Киммерийское лето - Страница 13

Сегодня у них мужское дело — покупка новых часов Старые Андреевы часы, после того как над ними хорошо потрудился Игорь Лукин, уже не поддавались никакой регулировке; поэтому, когда встал вопрос о подарке к знаменательному дню перехода в десятый класс, он сделал заявку на часы; собственно, придумать что-то другое, оставаясь трезвым реалистом, было трудно. Конечно, неплохо бы иметь дома стереофонический проигрыватель, но это пока не по карману. Вот если летом удастся подзаработать в стройотряде… Андрей рассеянно огляделся, увидел отца и соскочил с парапета.

— Здравствуй, сын, — сказал Болховитинов-старший и коротко потрепал младшего по плечу. — Извини, задержался немного, вернее, меня задержали Давно ждешь?

— Двадцать пять минут Ничего, я не скучал, здесь интересное место в смысле наблюдений, — баском ответил Андрей. — Что же, пойдем прямо по магазинам, или ты хочешь закусить? Тут вот, рядом, есть сосисочная.

— Да я, признаться, не думал, — сказал Кирилл Андреевич — Мама, вероятно, будет ждать с ужином. А ты проголодался?

Андрей вовсе не проголодался, и о сосисочной на углу он сказал лишь потому, что в ней были установлены пивные автоматы. Разумеется, он давно уже мог бы побывать там с кем-нибудь из приятелей, но такого рода эскапада отдавала бы мальчишеством: ничуть не лучше, чем тайком курить в школьной уборной. Вот зайти в пивную с отцом, как мужчина с мужчиной, это было бы здорово, и на это он главным образом и рассчитывал. А вовсе не на сосиски как таковые. Но раз отец не догадывается, придется отложить до более благоприятного момента.

— Нет, — ответил он честно, — я вовсе не проголодался. Просто я думал, что ты…

— Я, признаться, побаиваюсь всех этих сосисок — и так приезжаю из каждой командировки с больным желудком, лучше уж воздержимся. Ты куда хотел пойти, в универмаг какой-нибудь?

— Я думаю, заглянем на Сретенку, там хороший фирменный магазин. Тут недалеко. Кстати, ты сколько ассигнуешь мне на подарок?

— Сколько? — Кирилл Андреевич пожал плечами. — Я не знаю. Ты говорил, кажется, что хорошие часы стоят рублей сорок?

— Да, около этого А что, если мы сделаем иначе — купим за тридцать, а десятку ты мне презентуешь наличными? Дело в том, что мне нужны деньги — лишние, понимаешь, сверх обычных карманных. Мы решили отпраздновать в складчину, и не дома у кого-нибудь, а пойти в «Прагу». Ну, не в ресторан, разумеется, а там, внизу. Нас будет человек шесть — значит, платить придется троим… в общем, не хотелось бы подсчитывать в уме каждую копейку!

— Да, это неприятно, — согласился Кирилл Андреевич. — Особенно если ты с девушкой! Ну что ж, ради такой оказии могу снабдить тебя лишней десяткой, а на часах уж экономить не станем.

— Я просто думал, что выходит многовато…

— Ничего, за этот квартал ожидается неплохая премия.

— Спасибо, папа. Между прочим, я хотел у тебя спросить… Ты понимаешь, у меня, кажется, будет возможность записаться в стройотряд…

— Куда записаться?

— Ну, ты знаешь, эти студенческие строительные отряды.

— А какое отношение имеешь к ним ты?

— Школе дали три путевки, по комсомольской линии. Это институт, который над нами шефствует. Я хотел спросить в принципе, не станешь ли ты возражать. Конечно, это еще надо обговорить с мамой, но я хотел выяснить твое отношение.

Кирилл Андреевич ответил не сразу. У спуска в подземный переход он купил «Вечернюю Москву» и на ходу невнимательно просмотрел заголовки. Они прошли низким широким туннелем, наполненным слитным гулом текущих навстречу друг другу человеческих потоков и разноголосыми зазывными воплями продавцов цветов и лотерейных билетов, и снова поднялись наверх к монументальному порталу «Детского мира», где, как всегда, живописными группами сидели обремененные дневной добычей гости столицы. На углу улицы Дзержинского Кирилл Андреевич остановился и задумчиво оглядел площадь.

— Почему, собственно, ты решил ехать с этим отрядом? — спросил он.

— Ну, как тебе сказать, — Андрей пожал плечами. — Прежде всего, там можно что-то заработать, это тоже не лишнее…

— Ну, ехать только ради этого… — скептически хмыкнул отец.

