Кино, масоны и любовь (СИ) - Страница 43
— Рад приветствовать вас, господа. Мисс Вареску, разрешите констатировать факт, что вы сегодня прелестны. Мистер Голден, я буквально вчера пересмотрел все ваши шедевральные фильмы и хочу вам сделать деловое предложение: как вы смотрите на то, чтобы работать на моих киностудиях?
Стефан сразу расцвел. Господа «деловые мужчины» принялись обмениваться информацией, сразу же забыв о моем присутствии, а я наблюдала, что с другого конца зала к нам движется тот толстяк, что тоже принимал участие в аукционе. Расмус, кажется. Так его называл Ирвин. Подойдя к нам вплотную, он проговорил:
— Мистер Голден, разрешите представиться. Я Расмус Малден, глава ассоциации банков «Сервискапитал». Буквально вчера пересмотрел все ваши фильмы и подумал, что такому талантливому человеку не помешает материальная помощь в создании его шедевров.
Я посмотрела на Стефана, вопросительно подняв брови. Что — то здесь было не так. Откуда такая щедрость? Такие одинаковые как под копирку фразы? Все это было более чем странно, а Стефану все нравилось, он сиял. Ему — то как раз это странным не казалось.
Трое мужчин принялись о чем — то оживленно переговариваться, я почувствовала себя лишней на этих переговорах и потихоньку — потихоньку отползла в сторону. Еще раз окинув взглядом зал, и не увидев любимого лица, я ринулась было на балкон, чтобы подышать воздухом в одиночестве, но была перехвачена распорядителем этого мероприятия.
— Мисс Вареску, у меня заявлено ваше выступление сразу после официальной части. Не могли бы мы пройти в комнату для подготовки? Мне нужно знать, с каким номером вы собираетесь выступить, и какие приготовления для этого нужны?
— Хорошо, ведите. Только сообщите, пожалуйста, мистеру Голдену, где я, чтобы он не волновался.
Хотя я была на сто процентов уверена, что Стефан в своих переговорах даже не заметит моего отсутствия.
— Я сообщу ему. Следуйте за мной.
Мы ушли с распорядителем из общего зала в отдельную комнатку, которая, как я поняла, соседствовала со сценой общего зала. Там я подробно рассказала, в чем суть моего выступления. Мне предложили музыкальное сопровождение на выбор.
Короче, пока мы всем этим занимались, торжественная часть, наверное, уже началась. Ко мне была приставлена миловидная девушка Магда. Она принесла мне воды, помогла поправить макияж. С ней мы еще раз прошлись по тексту, пытаясь вместить его в выбранный мной музыкальный отрывок.
Наконец, я встала возле заветной двери у выхода на сцену и приоткрыла ее. Приоткрыла и чуть не упала на Магду, стоявшую сзади. На сцене я увидела испанского посла и Ирвина — серьезного, спокойного, любимого. Сердце сразу подскочило к горлу и принялось отбивать какой — то невообразимый ритм. Я даже не сразу смогла сосредоточиться на происходящем.
Вдох, выдох, вдох, выдох. Габи, возьми себя в руки. Ирвин здесь, и если нам ничего не помешает, ты сможешь сегодня поговорить с ним. Я расслабилась и попыталась поймать его эмоции. Уловила сосредоточенность, нетерпение и заинтересованность.
Я вспомнила один из моментов нашей любви — он на мне и во мне, и мы единое целое, и не существует никого и ничего вокруг, только четкий ритм нашего слияния, и наши глаза в глаза, и тело в тело.
Ирвин вздрогнул, его лицо исказила судорога, и я почувствовала такую сумасшедшую боль, что у меня резко скрутило живот и стало не хватать воздуха. Я продышалась и отстранилась от своих чувств и эмоций.
Я не слышала, что говорили окружающие, только жадным взглядом пожирала мощный разворот плеч, чуть опущенное лицо, по — моему, губы искривила насмешливая улыбка. Вот он что — то ответил на прочувствованную речь посла, в зале захлопали, вот пожатие рук и еще более длительные рукоплескания. Наконец, на сцену вышел распорядитель и тоже что— то сказал. Ирвин поднял голову и стал оглядываться. Я стояла и смотрела на него, пока не почувствовала тычок в спину:
— Ваш выход, мисс Вареску, — прошептала мне сзади Магда, — ваше выступление объявили.
