Китобой (СИ) - Страница 27

«Энтузиаст» дает малый ход и благодаря мастерству рулевого, за которого сегодня Дед, туша благополучно ложиться по борту парохода, но теперь нужно пришвартовать ее так, чтобы она не мешала, или по крайней мере меньше мешала маневрам китобойца. Для этого три матроса, во главе с боцманом, берут линь с тремя грузилами и забрасывают его с таким расчетом, чтобы обхватить хвост кита, к одному концу этого линя привязан гибкий стальной трос. Затем линь протаскивают через специальный клюз на борт, и хвост охвачен теперь стальным тросом. Ребята мастера своего дела, ни разу не потребовался повторный заброс, всё было сделано с первого раза. Но трос быстро перерезал бы хвостовой стебель кита, поэтому, во избежание такого случая, он соединяется с толстой цепью, и при помощи носовой лебедки эта цепь туго обхватывает хвост кита и закрепляется — кит пришвартован. Я всё думал, как же будут на плаву из туши гарпун вытаскивать, а его и не вытаскивают вовсе, обрезая гарпунный линь и оставляя гарпун в теле. Потом его извлекут на «Алеуте», отдадут на проверку в бортовую кузницу, поправят если надо и вернут нам. У нас же запаса гарпунов хватает. И так, раз за разом, все киты крепко привязаны к китобойцу. У каждого китобойца по три парных клюза с каждого борта и поэтому он может буксировать одновременно до шести китов. И вот мы теперь идём к «Алеуту» с добычей.

Команда довольна, а Питерсон просто сияет. Такое как сегодня, случается не каждый день. Бывали конечно дни и побогаче на добычу, но обычно за день получается добыть три-четыре кита, а то и не одного, а тут сразу пять и день ещё не закончился даже. Сейчас на флотилии сдельная оплата труда, а за время ремонта, экипаж здорово поиздержался. Все горят энтузиазмом наверстать упущенное и первый день охоты вселил во всех радостное настроение, несмотря на тяжёлую работу, которую всем довелось проделать.

— Смотри Виктор, как я быстро стрелять! — с гордостью хвастается мне Питерсон, когда мы с ним вдвоём чистим пушку перед тем как зачехлить — три минут не перезарядка! Тебе учиться у меня, а не Томас!

— Это разве быстро? — удивляюсь я. За три минуты я бы этого кита швейной иголкой насмерть затыкал и ещё бы покурить успел.

— Хороший пушка, потому быстро! Это пушка советский, ещё два года назад стрелять норвежский, она тоже хорошо, но долго. Норвежский пушка заряжать, с дула. Мешочек с порохом там, заколачивает его дуло пушки, потом резиновый пыж и тоже туго его заколачивает и потом вкладывать в дуло пушки гарпун, пригоняя к пыж. Потом насыпать порох в граната, потом вкрутить капсюль-детонатор, потом вкрутить граната, потом вкрутить запальный детонатор — долго. Десять минут — отлично! А советский пушка — три минуты отлично! — поясняет мне с акцентом и коверкая слова Питерсон, но вполне понятно. Ну что же, я рад за отечественных оружейников, пушки мы всегда хорошо умели делать…

Пришвартовались мы к «Алеуту» в самом неудачном месте — возле жироваренного завода и зловонные выхлопы жёлто-зеленного пара тут же окутали судно. По радиотелефону нам уже сообщили о том, что сегодня китов много, день удачный и наша очередь «разгружаться» будет не скоро. Мы не единственные пришвартованы к плавбазе, недалеко стоит «Трудфронт», судно на котором я очнулся в этом времени, а "Авангард" на подходе и тоже не пустой. Я уже научился различать китобойцы даже не глядя на названия. "Трудфронт" сейчас первый в очереди и занял самое удачное место, а нам приходится нюхать тошнотворное зловоние из жиротопочных котлов. Вообще, если китобоец идёт к плавбазе против ветра, то за много миль можно определить правильное направление, как раз по этому самому смрадному запаху.

— Это ещё ничего Витька — заметив моё лицо, скорченное в брезгливой гримасе, усмехается стоящий рядом Дед — это просто котлы работают, а вот когда они очисткой и пропаркой котлов занимаются, тут уже хоть в море прыгай. Ничего, отойдём как разгрузимся, капитан сказал, что возле «Алеута» на якорь на ночь встанем.

