Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов - Страница 20

Мы все разгонялись и разгонялись. Я думала, что мы перескочим через ров, но вышло не так. Мы неслись прямо к несокрушимой стене замка на скорости, несовместимой с жизнью.

– Мисс Хэвишем! – с некоторым страхом окликнула я.

– Я просто пытаюсь подобрать наиболее подходящее слово для прыжка туда, девочка! – весело ответила она.

– Стоп! – взвыла я, когда мы проскочили точку возврата.

– Дай-ка подумать… – пробормотала Хэвишем, напряженно работая мозгами и по-прежнему давя на акселератор.

Я закрыла лицо руками. Машина летела слишком быстро, чтобы успеть выскочить, и столкновение казалось неизбежным. Я вцепилась в борт и напряглась всем телом, когда мисс Хэвишем перенесла меня, себя и две тонны железа через барьеры фантазии в реальный мир. В мой мир.

Я снова открыла глаза. Пока мисс Хэвишем изучала карту автомобильных дорог, «хайэм спешиал» вынесло на середину трассы. Встречный молоковоз врезался в придорожные кусты, а я судорожно вцепилась в руль.

– Не хочу светиться на М4, вдруг Совет пронюхает, – сказала моя наставница, оглядываясь по сторонам. – Поедем по А419. Интересно, это далеко?

Я сразу же узнала места, где мы находились. Прямо к северу от Суиндона, рядом с городишком под названием Хайворт.

– Едем дальше до кольцевой развязки и затем вверх по холму прямо в город, – сказала я. – Но не забывайте: тут вы должны уступать дорогу.

Поздно. Мисс Хэвишем полагала, что все и всегда должны уступать дорогу ей. Первая машина успела затормозить, но следующей повезло меньше. Она с треском въехала в зад первой. Я вцепилась в кресло, когда мисс Хэвишем прибавила газу и помчалась вверх по холму в Хайворт. Меня вдавило в спинку сиденья, и в какое-то мгновение, восседая верхом на двух тоннах грохочущего железа, я вдруг поняла, почему Хэвишем нравится такое: это было в буквальном смысле головокружительно.

– Я взяла этот «спешиал» у графа только напрокат, – объяснила она. – Перри Томас[39] заберет машину на следующей неделе и приспособит для установления личного скоростного рекорда. Я работала над новой топливной смесью. А419 – прямое и ровное шоссе, на нем я смогу разогнаться минимум до ста восьмидесяти.

– Сверните направо на В4019 у Джесмонда, – сказала я ей, – когда светофор переключится на зелеееееныыыыииий!

Грузовик промелькнул в каких-то шести дюймах от нас.

– Ты что?

– Ничего!

– Четверг, тебе надо просто расслабиться и получать от жизни удовольствие. Порой ты такой тормоз!

Я погрузилась в молчание.

– И не дуйся, – добавила мисс Хэвишем. – Не переношу надутых стажеров.

Мы неслись по дороге, едва не вылетев в кювет на повороте, пока каким-то чудом не оказались на главной магистрали Суиндон – Сиренчестер. Поворота направо тут не было, но мы все равно туда свернули под хор скрежещущих тормозов и вой клаксонов. Хэвишем снова дала газу, и только мы выехали на вершину холма, как наткнулись на огромный знак «объезд», перекрывавший дорогу. Моя наставница сердито стукнула по рулю.

– Глазам своим не верю! – прорычала она.

– Дорога перекрыта? – спросила я, пытаясь скрыть облегчение. – Слава бо… То есть, сладчайший боже, какая жалость!

Хэвишем переключилась на первую передачу, мы развернулись у знака и покатили с холма вниз.

– Это все он, нюхом чую! – ворчала она. – Пытается увести у меня из-под носа рекорд скорости!

– Кто? – спросила я.

Словно в ответ, мимо нас, громко сигналя, пронеслась другая машина.

– Он, – прошипела Хэвишем, когда мы съехали с дороги возле камеры слежения за скоростным режимом. – Он такой никудышный водитель, что опасен и для себя самого, и для всех разумных существ на дороге.

Наверняка этот самый «он» действительно был страшен, коль скоро даже моя наставница так говорила. Через несколько минут та машина вернулась и припарковалась рядом.

– Привет, Хэвишем! – крикнул водитель, снимая с выпученных глаз очки и ухмыляясь во весь рот. – Все еще ползаешь на старой развалюхе Улитки Зборовского?