На негнущихся ногах я вышла на сцену. Взгляд мистера Брайса просто прожигал меня. Я постаралась максимально успокоиться, смотреть ему в глаза не было сил. Я обводила взглядом весь зал.
Вот Стефан в компании с Баррингтоном ободряюще кивает мне, мистер Баррингтон торжествующе улыбается и тоже кивает. Интересно, о чем там смог договориться мой «милый дружочек», что глава самого большого медиахолдинга просто не может скрыть выпирающей радости?
У самой сцены стоит и хмурит свои скульптурные брови миссис Лонгман. Она сегодня в бордовом платье, что тоже ей очень идет. Рядом с ней расположилась жена посла. Она ободряюще улыбается мне. Толстячок — банкир что — то жует и, попивая из хрустального фужера, пожирает меня плотоядным взглядом. Наверное, размышляет, какие блюда из меня можно приготовить?
Я встряхиваю головой и подхожу ближе к авансцене. Посол и мистер Брайс по лесенке спускаются в зал, и я совсем не удивляюсь, когда вижу, что посол присоединяется к своей жене, а Ирвин подходит к Ильзе Лонгман.
Сквозь вакуум вокруг меня я машинально начала свою речь. Слова сами вырывались упругими мячиками, складываясь в привычные фразы. Сначала благодарю за приглашение на этот грандиозный прием, потом опять слова благодарности организаторам вечера, призванного улучшить жизнь миллионов людей этого мира, а потом меня просто понесло. Откуда только что бралось?
Я призналась в любви к Испании, ее гордому народу, ввернула несколько исторических фактов, которые будто сами всплывали в моей голове, из меня сыпались цитаты речи Брайса, которую я слушала на благотворительном вечере, никогда ранее не думала, что хоть что— то запомнила из нее, а вот здесь и сейчас фразы сами лились из моего рта.
Я старалась не смотреть на Ирвина, но мой взгляд вопреки моей воле, постоянно останавливался на нем, и я уже не знала, как мне перейти к моему обязательному выступлению.
Наконец, мне удалось свернуть на благодатную почву, на то, что мне было действительно близко. Смотря в любимые серо — голубые глаза, я выдала фразу, что в этом мире все делается ради любви, сам мир создан ради любви, и без перехода я начала цитировать отрывок из «Маленького принца». Зазвучала пронзительная тема Альбиони, а я рассказывала зрителям (наивные или мудрые?) рассуждения одного известного мальчика о любви и мире, о том, что люди забыли одну простую истину: они в ответе за планету, за тех, кого приручили. Если понять это, не будет войн и многих проблем. Но люди часто бывают слепы, и в погоне за сиюминутными удовольствиями и выгодами забывают о главной цели их жизни — о Любови.
Я оторвала взгляд от Ирвина и перевела его на посла.
— Кто из испанцев не знает, что такое любовь и страсть? — вопрошала я, и посол благожелательно кивал мне в ответ.
— А народ, который умеет любить — непобедим, — и жена посла растроганно поднесла к глазам платочек.
— Разрешите же мне закончить свое выступление словами гениального Гарсиа Лорки:
О, шепоток любви глухой и тёмной!
Безрунный плач овечий, соль на раны,
река без моря, башня без охраны,
гонимый голос, вьюгой заметённый!
О, контур ночи чёткий и бездонный,
тоска, вершиной вросшая в туманы,
затихший мир, заглохший мак дурманный,
забредший в сердце сирый пёс бездомный!
Уйди с дороги, стужи голос жгучий,
не заводи на пустошь вековую,
где в мёртвый прах бесплодно плачут тучи!
Не кутай пеплом голову живую,
сними мой траур, сжалься и не мучай!
Я только жизнь: люблю — и существую!
Все! Вроде выдала все, что готовила. Нашла взглядом Стефана: он, полуприкрыв глаза, улыбался как чеширский кот. Над залом висело гнетущее молчание, а Стефан, видимо, просто наслаждался моментом. Наконец, он зааплодировал, а с ним и весь зал.
Я неловко поклонилась, мазнула взглядом по Ирвину. Он стоял, не хлопая, сощурив глаза и в упор уставившись на меня. А рядом, дергая его за рукав, что— то сердито говорила миссис Ильза Лонгман и куда — то пыталась его тянуть. Ирвин даже не шевельнулся. Я вздохнула и спустилась в зал.