Клан Одержимого (СИ) - Страница 4

Секунд через десять Элайна закашлялась, тело ее встрепенулось, и девушка резко открыла глаза. Кашель быстро прекратился.

Ее глаза встретились с моим, я видел, как зрачки Элайны сузились от яркого света.

В следующее мгновение я почувствовал как ее взгляд, прожег мое сердце, словно электрический разряд.

Боже, она была по-настоящему красива! Я никогда не видел такого притягательного разреза карих глаз, таких чистых и совершенных линий лица.

Элайна снова закрыла глаза. Я испугался того, что теряю ее и снова припал своими губами к ее хорошенькому ротику.

Я собрался повторить толчки в сердце, но ощутил звонкий шлепок пощечины. Девушка что есть силы влепила мне правой ладонью по лицу.

— Девитт! Негодяй! Что ты делаешь! Гад! Я все расскажу своему отцу, он сделает из тебя отбивную. Слезь с меня сейчас же!

Я расхохотался. Даже слово «гад» в ее устах звучало привлекательно.

В следующее мгновение я взял ее ладонь двумя руками и поцеловал. От ее пальцев пахло дымом.

— Элайна! Я так рад что ты вернулась. Мы все рады…

Я оглянулся, но вокруг нас не было ни души. Я потрясенно посмотрел на девушку.

— Блин…И да, вообще-то я не Девитт, а Савва. Где все? Куда они подевались?

Я помог встать Элайне. Она ежилась от холода. У дома валялась брошенные ведра и лестница.

Я снял свой кожаный тулуп и накинул ей на плечи.

Снимая верхнюю одежду, я услышал, пробил колокол на ратуше.

— Полдень, — сказала Элайна.

Я еще раз огляделся по сторонам. Кроме нас во дворе догорающего дома никого не было.

Я обратил внимание на то, что ведра были деревянными все вокруг казалось не современным. Меня терзали смутные сомнения.

— Элайна, не пойми меня превратно. Подскажи, какой сейчас год на дворе?

Ответа мне услышать не удалось.

Элайна с тревогой всматривалась мне за спину.

Я обернулся и получил мощный удар в челюсть…

Потеряв сознание от правого прямого в челюсть, который мне нанес Бартель Тиельманс — тот самый монах с дороги, везший вино в своей повозке, я не увидел, как местные снова появились во дворе горящего дома.

Очнулся я от того, что на меня окатили двумя ведрами ледяной воды.

Руки мои были закованы с браслеты с цепями, подвешенными к потолку.

Я висел на них обнаженный по пояс и судорожно глотал воздух, придя в сознание.

Осмотревшись по сторонам, я вспомнил, что со мной произошло во дворе Ван Дейков. Челюсть ныла в желваках, голова гудела словно пчелиный рой.

В помещении был довольно прохладно, и я чувствовал легкий озноб.

Двое мужчин, одетых в шерстяные монашеские балахоны, сидели за кафедрой напротив меня, перед ними лежали листы бумаги, чернильницы и гусиные перья.

Один из них, довольно грузный, держал на животе руки, с толстыми, словно сардельки, сложенными пальцами.

Второй — его полная противоположность, очень худощавый жердяй с длинным и глуповатым лицом.

Оба имели выбритые блестящие макушки, как у средневековых католических монахов.

В углу в затенённой части помещения я увидел огромный силуэт Тиельманса.

Он стоял в тени, сложив руки на груди. Не далеко от меня стоял человек в красном колпаке с прорезями для глаз, натянутом на лицо. Он прятал руки за спиной.

Монахи молча смотрели на меня.

— Э-э-э, вы что, серьезно? Ну-ка быстро освободите меня! Пошутили и хватит…

Никто из присутствующих не отреагировал на мои слова.

— Ребят, камон, вы что прикалываетесь? — я дернул наручи и цепи негромко звякнули.

— Не, ну супер! Мне понравилась ваша реконструкция, очень круто! И костюмы, и пейзаж — натуральные. Но я советую вам в следующий раз хотя бы огнетушители под рукой иметь, так ведь и сгореть можно. По-настоящему! Вам же несчастные случаи не нужны?

Все четверо продолжали слушать. Это обстоятельство начало выводить меня из себя.

— Вы что оглохли? Мне больно рукам в запястьях! Эй ты, ку-клус-клан в красном, — обратился я тому человеку, который стол ближе всех ко мне, — давай, доставай ключик, что ты там прячешь за спиной? Отстегивай! Мне холодно!

Красный колпак повернулся к одному из монахов за кафедрой, но тот сделал упреждающий жест выставленной вперед ладонью, который, видимо, означал «терпение, подожди».