– Добрый день, мистер Жаб, – холодно поздоровалась Хэвишем. – А Глашатай знает, что вы на Той Стороне?

– Конечно нет! – расхохотался мистер Жаб. – И вы, голубушка, ему не скажете, потому что и вас тут быть не должно!

Хэвишем молча глядела прямо перед собой, стараясь его не замечать.

– А в ней авиационный двигатель «либерти»? – спросил мистер Жаб, тыча пальцем в капот «спешиал», который дрожал и трясся, пока громадный мотор работал вхолостую.

– Возможно, – ответила Хэвишем.

– Ха! – с нехорошей улыбкой сказал Жаб. – В мой драндулет втиснут роллс-ройсовский «мерлин»!

Я с интересом наблюдала за своей наставницей. Она по-прежнему смотрела прямо перед собой, но глаз у нее еле заметно дернулся, когда мистер Жаб завел мотор. В конце концов она не выдержала и любопытство пересилило презрение.

– И как она бегает? – спросила мисс Хэвишем, сверкая глазами.

– Как ракета! – ответил мистер Жаб, подпрыгивая от возбуждения. – Больше тысячи лошадиных сил на заднем приводе. Ваш «хайэм спешиал» по сравнению с ним все равно что мопед!

– А вот это мы еще посмотрим! – ответила, прищурившись, Хэвишем. – На том же месте в тот же час, те же ставки?

– Идет! – ответил мистер Жаб.

Он завел мотор, надел очки и исчез в облаке воняющего резиной дыма. Эхо его клаксона висело в воздухе еще несколько секунд.

– Склизкая гадина, – пробормотала Хэвишем.

– Ни то ни другое, если уж быть точным, – возразила я. – Скорее, сухокожая амфибия.

Я дерзила без зазрения совести, поскольку она все равно меня не слушала.

– На его счету больше аварий, чем у тебя горячих завтраков!

– И вы собираетесь устроить с ним гонки? – с некоторым трепетом спросила я.

– Мало того, я намерена сделать его, – ответила она, протягивая мне кусачки.

– Чего вы от меня хотите? – спросила я.

– Открой камеру и вытащи оттуда пленку, как только я проеду мимо.

Я выбралась из машины. Она надела очки и исчезла под рев мотора, взвизгнув напоследок шинами. Я нервно оглядывалась по сторонам, пока ее машина неслась прочь. Рычание двигателя превратилось в гудение, порой прерываемое приглушенным треском выхлопа. Взошло солнце, и я увидела в небе по крайней мере три дирижабля. Интересно, как там поживает ТИПА? Я оставила Виктору записку, что меня не будет где-то с год, а то и больше, и подала прошение об отставке. Внезапно что-то резко выдернуло меня из воспоминаний. Нечто темное и неуловимое. Что-то несделанное или забытое. Я вздрогнула, и тут в голове у меня щелкнуло. Вчерашняя ночь. Бабушка. Мозгоед Аорнида. Что она выгрызла из моего разума? Я вздохнула. Осколки мозаики у меня в мозгу медленно становились на места. Бабушка наказывала мне постоянно обращаться к воспоминаниям, дабы обновлять знакомые картины, которые Аорнида пыталась стереть. Но откуда начинать выяснение, что ты уже позабыл? Я сосредоточилась… ЛОНДЭН. Я не думала о нем весь день, и это было необычно. Я помнила, где мы встретились и что с ним случилось, тут ничего не потерялось. Что же еще? Его полное имя. Черт, черт! Лондэн Парк-как-его-бишь-там. Кажется, на букву «Б»? Вспомнить не получалось. Я вздохнула и положила руку на живот, где, по моим представлениям, находился сейчас наш будущий ребенок, пока всего с полмонетки величиной. Я помнила достаточно много, чтобы понимать, что люблю Лондэна и ужасно по нему скучаю. Наверное, это хороший знак. При воспоминании о предательстве Лавуазье и о братцах Дэррмо в душе у меня закипел гнев. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться. У обочины стояла телефонная будка, и, поддавшись порыву, я позвонила матери.

– Привет, мам, – сказала я. – Это Четверг.

– Четверг! – воскликнула она. – Минуточку, духовка горит!

– Духовка?

– Нет, кухня это… минутку!

Раздался грохот, и через несколько секунд я снова услышала ее голос.

– Ну все. Дорогая, ты в порядке?