Кинжал раздора - Страница 7

– Рафаэль существует на самом деле? – удивилась Женни. – Разве это не еще одно имя, о котором ты понятия не имеешь?

– Конечно, Рафаэль существует. Еще как существует! – Барт взял у нее листья. – А как ты думаешь, по чьей милости я здесь оказался?

Он пожевал.

– Надо же, горечи не чувствую. Может, дозу пора увеличить, знахарь? А то слишком терпимо… Рафаэль – мой брат, вместо которого я поехал на раскопки.

– Почему он сам не поехал?

Да, бывают истории, запутаннее ее собственной.

Барт замялся на долю секунды.

– Понимаешь, он инвалид. Ты не подумай, он очень умный. Самый умный в нашей семье. Было у отца два сына. Здоровый и умный, – сказал он с горечью и вздохнул. – Раф просто помешан на истории. Он столько всего читает. Все старинные рукописи в доме перебрал: у нас их полно. Он даже гипотезу какую-то выдвинул, не спрашивай, о чем, я не понял, но это опубликовали в одном историческом журнале. Очень смелая, говорят, и спорная. Но придраться не к чему. С логикой у него все в порядке.

В голосе Барта зазвучали нотки гордости.

– Но он взял и чокнулся. Подал втихую заявку на участие в этих раскопках. Говорит, что для дальнейшей карьеры ему это будет нужно. Его пригласили. А куда ему ехать, без ног?

– У него нет ног? – прошептала с жалостью Женевьева.

– Есть. Но он практически не ходит в последнее время. Пришлось ехать мне. Под его именем.

– Ах, вот оно что! И тебе все сошло с рук?

– Почему нет? Мы с ним похожи, впрочем, никто и не проверял – поверили на слово.

– Вы близнецы?

– Нет. Он на год моложе. Но мы правда очень похожи. Отец смеется, что мы штампованные. Породистые и штампованные. Вот смотри. – Барт вынул из нагрудного кармана блокнот и огрызок карандаша.

– Это я, – набросал он лицо, – а это – Рафаэль.

Женин присела рядом. Она завороженно смотрела, как Барт рисует. Второе лицо было копией первого, разве что поскуластей. И чем-то неуловимым отличались глаза.

– Так это все твои рисунки? – погладила она кипу бумаг у себя на коленях.

– А то чьи. Везу Рафаэлю полный отчет, чего мы там накопали. Пусть разбирается. Я в этом ни бум-бум…

– Нарисуй еще что-нибудь, – попросила Женевьева.

Барт улыбнулся. Сел. Посмотрел на нее внимательно и… изобразил знакомого ей петуха.

– Ой, как живой! – воскликнула Женин.

Потом перед ней возникла физиономия доктора, фигура сторожа, потягивающаяся кошка. Собака, задрав лапу, грызла на себе блох. Барт опять лег. Вырвал листки из блокнота, скомкал и хотел швырнуть в угол.

– Отдай мне, пожалуйста. – Женевьева разгладила их: – Ну вот, взял и испортил такую красоту.

– Ты как Рафаэль, – усмехнулся Барт, – он вечно дрожит над моими картинками, как над сокровищами. И хранит их.

Женин разглядывала рисунки.

– Сейчас у тебя волосы длиннее! – заметила она победно. – Не похоже!

Барт взял рисунок, дорисовал волосы до плеч.

– Теперь лучше? Приеду в Меланьи – подстригусь.

Женин с сожалением посмотрела на его шевелюру. Не кучерявая, но мягкая, над ушами и на шее лежит волнами. Обидно состригать такую красоту, это не то что ее прямые волосы. Впрочем, его дело.

– Как это у тебя получается? Где ты учился на художника?

– Нигде. Рафаэль в детстве болел в очередной раз, тяжело, больше месяца в кровати провел. Я стал ему рисовать, чтобы развлечь. Так и пошло. Секрет схожести изображения очень прост. Я сам догадался.

Он замолчал, думая о чем-то своем.

– Можешь мне открыть? – спросила Женевьева.

– Тебе? Тебе могу, – ответил Барт вроде как с намеком.

Женин пропустила мимо ушей его шуточку. Барт рассказал:

– В принципе, это два секрета. Можно комбинировать. Первый – выпяти типичную для персонажа особенность. Преувеличь, но слегка, чтобы не получилось карикатуры. Зритель невольно обратит внимание и не заметит огрехи второстепенных деталей. Вот смотри. У нас с Рафаэлем характерная форма губ – очень резко очерчены, и разрез глаз тоже характерный. Нужно чуть-чуть усилить, чуть больше, чем на самом деле, нарисовать и можно больше вообще ничего не дорисовывать, узнаешь и без ушей. Видишь, как просто.

