ностальгический образ прежней Англии в эпоху до наступления промышленности и железных дорог. Но и для Хайда родные места были воплощением «страны»; он идеализировал сельскую жизнь поколения своего отца, черпал в ней идеалы, по крайней мере, в конце жизни, когда писал автобиографию. Как писал Оллард, «все пути Кларендона вели не в Рим, вызывавший у него глубокое отвращение, а в Уилтшир». Всего в тринадцати километрах от Солсбери располагается, возможно, наиболее известный, и точно, самый загадочный исторический памятник Англии – Стоунхендж. Конструкция из огромных каменных глыб, сооруженная в незапамятные времена, с целями, по-видимому, ритуальными, о смысле которых можно только догадываться, у людей, живших в эпоху Кларендона, впервые вызвала специальный научный интерес.

Человеком, «открывшим» Стоунхендж, был английский писатель, философ, знаток старины Джон Обри, приобретший большую известность в годы Реставрации. Он долгое время проживал неподалеку от Динтона, всего в пяти милях. Его считают одним из создателей современного английского литературного языка. Стиль Кларендона с длинными предложениями тяжелее – иногда дойдя до конца фразы, забываешь о том, что было в начале[3]. Ближе к Динтону располагалось поместье Комптон Чемберлейн, родовое гнездо семейства Пенраддок, глава которого сэр Джон входил в тайную роялистскую организацию «Запечатанный узел». Он поднял в 1655 году восстание на юго-западе страны, столь ожидаемое кавалерами-эмигрантами, но быстро подавленное армией протектора Кромвеля. Полковника Джона Пенраддока, которого Кларендон считал слишком мягким человеком для такого предприятия, обезглавили в Эксетере. Выходцами из Уилтшира были товарищи Хайда по роялистскому лагерю, Френсис Коттингтон и Эдвард Николас. Коттингтон, член Тайного совета в годы правления Карла I без парламента, чье имя называлось рядом с именами Страффорда и Лода, принадлежал к высшему слою, чем Хайд, и был владельцем большого поместья в Фонтхилле, которое, позднее, в XVIII веке, отошло к богачу герцогу Уильяму Бекфорду. Коттингтон был склонен к католичеству, что не могло радовать Хайда. Николас являлся одним из его ближайших друзей и сподвижников.

Два других земляка Кларендона стали его интеллектуальными и политическими оппонентами. Один из них – сэр Энтони Эшли Купер, получивший титул графа Шефтсбери. Его дом в Уимборн Сент-Джайлс располагался в нескольких милях к югу. В 1644 году он перешел на сторону парламента, по-видимому, обидевшись на отказ Карла I сделать его губернатором Уэймаута. Он был членом Государственного совета при Кромвеле, в 1659 году воспротивился возвращению к власти «охвостья» Долгого парламента, убедив генерала Монка предпринять поход на Лондон. Эшли был одним из двенадцати членов парламента, прибывших к Карлу II с предложением вернуться на трон. При Кларендоне он был одним из самых способных деятелей его администрации, и он же принял участие в свержении канцлера, войдя затем в правительство КАБАЛь. Как заметил Оллард, «если Кларендон был божеством-хранителем будущей торийской партии, то Шефтсбери исторически был основателем партии вигов». В его доме учительствовал Джон Локк, «отец» либерально-просветительских идей. Как и Кларендон, Шефтсбери покинул Англию, чтобы избежать ареста, и скончался на чужбине. Другим интеллектуальным противником Эдуарда Хайда был политический мыслитель Томас Гоббс. Его дом находился в городке Малмсбери. Одно время они были в дружеских отношениях, но появление «Левиафана», фактически оправдывавшего индепендентский режим, сделало Гоббса фигурой non grata для эмигрантов. Принципы, изложенные Гоббсом, казались Кларендону неприемлемыми, к их критике он вновь и вновь обращался.

Начальное образование Эдвард получил в доме отца, обучал его приходский викарий, до занятия этой церковной должности бывший школьным директором. О нем у Кларендона не сохранилось теплых воспоминаний; он называл его человеком равнодушным, и полагал, что его настоящим учителем был отец, обладавший огромными знаниями и находивший удовольствие в занятиях с сыном. Будучи младшим сыном, Эдвард мог рассчитывать главным образом на самого себя. Генри Хайд полагал: для его младшего сына лучший способ найти профессию состоял в получении богословского образования в Оксфорде. Там, в колледже Святой Магдалены обучался он сам, там обучался один из его братьев. Туда же он отправил старшего сына Генри, а затем в тринадцатилетнем возрасте и Эдварда. В течение трех лет братья пребывали там вместе. От поступления в Оксфорд у Эдварда, ставшего после реставрации канцлером университета, осталась обида. Отец надеялся, что сын получит стипендию, тем более поддержку оказал сам Яков I, подписавший письмо-рекомендацию. Однако ее не дали, объяснив, что королевское письмо опоздало. Стипендию не дали и на будущий год, сославшись на отсутствие вакансии. Хайд в своей книге представил этот эпизод как проявление неуважения к монарху.