«Кино» с самого начала - Страница 13

«Вот учись в институте, слушай пять лет ахинею, чтобы в результате оказаться на заплеванной лестнице с бутылкой водки, пусть и с дипломом в кармане и в строгом костюме», – думал я. Мне было ясно, что гораздо приятнее выпивать ту же водку в компании друзей под хорошую музыку и не ограничивать этот процесс временем с 9 до 17. При этом не нужно в конце месяца со страшными нервными затратами делать за три дня то, что нужно было сделать за месяц, – начертить еще какой-нибудь сногсшибательный механизм, который, на радость всему земному шару, изобрел в конце месяца такой же полуалкоголик-проектировщик из соседнего кабинета.

В цехе же пили уже совсем неприкрыто, откровенно, с чувством, с толком, обстоятельно, но при этом еще и по уши в грязи. Разговоры, состоящие в основном из мата, вертелись вокруг баб, выпивки и футбола. Отдельной, святой темой была политика – тут каждый являлся знатоком и про членов политбюро знал, кажется, намного больше, чем сами члены. Все были также мудрыми стратегами и во внешней политике – не было сомнений, когда нужно «дать по яйцам» немцам или чехам, когда вы… ну, скажем, трахнуть арабов, кому экспорт, откуда импорт, где что сколько стоит и какова зарплата… хотя за границей никто из них никогда не был, они знали быт западных «мудаков» основательно (с их точки зрения) и смеялись над глупостью американцев, жадностью немцев и развратностью французов со знанием дела. Это было просто противно. Не злило, не вызывало желания спорить, доказывать – просто было противно. Хотя порядочно было среди рабочих и нормальных людей, не лишенных здравого смысла, но они все как-то помалкивали и не бросались в глаза – видимо, стеснялись высовываться.

Когда с экрана телевизора я слышу голос диктора, который говорит о «сером большинстве», имея в виду парламент или какой-нибудь съезд, это неправда. Серое большинство не там, не в зале заседаний, оно вокруг нас, в магазинах, на заводах, в автобусах, в ресторанах. Оно уверено в себе, монолитно и непобедимо.

Но что-то я опять отвлекся. Итак, мы не занимались политикой, в отличие от всего многонационального народа, и, естественно, не были теми кухарками, которым наши мудрые вожди могли бы вручить бразды правления государством. Я приходил к Цою в «дом со шпилем» на углу Московского и Бассейной, мы сидели и слушали Костелло и Beatles, курили «Беломор», пили крепкий сладкий чай, которым нас угощала Витькина мама, потом ехали ко мне на Космонавтов, слушали The Who и XTC, потом… Выбор был широк – идти к Олегу и слушать Grand Fank Railzoad и Judas Priest, идти к Свину и слушать Игги Попа и Stranglers, ехать к Майку и слушать T-Rex, пить кубинский ром с пепси-колой и сухое, ехать к Гене Зайцеву, пить чай и слушать «Аквариум»… И говорить, говорить, говорить обо всем, кроме политики и футбола.

Мы были полностью замкнуты в своем кругу, и никто нам не был нужен, мы не видели никого, кто мог бы стать нам близок по-настоящему: по одну сторону были милицейские фуражки, по другую – так называемые шестидесятники, либералы до определенного предела. Тогда они нас не привлекали. Я знаю много имен настоящих честных людей этого поколения – и тех, кто погиб, и тех, кто уехал, но это единицы, и имена их так растиражированы, что покрывают собой все то же серое большинство, но теперь уже либеральное, которое стоит с застывшей ритуальной маской светлой интеллигентной печали на лицах под песни Окуджавы, а потом идет ругать КПСС в свои конторы, чертить чертежи новых ракет и пить водку на лестничных площадках своих учреждений (см. выше)…

Мы были совершенно лишены гордыни в советском понимании этого слова – никто и в мыслях не имел становиться «личностью», поскольку это подразумевает жизнь в коллективе и по законам коллектива, что нам не импонировало. Один человек в пустыне – личность он или не личность? Он просто человек – две руки, две ноги и все остальное. Только в коллективе, где четко определены законы поведения, человек может стать так называемой «личностью». Законы коллектива здесь даже важнее, чем сам коллектив, ведь в сообществе, где нет четко определенных канонов и каждый действует по собственному усмотрению, каждый представитель коллектива является личностью, не похожей на других. В советском же коллективе, да и не только в советском, а, скажем так, в современном «личность» – это особа, добившаяся максимальных результатов, действуя по законам коллектива. И здесь нет исключений – я ведь говорю не о законах государства, а о более глубоких законах коллектива, и тот, кто нарушает даже государственные законы, все равно остается в рамках, заданных жизнью, в коллективе. Писатель, диссидент, рабочий, музыкант – это все четко заданные маршруты, по которым люди идут к достижению статуса «личности». Мы же были никто. Слова «панк» или «битник» здесь можно использовать чисто условно, просто чтобы было понятно, о ком в данный момент идет речь. За этими словами ничего не стоит, они ничего не значат. Мы сегодня могли одеться так, завтра – иначе, отрастить волосы, сбрить их наголо, играть хард-рок или панк, слушать Донну Саммер или King Crimson – в пустыне, которую мы создавали вокруг себя, отсутствовало понятие «мода».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.