— Ты считаешь, в моем возрасте рано учиться зарабатывать деньги?

— Не то чтобы рано, но… Видишь ли, обычно это получается само собой, и едва ли этому следует «учиться». Просто когда человек начинает работать, он начинает получать вознаграждение за свой труд… так что учиться нужно не зарабатывать, учиться нужно работать — это дело другое. А ты переводишь в несколько иную плоскость. Зря, мне кажется.

— Слушай, тут примерно две остановки — сядем на троллейбус или пешком?

— Я с удовольствием пройдусь, только не беги. Мы ведь не опаздываем?

— Нет, там до семи. Ты понимаешь, я просто хотел сказать, что иногда бывает приятно почувствовать себя материально независимым… ну, в какой-то степени. Купить себе что-то на деньги, которые сам заработал… Но это не главное, конечно. В основном я решил поехать потому, что чувствую, как мне не хватает знания жизни.

Кирилл Андреевич усмехнулся:

— Не такая уж беда в твоем возрасте.

— Ну, это как сказать, — возразил Андрей. — Через полгода мне восемнадцать лет. А что я видел, кроме Москвы и Энска? Так хоть на целине побываю — все-таки новые впечатления…

— Впечатления — дело другое, — согласился Кирилл Андреевич. — Что ж, я не против. Не знаю, правда, как к этому отнесется мама.

— Ну, родительницу мы как-нибудь уломаем общими усилиями.

— Андрей, я просил тебя не употреблять этого дурацкого выражения, и не один раз. Почему ты не можешь просто сказать «мама»?

— Могу, конечно. Я так и обращаюсь — «мама».

— Да, но за спиной называешь родительницей. Что за чушь!

— Вероятно, привык в школе, — сказал Андрей извиняющимся тоном. — Ты понимаешь… у нас в младших классах — ну, в седьмом, в восьмом — как-то не принято было говорить о родителях «папа», «мама»… считалось таким сюсюканьем, что ли. Ну, словно мы уже из этого выросли. Вообще не принято было упоминать о существовании родителей. А поскольку мне упоминать о маме приходилось в связи с каждым уроком литературы…

— То ты и нашел отличный выход из положения. Странная вещь: о «материальной независимости» ты заботишься, заботишься совершенно преждевременно, потому что в этом смысле у тебя никаких проблем пока нет. А вот о том, чтобы стать человеком независимым духовно, человеком со своим собственным отношением к жизни, — об этом ты не думаешь.

— Интересно, как бы это я собирался стать художником, — возразил Андрей, — если бы у меня не было своего собственного отношения? Или скажем так — если бы я не понимал, что должен его иметь?

— Мы говорим о разных вещах. Ты хочешь сказать, что художник должен видеть окружающее по-своему, не так, как видят его другие? Я имею в виду не это. Просто, понимаешь ли, человек — неважно, кто он по профессии, — человек может быть внутренне независим, но может и подчиняться среде во всем — во вкусах, в мнениях, ну и так далее. Не скажу, что это такой уж криминал… в конце концов, так живут многие, даже люди вполне порядочные, — но это печально. Очень печально, сын. А начинается всегда с малого…

В фирменном магазине «Часы» их ждало разочарование: выбор мужских наручных часов оказался скудным, водонепроницаемых и противоударных не было вовсе, а продавщица, молоденькая и хорошенькая, пребывала в состоянии мрачнейшей меланхолии и едва цедила слова. Кирилл Андреевич поинтересовался, бывают ли вообще в продаже все эти прославленные рекламой шедевры отечественной часовой промышленности — сверхточные, сверхплоские, с автоматическим подзаводом и так далее.

— Бывают, но редко, — ледяным тоном объявила продавщица, глядя мимо него с отвращением.

— Ясно, — сказал Андрей, — их гонят на экспорт. Знаешь, давай не будем строить из себя снобов и купим хотя бы вот эти. В конце концов, от часов требуется одно: показывать время…

Татьяна Викторовна испытывала неловкость, листая альбом. Сын часто показывал ей свои рисунки, но другие, а этот полукарманного формата небольшой альбомчик был у него, вероятно, чем-то вроде записной книжки. Или даже дневника. Поэтому, строго говоря, ей не следовало сюда заглядывать, но она заглянула, увидела отличный, несколькими штрихами набросанный портрет уборщицы тети Вари и уже не могла остановиться.