Китайская мифология. Энциклопедия - Страница 6

Очевидные параллели между китайским мифом о Паньгу и индоевропейским сюжетом заставляют предположить постороннее, «арийское» (то есть индийское) влияние на китайскую традицию (у некитайских народов Южного Китая, как уже упоминалось, Паньгу — чудесная собака, любимый пес властителя и супруг его дочери, прародитель народа мяо, но никак не первосущество). Л. С. Васильев видит в мифе о Паньгу искусственную конструкцию, тщательно выстроенную даосами: «Этот миф — яркий пример использования даосами народных верований и трансформации их, пример вторичного, творческого, утилитарного использования мифов в своих целях. Разработка и популяризация мифа о Паньгу способствовала ознакомлению широких масс с одной из центральных идей даосизма — с весьма абстрактной и недоступной для понимания идеей о дао, мироздании и космогонии. Старания даосов в этом направлении вполне оправдывали себя. Миф о Паньгу стал со временем широко известным и очень популярным в Китае, а сам Паньгу — одним из главных персонажей даосского, а затем и всекитайского пантеона».

Не исключено — во всяком случае, реконструкция позволяет сделать такой вывод, — что заимствованный миф о Паньгу наложился на бытовавший в Древнем Китае миф о сотворении мира богиней Нюйва. В средневековом словаре о ней говорится: «Нюйва — мудрая древняя богиня, превратившаяся в тьму вещей» (как и Паньгу после смерти), а «Каталог гор и морей» упоминает «десять человекобогов», в которых превратились «внутренности» Нюйва; поэт Цюй Юань и трактат «Хуайнаньцзы» упоминают о «семидесяти превращениях» Нюйва, которые современными исследователями толкуются как метафорическое описание создания мира этой богиней. По замечанию Э. М. Яншиной, «компилятивный характер сказания о Паньгу разрешает полагать, что общий для него и Нюйва мотив — сотворение мира как процесс превращения в него самого творца — мог первоначально связываться с именем Нюйва или с другим китайским божеством и только потом был перенесен на Паньгу».

Фуси и Нюйва. Шаньдунский рельеф из храма У Ляна.

С Нюйва связан и еще один миф космогонического характера — миф о починке неба, разрушенного в результате потопа, который устроил бог разливов Гунгун. По мифу, Гунгун разрушил одну из гор, служивших опорой небу, и часть небосвода отвалилась.[12] В трактате «Хуайнаньцзы» говорится, что «небо не покрывало все сущее, земля несла на себе не все живущее. Пламя горело не угасая, волны вздымались непрестанно, свирепые звери пожирали подданных, хищные птицы уносили слабых и старых». Исправить эти повреждения смогла только Нюйва — она собрала камни пяти различных цветов, расплавила их на огне в жидкую массу и заделала прорехи в небосводе, затем убила огромную черепаху, отрубила у нее четыре ноги и поставила их вертикально как подпорки неба, затем собрала тростник, сожгла его, сгребла пепел в кучи и тем самым преградила путь водам потопа, а также прогнала хищных зверей и птиц.

О починке земли — точнее, об ее отделении от неба — говорит и миф о богах Чжуне (Великом) и Ли (Черном). «Каталог гор и морей» упоминает некоего бога Лаотуна (Старца-Младенца), который родил Чжуна и Ли и приказал им — первому поднять небо, а второму опустить землю. Когда они исполнили это повеление, связь между землей и небом прервалась: отныне боги уже не могли спускаться на землю, а люди — подниматься к богам. Французский исследователь А. Масперо, опираясь на версию не «Каталога», но «Книги преданий», где правители Чжун и Ли отделяют землю от неба, дабы покарать погрязший в злодеяниях народ мяо, реконструирует этот миф следующим образом: когда земля еще не была устроена, ее населяли чудовища — крылатый народ мяо. В то время земля и небо находились почти вплотную друг к другу, боги и народ мяо свободно общались между собой, однако земля, населенная чудовищами, была непригодна для людей, поэтому верховное божество истребило мяо и повелело Чжуну и Ли поднять небо и опустить землю, а затем послало в мир героев — обустроить землю и сделать ее пригодной для жизни людей. Этими героями были Хоуцзи, Юй и Лучник И (см. ниже).

Более позднее толкование этого мифа — наказание людей за прегрешения перед божествами, знаменующее собой окончание «золотого века». Некогда люди жили вместе с богами, но постепенно «стали осквернять союзы, не стали уважать авторитеты, боги усвоили установления людей и не выполняли своих обязанностей. Тогда не стали спускаться счастливые рождения (урожаи), не стало изобилия, без конца повторялись несчастья и бедствия» («Речи царств»). И тогда Чжун и Ли по приказанию верховного божества отделили небо от земли.[13]

Отделенная от неба и обустроенная земля выглядела, насколько можно судить по разрозненным сведениям в первоисточниках, следующим образом. На западной окраине «четырех пределов и девяти материков» возвышается гора Куньлунь — китайский вариант мировой горы, сопоставимый с индийской Меру или японской Фудзи. Высота Куньлуня — более 7 тысяч километров, на этой горе находится исток великой реки Хуанхэ, еще там располагается нижняя столица небесного правителя Шанди. Вершина Куньлуня достигает небесного дворца, а подножие горы окружено глубокой и стремительной рекой Жошуй и огненными горами. Поднявшись на Куньлунь — или взобравшись по особой лестнице, — можно было попасть на небо.[14] С Куньлуня берут начало реки пяти цветов, на его вершине растет дерево долголетия (бессмертия).

Ритуальный символ горы (в форме иероглифа шань — «гора»). Бронза (IV в. до н. э.).

Куньлунь — локальная манифестация мифологемы мировой горы, известной многим мифологическим традициям. Мировая гора представляет собой образ мира, модель Вселенной, вариант мирового древа (в мифах эти два символа иногда совмещаются — мировое древо растет на вершине горы). Мировая гора находится в центре мира, вокруг нее, как вокруг мировой оси, строится мироздание; от ее вершины дорога ведет к небесам, а нижняя часть горы указывает на вход в подземный мир. Вершина горы отдана во владение богам, посредине обитают люди, а у подножия горы или под ней — злые духи. М. Элиаде писал, что «вершина мировой горы является не только наивысшей точкой земли, но также ее пупом, точкой, где творение имеет свое начало».

Мифологическое пространство структурируется, как правило, в двух направлениях — по вертикали и по горизонтали. Вертикальную проекцию представляет мировая ось — либо гора, либо мировое древо. Последнее есть центр и опора мира, модель мироздания, его вертикальная проекция: крона мирового древа достигает небес, корни уходят в преисподнюю, ствол соответствует срединному миру, то есть миру людей. Характерным «образчиком» мирового древа может служить скандинавский Иггдрасиль, который связывает между собой девять миров; на его вершине сидит мудрый орел, корни дерева гложут змеи и дракон Нидхегг. Три корня Иггдрасиля уходят в подземный мир; под ними расположены источники, и среди них тот, у которого живут богини судьбы норны. В «Младшей Эдде» сказано, что Иггдрасиль «больше и прекраснее всех деревьев. Сучья его простерты над миром и поднимаются выше неба. Три корня поддерживают дерево, и далеко расходятся эти корни. Один корень — у асов, другой — у инеистых великанов, там, где прежде была Мировая Бездна. Третий же тянется к Нифльхейму…» А «Старшая Эдда» описывает Иггдрасиль так: