Клан Сопрано (The Sopranos). Жгут! - Страница 16
Я тебе не говорил, что не люблю, когда из одной комнаты в другую орут?
– Дома просто тошнит! Гватемалка эта достала. Когда ей надо, сразу забывает английский, а потом нарисуется, когда захочет, со своими долбанными инчеладос!
– Ну так уволь ее, найми новую.
– Эта и есть новая.
Он смотрел прямо на меня и не был похож на покойника. Ну уж не мертвее, чем при жизни.
Слышь, лошара, я-то в курсе, что я сплю!
Я сказал, что хочу стать тренером, потому что мне нравилось играть, но я вас развел, потому что я развожу людей.
Я бы мог этого дебила жирного на месте грохнуть – БАХ! А детям его вообще было бы похер.
Не торопись! Важно почувствовать вкус. Это важно в жизни – смаковать.
– Мы из «анонимных алкоголиков».
– Как вас зовут?
– Ну, мы же анонимные!
– Посмотри на этого парня, на сына садовника! Вот его не надо просить мусор вынести.
– Бедность – серьезный мотиватор.
– Насколько мы поняли, она либо сбежала, либо ее убили. Слышал что-нибудь?
– Убили? За что?
– Парня бросила.
– Я слышал, она свалила.
– Куда, не знаешь?
– Мне-то откуда знать? Он же наркоман! Я вам уже слил это?
Что мы можем сказать об этом парне? У древних римлян было для этого слово – «мудак»!
– Мне в больницу надо.
– Ну, это уже от тебя зависит.
– С тех пор как мы нашли этот ресторанчик, у меня постоянно возникают какие-то фантазии.
– У меня тоже, даже во время секса.
– Древние египтяне считали, что у человека семь душ. Первая душа, которая покидает нас в момент смерти это Рэн – тайное имя. Все во власти режиссера, он ставит фильм о вашей жизни, от рождения до смерти. «Тайное имя» – это название фильма. Когда вы умираете, появляется Рэн. Вторая душа, которая покидает тонущий корабль – Секхем. Это энергия, власть, свет. Режиссер дает указания – Секхем нажимает на кнопки. Под номером три – Кху, это ангел-хранитель. Он или она уходят последними. Номер четыре – Ба, часто бывает очень коварен. Номер пять – Ка, двойник. Ка достигает юности в момент смерти тела. Это единственный надежный проводник через царство мертвых. Номер шесть – Кхаибит, тень, память. Ваши воспоминания об этой и прошлых жизнях. Номер семь – Саху, останки.
– Хватит об этом. Маланга уже как шесть лет мертв, я должен его уже откопать.
– Ну, как он?
– Совсем плохо. Страдает паранойей, и даже не помнит, ел он или нет.
Ее брат мне подберет контактные линзы. Я не хочу на суде читать дело в очках, чтобы не выглядеть слабым.
Агент Харрис, куда ты пропал? Полгода вижу какого-то новенького в зеркале заднего вида.
Откуда у него этот хлеб? Из музея? А что это за паста?
Я знал одного парня, ветерана Вьетнама, он пил формальдегид, чтобы словить кайф.
Какое странное совпадение: Лу Гериг умер от болезни Лу Герига.
– Вы посмотрите на него! Ему не дашь больше семидесяти шести!
– Чертов лжец.
– Вчера я остановился на светофоре и увидел темнокожую няню с детской коляской, а с другой стороны шла еще одна няня. Она катила в инвалидном кресле старуху.
– Это цикл жизни.
– Скорее насмешка жизни.
– Если повезет, в конце жизни забываешь о гордости, и позволяешь своим близким заботиться о себе.
– Лучше пусть меня придушат подушкой.
– О, наконец-то! А то у меня из задницы уже начали расти грибы.
– Я живо себе это представил.
Если у вас из носа течет, а от ног воняет – вы созданы вверх тормашками.
– Расскажите мне про Коста-Меса. Хорошо тут жить?
– Здесь? Здесь как в могиле.
Спасибо доктор. Извините, она работала в интенсивной терапии? Он что, рок-звезда?
– Что будем делать с Джуниором?
– Он в тюрьме.
– Старый маразматик, пусть там и гниет. Ничего не будем делать.
– Он стрелял в собственного племянника.
Я знал его дольше других. Может, он был гомиком, и ему было не с кем поговорить?
– Дотенгемский шериф. Полцарства за Мортаделлу, а?
– Здесь делают отличные сэндвичи.
– А как ваша болезнь, которую вы подцепили в Глистостане, или как там его?
– Это сойдет за лекарство.
Невероятно. Когда-то у тебя было столько волос, что женщина могла в них вцепиться обеими руками.
Все будет хорошо, Тони. Твои друзья, твои дети, они все очень любят тебя.
Альцгеймер… это смертный приговор. Лет десять-пятнадцать ты шут, а потом умираешь делая под себя. Я знал людей с болезнью Альцгеймера.
– А как вас зовут?
– Не все ли равно? Скоро я сам это забуду.
– Тебе это не кажется диким?
– Что?
– Наша семья. Отец, которого подстрелил наш чокнутый дядюшка.
Знаешь, что интересно? Это заметила Дженис: когда Эйджей говорит о Тони, он не употребляет слово «папа», он говорит: «Энтони Сопрано не умрет».
Привет, Ахмед. И вы тут? Над этим баром пора шатер ставить.
Дядя Джуниор ответит за это, не беспокойся. Я с детства наблюдал, как ты был добр к нему, он не смел так поступать. Это ему не сойдет с рук. Ты мой отец. Я всажу этому чертовому маразматику пулю в башку. Я обещаю. Я не верю, что мы не будем больше все делать вместе. Потому что будем. Я серьезно.
В какой-то степени все белые люди похожи.
Когда-нибудь мы все умрем, и станем такими как это дерево. Не будет ни меня, ни вас, но пока нам нужно тепло, нам нужен тот, кто возьмет на себя ответственность.