Клара Ш.: Музыкальная трагедия - Страница 6

Клара (с пафосом).А ты становишься, пожалуй, своевольной, моя малышка! В желаниях неукротимой. Художнику к лицу — смиренность, как любит говорить Роберт. Ведь ему дано то, чего лишены другие люди, а именно — дар одаренности, говорит Роберт. Она уже сейчас играет (с клятвенной торжественностью)небольшие концерты. И я могу свидетельствовать о ее многочисленных пробах в области композиции! Я, ее мать! (Комманданте издает астматический хрип и при этом невольно выпускает из рук Марию, которая по-детски чмокает его прямо в глаза, прижавшись к нему. Аэли оставляет в покое

Клару и бросается к Комманданте, раздвигает ему веки, проверяя рефлексы зрачков, привычным движением наполняет шприц и делает укол. Вскоре Комманданте затихает. Клара, улучив момент, хватает Марию, поднимает барахтающуюся дочку и быстро уносит из комнаты. Луиза тем временем набивает рот всякими лакомствами, выразительно поглядывая на Аэли. Слышно, как за дверью хнычет Мария.

Мария.Дайте же мне посмотреть самолет! Самолетик!

Клара (возвращается, встает на колени перед Комманданте, щупает у него пульс и шепчет как заклинание).Пока вы не отмучились окончательно, прошу вас, Комманданте, окажите финансовую помощь моему мужу, пожалуйста, хотя бы на один год! Будьте милосердны! Моя дочь тоже нуждается в поощрении, вы сами убедились в ее талантах, ее маленькие композиции в основном построены ритмически верно, бас она играет в общем-то грамотно. По крайней мере не удваивает терцию в качестве вводного тона! Разве этого мало? (Как будто речь идет о чем-то жизненно важном.)Я опровергаю слухи о том, что мою маленькую Марию якобы рано лишили детства, засадив за упражнения. Совсем наоборот — ею движет собственное чувство! А это требует значительных денежных затрат.

Комманданте.Чем славится любая страна? Конечно же, своими славными сыновьями!

Клара.Сыновья! Ох, сыновья! Если хотите знать, Габриэль, мои сыновья еще более убоги, чем дочки, Мария — не в счет. Разумеется, они порывались сочинять, касатики. Да куда там. Им это удавалось меньше даже, чем мне. Тень отца нависала над ними, как занесенные для удара клинки. Они были буквально пронизаны метастазами отца, детки мои, клубочки тяжелейших недугов.

(Аэли приводит одну из деревенских шлюх, помогает ей раздеться, знаками просит Клару сесть за рояль и что-нибудь сыграть, но Клара гордо отмахивается. Девица ложится рядом с полу маразматиком.)

Комманданте.Я представляю огромную финансовую и еще более грандиозную духовную силу. Мой престиж высок даже среди сильных мира сего, выше уже некуда.

(Девка целует его, а Луиза, решив, что пришло время эффектно заявить о себе, садится за рояль и играет увертюру к «Сороке-воровке» Россини (как вариант), она то и дело оглядывается, чтобы убедиться в подобающей оценке своего искусства.)

Клара (презрительно).Топорная аппликатура. Слишком вялое запястье. Слабая техника и размытая исполнительская идея. О программе и говорить не стоит.

Комманданте (хватая ртом воздух, обращается к деревенской дурехе).Говорите же! Подтверждайте! Скажите мне, что без меня вам не дожить до света дня, как и мне без вас! Отвечайте! (Аэли знаками заставляет девицу сказать «Да», что та и делает.)Быть может, именно сейчас я сделаю вас матерью одного из великих сыновей, о которых уже говорил. Возможно, сейчас я дам ему жизнь!

Клара.Быть сыном значит идти по стопам отца и тем самым подписать себе смертный приговор. Посмотрели бы вы на трех моих сыновей! Краше в гроб кладут. Окаменелые конечности, скукоженные мозги, кварцевые глаза, увядшие головы, бесхребетность самого жуткого свойства.

Комманданте.А позднее я мог бы дать миру и второго! А там и третьего! Четвертого!