Женни посмотрела на изгиб губ, что произносили эту речь, потом на рисунок. Да. Характерные.

– А второй секрет?

– Это сложнее. Требуется поймать внутреннюю изюминку. Невозможно объяснить словами, что это.

Он опять достал карандаш.

– Вот наш кот.

На Женевьеву смотрела с бумаги морда ленивого хитрюги.

– Вот он, наш хитрец! Какие у него лапы и хвост – роли не играет. И так узнаваем.

– Я, кажется, поняла, – улыбнулась Женин.

Бартоломью с интересом взглянул на Женин, любующуюся котом.

– Что? – подняла она на него глаза.

– Первый раз встречаю девушку, которая знает, что я могу рисовать, и еще не заказала свой портрет, – пояснил он насмешливо, или это ей показалось: она его теперь все время подозревала в желании поддеть ее.

– А вдруг ты не захочешь? Если я попрошу – тебе будет неловко отказать мне. Зачем ставить тебя в неудобное положение?

Барт подумал, что хорошо, что не попросила. Он уже пробовал набросать ее портрет, в госпитале, по памяти, когда она уходила на станцию. Ничего не вышло. Похоже, но блекло. С ней его секретные методы не сработали. Слишком правильные гармоничные черты лица. Нечего выделить. Не за что зацепиться. И ее «изюминку» он еще не раскусил. Все время что-то ускользает. «С натуры получится. Вот будет время и нормальное освещение…» – решил Барт.

Вслух рассмеялся:

– Воспитанная девочка из хорошей семьи!

«Да ты сам – правильный мальчик из приличной семьи. А я-то думала…»

Ореол таинственности исчез. Яркая внешность Бартоломью слегка потускнела потому… потому что, оказывается, он не злодей, не бандит, даже не авантюрист. Конечно, это безопаснее, когда рядом просто заботливый брат какого-то там Рафаэля…

– А ты кто? Я сначала приняла тебя за, гм, искателя приключений. Такое разочарование! – парировала Женни.

Барт хмыкнул:

– Что за странные вы создания, женщины? Вам чем хуже, тем лучше. Да? Вот и наша с Рафаэлем девушка взяла и выскочила замуж за плохого парня. За шулера.

– Как это, ваша с Рафаэлем? У вас что, об-ща-я девушка была? – У Женевьевы открылся рот.

Барт передернул плечом:

– Ну была, хотя общая – это сильно сказано. И… – Он улыбнулся. – Я на него даже не разозлился. Блондинка! А мне нравятся брюнетки.

Барт замолчал. Женевьева выжидательно смотрела на него, стараясь не показать, что ей смешно.

– Зима. Скучно. Я затеял вечеринку и спектакль одновременно. Знаешь такие? Зрители – они же и участники.

Женевьева кивнула.

– Рафаэль не любит показываться на публике, – вздохнул Барт. – Он писал сценарий. Он всегда пишет сценарии на исторические темы, с детства. Я мастерил декорации. И нам пришла в голову идея: а что если короля, который только сидит на троне и отпускает реплики, исполнит Раф. Под моим именем, конечно. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Я сделал трон на колесиках, для удобства передвижения. Несколько человек было посвящено – я бы не справился без их помощи. Я играл шута, крутился вокруг трона, заодно подстраховывал. Столько на нас грима наложили, что мама родная бы не узнала. Все были уверены, что на троне – я. – Бартоломью рассмеялся, вспоминая.

«А у них там и правда весело», – позавидовала Женевьева.

– Про девушку я и думать забыл, переживал, как выдержит роль Раф. А он разошелся. Под самый конец, когда весь народ уже танцевал, девушка сгоряча полезла к Рафу на колени целоваться. Выпила слишком много шампанского.

Барт сел и с возмущением спросил:

– Ты представляешь?! Я сам с ней еще не целовался!

Женевьева смеялась. Барт улыбнулся:

– Стою я и смотрю, как мой брат обнимается с моей девушкой, и ничего не могу поделать! Не стягивать же ее с его колен и не объяснять, что она перепутала.

– И чем дело закончилось? – спросила Женни, всхлипывая от смеха.