Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.2 - Страница 275

Вероника проводила чуть насмешливым взглядом надутого, как обиженный индюк, профессора и присела в кресло в ногах астронавта.

– Вы плохо выглядите, – сказала она.

– Я знаю об этом, – ответил Рон. – И должен вам сказать, что, если вы намерены предложить мне сексуальное общение, я заранее отказываюсь. Я вас не люблю. И я тяжко болен.

– Почему я должна предлагать вам такое… общение?

– Потому что вы пришли говорить со мной о судьбах Земли, о братстве гуманных галактик, а на самом деле вам нужен дупликатор, без которого мне не улететь.

– Как я понимаю, – сказала куда более опытная, чем Ниночка, Вероника, – кто-то вам предлагал уже свое тело, и безрезультатно. Так как Пегги вряд ли нуждается в дупликаторе, значит, это была русская анархистка. Наивная девочка – цыпленок. Таких мужчины не любят, потому что они спешат повиснуть у них на шее.

– Что же вы мне предложите за дупликатор? – спросил Рон.

– Рассказ, – ответила Вероника. – Рассказ о моем отце, о моей безнадежной жизни, о том, что без дупликатора мне никогда не увидеть отцовского дома, который без завещания займут дети его обнаглевшего жадного брата, о том, что я буду бедной и вынуждена буду пойти на панель, так как я никуда не годная певица.

– Как так – пойти на панель? – не понял Рон.

– Торговать своим телом, – пояснила Вероника.

– А что с ним будет делать покупатель? Или у вас еще есть случаи каннибализма?

– В переносном смысле – да.

– Я ненавижу вашу планету, – сказан Рон.

– И не намерены ей помогать?

– Ненависть не подразумевает отрицательных действий, – туманно ответил пришелец.

– Я обращаюсь к вашей жалости, – сказала Вероника. – Я молода, красива, я добрый нормальный человек. Я любила моего отца, хотя он не заслужил этой любви. Я хочу получить от жизни лишь то, что мне положено получить.

– И ради этого вы готовы убить меня?

– Я буду счастлива, если вы останетесь живы. Но вы можете умереть в любой момент. И сделаете тогда меня несчастной. Я не говорю о судьбах Земли – их не изменишь. Только о моем скромном счастье.

Рон закрыл глаза. Веронике показалось, что он умер.

– Рон, – позвала она, – господин инопланетянин! Очнитесь! Нет, этого не может быть…

– Считайте, что я уже мертв, – ответил Рон, не открывая глаз.

Вероника не выдержала. Она готова была кинуться на него с кулаками. Она кричала на пришельца, обвиняла его в жестокости, в коварстве… Но Рон спал. Или делал вид, что спит.

Не видя ничего вокруг от гнева, Вероника выбежала из туманного, слишком белого и слишком расплывчатого корабля. Все погибло. Все погибло из-за этого бездушного мерзавца!

Но внешне она оставалась спокойной.

Перебежав по бревну на сухое место, Вероника поняла, что должна взять себя в руки. Иначе… иначе все потеряно.

А сейчас? – задала она себе вопрос.

Сейчас, ответила она себе, остается один шанс.

Она направилась к лагерю. И через несколько шагов человек, которого она искала, вышел из-за груды поваленных стволов.

Костик нес под локтем ружье – он не оставил надежды отыскать японца.

– Костья, – позвала его Вероника, останавливаясь и поправляя пепельные волосы, – у вас есть для меня секунда времени?

– Разумеется, – обрадовался тот. – Хоть вся жизнь.

– Мне не нужна жизнь. Мне нужна помощь, – сказала Вероника. – Вы единственный человек, который может меня спасти.

Костик вошел в корабль, и ничто ему не помешало. Рон лежал без сознания, он не слышал Кости до тех пор, пока тот не подошел к нему совсем близко и не наклонился, стараясь понять, дышит пришелец или уже помер.

Рон открыл глаза. Костя казался частью тумана.

– Господин Рон… – сказал Костя, нависая над пришельцем. Ружье он продолжал держать в руке. – Я пришел к вам за прибором. За дупликатором. Вы меня слышите?

Рон чуть заметно улыбнулся. Все это было слишком похоже на дурной сон.