Клара.Мой самый слабоумненький с самого начала тянулся к сочинительству. Он хотел освоить все инструменты, приходилось из рук вырывать арфы, виолончели, контрабасы, тубы и тромбоны. Он присасывался к ним, как улитка. Его ошибка заключалась в убеждении, что быть гениальным значит обязательно перекрывать, превосходить, преодолевать уже существующее. Но гению не надо ничего преодолевать, ведь он может лишь плодить мертворожденных. Все давно уже создано. Только женщине не позволено создавать.

Комманданте (в радостном возбуждении).А жизнь не стоит на месте! Что ты вколола мне на сей раз, Аэли? Феноменал?

(Луиза играет увертюру к «Вильгельму Теллю».)

Клара (истерически).Видит Бог, все уже создано. К чему доказывать свою неповторимость? И однако эти маэстро извергают бесконечные вереницы слов и звуков, чем больше они творят, тем больше скудеют. Пузыри из слов и созвучий!

Комманданте (торжествуя).Вот именно! К делу! Прямо сейчас!

Клара (словно пробудившись, поворачивается к нему, но он ее не замечает).Все проходит, все прах и тлен, и эта мучительная, такая горькая взвинченность последних дней, быть может, пройдет, как проходит все.

(Распахивается дверь, маленькая Мария топает ногой и кричит.)

Мария.Когда же я увижу наконец прелестный самолетик? Сейчас хочу!

(Аэли и горничная уводят Марию, утешая ее обещаниями. Две другие служанки обступили Д'Аннунцио и деревенскую девку и аплодируют им. Эти аплодисменты — магический сигнал для обеих пианисток, он действует на них как павловский рефлекс, обе навостряют уши. Луиза немного приподнимается, отрываясь от табурета. Она кланяется и делает книксен. В этот момент подкравшаяся сзади Клара коварно выхватывает из-под нее табурет и садится на него. Она тут же начинает играть шумановский «Карнавал» (или «Крейслериану»). Чувствуется немецкая школа. Клара не обращает внимания на возмущенную Луизу, которая хочет-таки сесть и плюхается на пол.

С оскорбленным видом Луиза идет к столу и снова начинает что-то жевать, пить шампанское и т. д.)

Клара (элегическим тоном, продолжая играть).Вечно нас окружает назойливая публика, надо укрываться, чтобы быть самими собой. Мы принадлежим всему миру, а мир принадлежит тому, кто им овладеет. Вслед за мужским гением тут же является детский, их уже тем более можно по пальцам пересчитать. Когда-то я была одним из них. Мой отец забросил меня в фортепьянную пустыню. Куда ни глянь — всюду оскаленные клавиатурой пасти. И в этом страшном отшельничестве мне оставалось только одно: изводить себя все более многотрудной игрой. (Резким, неблагозвучным аккордом обрывает игру и закрывает лицо руками. Луиза, быстро настроившись на мирный лад, предлагает ей ломтик дыни.)Мысль об артистической славе как цели жизни быстро захватила меня. Мир становился моей стихией, в противном случае женщина покидает его, не оставив следа. Было время, когда меня даже сравнивали с воздушным существом, маленьким эльфом. (Карлотта, словно помянули именно ее, фуэтирует из-за кулис, выделывает всевозможные фигуры, размахивает руками.)

Карлотта.Если я не ослышалась, тут говорили о сущности искусства. Я тоже причастна искусству и хотела бы высказаться на сей счет!

Луиза.Сколько тысяч сердец млело от счастья, слушая мою игру, а те, кто не попадал на концерты, могли слышать меня по радио.

Карлотта.Я выражаю прелесть искусства исключительно своим телом, при этом могу самым невероятным образом сгибать и скручивать каждый свой миллиметр. Можно сказать, я искусство во плоти. Позвольте выразить это наглядно! (Танцует.)

Луиза.Многие из тех, кто слышал меня по радио, слали письменные отклики.

Карлотта.У меня больше писем от поклонников, чем у вас. Это тысячи балетоманов. Иногда роль замышлялась с расчетом именно на мои данные, на мое тело.

Луиза.А мне тысячекратно посвящали фортепьянные пьесы, созданные для меня персонально. Часто один мой вид доводил какого-нибудь обожателя до экстаза. Стоит только истинному ценителю искусства завидеть меня, как желание тигриной лапой разрывает ему нутро. Луиза! Луиза! Луиза! — кричит он, забыв все на свете.