— Девитт Ланге? — спросил меня один из них. Монахи уставились на меня. Я помолчал.

Мне впервые в жизни хотелось сплюнуть под ноги от досады, но я сдержался.

Человек в красном колпаке достал из-за спины металлические клещи с длинными ручками, губки которых были раскалены до красна.

Он поднес их к моему обнаженному соску и посмотрел вопросительно на монахов. Медлить было нельзя.

— Стоп, стоп, стоп. O`кей! Я все расскажу, уберите эту хрень от меня, — я покосился на клещи, толстый монах приказал жестом убрать клещи. — Ребят, я никакой не Девитт Ланге. Меня путали с ним с самого начала. Хрен его знает почему. Я Савва Филатов, работаю в Москве, искусствовед из Пушкинского музея, недавно закончил один из лучших ВУЗов. Не помню, как попал к вам на реконструкцию, но видимо, я должен быть в ваших списках.

Я считал, что звучу для них убедительно.

— Вы же не раздаете реквизит первому встречному? Значит я свой, поищите в списках Филатова. Еще, вот этот — я кивнул в сторону гиганта Тиельманса, — видимо, снял с меня часы. Это воровство. Мы не будем ментов вызывать? Прошу вернуть. Они мне очень дороги как память. Проверьте его кошель! Если у вас тут с Девиттом какие-то разборки, то я ни при чем! Я очень аккуратен в деньгах и в жизни мухи не обидел. Да и вот ещё. Ребят, извините, но ваши методы… — я подбирал слово — устарели. Если вы не заметили — на дворе две тысячи двадцатые годы. Не девяностые.

Монахи продолжали молча смотреть на меня. Я огляделся и увидел на полках книги в кожаных переплетах.

На корешках виднелись названия на латинице. Я сумел прочитать два. «Holly Bible» и «The true story of Thyl Ulenspiegel». Библия и Правдивая история Тиля Уленшпигеля.

Меня осенило. Слава Богу! Передо мной образованные люди. Иностранцы. Они просто не говорят по-русски.

— Хэлоу! Ду ю спик инглишь? Зе Ландн из кэпитал оф Грейт Британ! — монахи переглянулись, а потом с надеждой посмотрели на меня.

Хоть что-то, а то уставились как бараны. Я не знаток английского, но пару слов связать могу, спасибо матушке, водила на курсы — Соу, май нейм из Савва Фи-ла-тофф, ай эм нот Девитт Ланге. Ит из мистейк! Андерстанд ми? Один из монахов кивнул.

Я растянул свою фамилию по слогам, мне казалось, что так они лучше поймут, что я не Девитт. Я остался доволен произведенным эффектом и улыбнулся во всю ширину, на которую был способен.

— Плиз опен зис. — я снова тряхнул своими металлическими браслетами. На мою просьбу полный монах зевнул и нарушил молчание.

— Ну тут дело, ясное. Пора идти на обед. Вот брат Бартель очень кстати вино привез — вовремя.

Монах похлопал по толстому пузу. Я опешил.

— В смысле ясное? — негодующе переспросил я говорившего.

— В прямом смысле ясное, — его тон граничил с грубостью, он с вызовом посмотрел на меня. — Дело ясное! Одержимость! При этом бес сам признался, что вселился в несчастного Девитта Ланге. Интересный случай, братья, такое редко бывает!

— Э, подождите, вы все это время понимали меня и молчали? Вот вы уроды! Почему вы молчали? — я очень гневался на этих двоих. Мне стало очень неприятно от того, что они водили меня за нос.

— В отличии от тебя, юноша. Мы обладаем способностью слушать и слышать. Помолчи, тебе голоса не давали. — Он безразлично посмотрел на мои руки в кандалах.

— Запишем сейчас или после обеда? — спросил у него второй худосочный монах.

— Давай сейчас, пиши под мою диктовку. — толстый встал из-за кафедры. Он оказался маленького роста.

— Прошу прошения, Падре, что перебиваю. Мне клещи остужать или они нам еще понадобятся? — спросил красный колпак.

— Думаю, пока не понадобятся. Видишь, бес смирный и покорный. Остужай. Итак, пиши: — он переключился на писаря. — Именем Святой Инквизиции, Римской-католической Церкви, Папы Льва Х(десятого) слушалось дело горожанина свободного города Розенлаарь Графства Фландрия Девитта Ланге, сына Фааса, девятого декабря одна тысяча пятьсот пятьдесят третьего года. В присутствии четырёх свидетелей, — монах посмотрел на палача, — нет, пиши все же в присутствии трех свидетелей.