– Я не буду вас пытать или бить, – сказал Костя, – хоть я думаю: лучше бы вы вообще сюда не прилетали.

– Почему?

– Потому что до вас мы жили как могли, хорошо ли, плохо ли, а теперь старой жизни нет. Неужели не понятно?

– Понятно.

– Если вы отдадите мне дупликатор, Вероника, от которой я без ума, наверное, согласится выйти за меня замуж.

– А если обманет?

– У меня есть шанс. Я его должен использовать…

– Я больше не могу… – сказал Рон. – Я даже не могу улететь… я потерял время… Поздно… все поздно… все потеряно…

Дупликатор нехотя отделился от стены и подплыл к Костику. Тот шарахнулся в сторону, подняв ружье, чуть не выстрелил.

Рон не слышал. Рон заснул… он угасал.

Костя отбросил ружье. Он схватил дупликатор и побежал к выходу. Он не знал, что придумает астронавт, когда придет в себя. Но он может и убить…

Прижимая аппарат к груди, он вышел из корабля.

Начало темнеть… Сумерки были исчерчены частыми снежинками, которые падали на землю и покрывали ее белым саваном. От этого провалы воды и черные стволы казались еще чернее.

Костя постарался засунуть сложенный дупликатор за пазуху, но тот не помещался. Выйдя на сухое место, Костик остановился. Он не знал, где отыщет Веронику, и не хотел, чтобы кто-то другой догадался, с какой добычей он покинул корабль. Надо спрятать…

Крючки на кожухе отстегивались с трудом, Костик спешил…

Дуглас ударил его по голове тяжелым суком, и Костя послушно и беззвучно улегся у его ног.

Дуглас и не ожидал такого везения. Он шел к кораблю пришельца, уверенный в неудаче, в провале своей миссии, потому что был неудачником с детства. Если кто-то крал яблоко в саду пастора, то пороли всегда хорошенького, но бедного Дугласа. Слишком много было соперников. Слишком много. И этот… пришелец, он не хочет умирать. Дуглас отлично понимал его, но все же пошел к кораблю, пошел, как бы выполняя тяжкий родственный долг.

Ему дупликатор был нужнее всех. В этом путешествии он потерял все – и покровительство японской разведки, ссудившей его деньгами, и руку Вероники, и деньги, взятые в долг, и, возможно, доброе имя… Дупликатор был богатством. И для Дугласа он имел конкретное и очень простое применение: бриллианты его двоюродного дяди, которые никогда не перейдут к нему по наследству, лежали в дядином имении, и раз в году, на день рождения дедушки, их вынимали и соседские сквайры приезжали посмотреть на чудеса Индии. Двух-трех карбункулов будет достаточно… а если мало, то можно будет повторить. И всегда найдется ювелир, который согласится распилить слишком известные, но все же не краденые камни.

Когда Дуглас увидел Костика, который стоял, полускрытый голыми ветвями, и пытался засунуть за пазуху дупликатор, голова его стала ясной, а движения четкими, как на боксерском ринге. Одно движение – и в руках тяжелый сук, второе – и Костя падает к его ногам.

Дуглас держал дупликатор в руках, любовался изяществом его линий и ощущал приятную тяжесть прибора. Несказанная радость охватила его: отныне он сможет целиком отдаться единственно любимому и достойному делу – он закончит свою поэму о Нельсоне, написанную классическим гекзаметром, он подарит изящной словесности все оставшиеся годы жизни, он учредит пенсии для престарелых писателей и стипендии для нуждающихся молодых литераторов.

Этим благородным и вполне искренним мыслям вряд ли удалось бы воплотиться в жизнь, даже если бы мистер Робертсон сказочно разбогател, ибо на нем была роковая печать человека, у которого никогда не будет в кармане лишнего фартинга. Его мысли были жестоко прерваны.

Если бы не случайность – если бы не последний комар, проспавший снегопад и возжелавший перед зимней спячкой набить желудок человеческой кровью, если бы не ярость, с которой Дуглас раздавил этого комара, изменив при этом позу, нож, пущенный верной рукой маркиза Минамото, без сомнения, поразил бы Дугласа в сердце.

Неожиданное движение Дугласа спасло ему жизнь.