Возле «Алеута» снуют шлюпки и вельботы. С вельботов, как я с удивлением замечаю, вовсю идёт рыбная ловля, бамбуковые удочки торчат в разные стороны, а несколько рыбаков увлечённо следят за своими снастями. Со шлюпки, тем временем застропили очередного кита за хвост, примерно так же, как это делают на китобойце, и соединяют строп с тросом лебедки скобой. По команде с шлюпки, лебедка начинает медленно тащить хвост кита на слип. Когда это сделано, хвост кита обхватывается в удавку более солидным стропом, соединенным с тросом тридцати пятитонной лебедки, которая затем и вытаскивает кита на борт.

Погода к вечеру успокоилась, и прямо на тушу кита, служащего нам в качестве кранца, с борта «Алеута» сбрасывают штормтрап. Часть свободной от работы и вахты команды, по очереди, с весёлым смехом и шутками поднимаются на борт «Алеута». Задрав голову вверх, я встречаюсь взглядом с Иринкой, которая с радостной улыбкой и слезами на глазах машет мне рукой, чуть ли, не перевешиваясь через борт. Я машу ей в ответ, с грустью понимая, что меня скорее всего на плавбазу не пустят.

— Жохов! — обращается ко мне старпом, с мостика. Он тоже заметил девушку и сейчас пристально смотрит на меня — час тебе времени, а потом что бы как штык был на палубе! Если подведёшь, пеняй на себя.

— Спасибо старшой! — только и успеваю крикнуть я и уже через несколько секунд карабкаюсь по штормтрапу на плавбазу. А старпом то, не совсем сволочь оказывается! Вот что такое мужская солидарность, когда даже недруги готовы друг друга поддержать.

Ирка ревёт у меня на плече, а окружающие нас люди деликатно делают вид, что и не замечают нас. На разделочной палубе полно народу, тут вовсю идёт разделка добычи, кто-то таскает груз, что будет перегружен на «Энтузиаст», тут же моряки с моего китобойца здороваются со старыми знакомыми и уходят в "красный уголок", который совмещён разборной перегородкой со столовой. Замечаю знакомого боцмана, с которым мы ходили спасать лётчиков и вижу, как он показывает мне большой палец правой руки, одобрительно улыбаясь.

— Я ей всё сказала! Всё что думаю! Ты был прав, это она всё устроила! — задыхаясь от плача и не отрывая своего лица от моей штормовки выговаривается Ирка — а она мне говорит, что ты Кабель! Что у нас ничего серьёзного не получиться, и ты будешь волочится за каждой юбкой! Дурой меня малолетней обозвала и затрещину дала! А меня никто в жизни пальцем не трогал!

Ну это ты Ирочка, пожалуй, погорячилась, думаю я, поглаживая девушку по спине и с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти ниже, я тебе не то что пальцем, я тебя и другими частями тела трогал. И вот прямо сейчас ещё потрогать собираюсь, раз десять! Нет, будем с собой честными, за час я тогда не управлюсь, ладно, снизим планку — три раза точно! Ну а затрещина, это конечно плохо, но не смертельно, она же «любя». Хотя с другой стороны, есть и ещё один повод для мести "старому бегемоту", я же этой самке собаки ничего плохого не делал, чтобы она так со мной и моей девушкой поступала.

— Всё Солнышко, успокойся, никто нас не разлучит. Пойдём лучше в каюту, а то тут люди кругом, неудобно. У меня всего час и время уходит — шепчу я ей на ушко.

— Мне так приятно, когда ты меня так называешь! — улыбается Ирка и утирает слёзы рукавом. Мы уже идём, держась за руки к центральной надстройке.

Вот же дурочка. Приятно ей… Понятно, что приятно, но я (да и большинство парней) так всех своих девушек называю, чтобы случайно не спалиться и не назвать не то имя, или вообще не дай бог забудешь, как красотку с которой утром проснулся зовут. Было у меня такое пару раз, аж стыдно за себя становилось. Как-то раз целых пять минут стыдно было, но было же! С другой стороны, такие как Ирка, мне пока не встречались. Не в том смысле, что таких красивых я не видал, видали и покрасивее и формами получше, но что бы так себя девушка вела, со мной такое впервые. Я даже немного растерян. Ничего ни просит, ничего ей ни надо. Просто смотрит на меня преданными глазами и беспрекословно выполняет всё что я ей скажу или даже просто намекну! Стоило мне только в слух и неосторожно сказать, что надо бы мне мол постираться, как она тут же всё бросает и бежит стирать мои вещи без просьб и намёков, причём вручную! Ну а про то, что на теле многовато волос, я ей прямо сказал и уже к вечеру мода двадцать первого года ворвалась в нашу каюту в виде обнажённой нимфы.