Киевская Русь - Страница 9

Вряд ли можно определить с какой‐либо степенью точности объем товаров, переправлявшихся каждое лето из Киева в Месембрию, однако правомерно порассуждать об этом. Из воспроизведенной Константином картины создается впечатление, что флотилия была огромна. Предположительно она состояла из нескольких сотен лодок, возможно – более тысячи. Конечно, они представляли собою, по определению Константина, monoxila, то есть каждая из них делалась из монолитного ствола дерева. Но такие стволы, срубленные в девственных лесах Северной Руси, должны были быть громадными.

Аналогичные лодки использовались запорожскими казаками в шестнадцатом и семнадцатом столетиях29. Казаки фактически имели лодки двух типов: речные и морские. Казацкое слово для обозначения лодки – «чайка» берет начало от тюркского «чэй» – река и изначально было приложимо к маленьким лодкам, но позднее стало обозначать также и другой их тип. Речная лодка являла собою чистый и простой моноксилон – каноэ. Она использовалась для рыболовства и для перевозки малых грузов; ее грузоподъемность составляла десять человек. Подобные каноэ, без сомнения, использовались русскими киевского периода для аналогичных целей, но киевский моноксилон, ориентированный на византийскую торговлю, должен был быть значительно больше и по типу более схожим с морской или казацкой чайкой. Для этого ствол дерева служил лишь основанием, на котором из тяжелых дубовых досок воздвигалась сама лодка. Чайка имела длину от пятнадцати до двадцати метров, ее вершина была шесть-семь метров, а высота около шести метров. Она вмещала от пятидесяти до семидесяти вооруженных казаков, от четырех до шести легких пушек и значительное количество амуниции и еды. Судно было экипировано мачтой и двадцатью – сорока веслами. Предполагая, что лодки русской флотилии десятого века имели сходство с мореходными казацкими лодками и что ежегодная флотилия насчитывала не менее пятисот единиц, общий объем перевозимого груза должен был составлять порядка десяти тысяч тонн. А если предположить, что половина объема использовалась для транспортировки «живого товара» – рабов или иных целей, то при самом скромном подсчете собственно товар весил около пяти тысяч тонн.

Это – небольшой объем груза для торгового флота по нашим меркам. Однако он весьма впечатляет при сравнении с общепринятыми стандартами практики Средневековья. Даже в четырнадцатом и пятнадцатом столетиях общий товарный объем годичных перевозок из Италии в Германию через перевал Сен-Готтард – один из основных путей европейской континентальной торговли в Средние века – обычно составлял 1250 тонн30. Совокупный тоннаж итальянских и ганзейских торговых флотилий этого периода был гораздо больше, но в десятом веке западная морская торговля не могла представить чего‐либо схожего с русско-византийской торговлей. Итак, если мы рассматриваем ежегодную русскую флотилию в границах каролингской коммерции, то должны прийти к заключению, что размеры русской зарубежной торговли были значительно выше западноевропейских объемов этого периода.

Описание Константином русской флотилии является ценным источником не только для исследования русской торговли, но также и для изучения русского государства и способа правления в первой половине десятого столетия. Согласно этому писателю, сердце русского государства находилось в Киеве, и лишь киевский регион назывался в собственном смысле Русью. Все остальное являлось «окраиной Руси», состоящей из славянских племен, которые платили дань киевскому князю. Однако было бы неправильным заключить, что все эти земли были просто киевскими колониями. Картина, данная Константином, неполна, ее можно дополнить свидетельствами из других источников. Прежде всего, следует упомянуть, что множество племен подчинились Киеву на различных условиях. Некоторые платили дань в натуральном выражении, другие – деньгами; одни несли более тяжелую, другие лишь «легкую», то есть номинальную, повинность. Далее мы должны рассмотреть свидетельства русско-византийского договора 907 г., согласно которому греки обязаны были выделить отдельные фонды для ведущих русских городов – Киева, Чернигова, Переяславля и т. д. Как отмечает летописец, в каждом из этих городов властвовал собственный князь. И разумеется, из преамбулы к русско-византийскому договору 911 г., равно как и из договора 945 г., мы знаем, что ни Олег, ни Игорь не были единственными правителями Руси, другие князья упоминаются как подчиняющиеся власти великого князя. Итак, мы имеем феодальную лестницу с сюзереном во главе и вассалами внизу. Далее, хотя нам мало известно об отношениях между Киевом и Тмутараканью в это время, из скудных свидетельств мы можем предположить, что последний город все еще управлялся собственным князем – каганом.

В любом случае политическая структура Руси в первой половине десятого века при всей ее примитивности была гораздо более сложна, чем можно представить, базируясь лишь на свидетельствах повествования Константина Багрянородного. Видимо, степень субординации племенных князей по отношению к киевскому князю в различных случаях варьировалась. Некоторые из них скорее были союзниками, нежели вассалами.

Положение князя в провинциях, где дань взималась натурой самим великим князем, возможно, было наиболее тяжелым. Однако даже в таких случаях должно было существовать определенное соглашение относительно доли великого князя в местных налоговых сборах, и, если договоренность нарушалась с его стороны, местный князь, очевидно, прибегал к противодействию, как мы видим из истории смерти князя Игоря в «Повести временных лет».

Обратимся к Игорю и его политике. Согласно традиции, Игорь был потомком Рюрика, и нет никаких поводов сомневаться в этом. Однако можно предположить, что он был скорее внуком Рюрика, нежели его сыном, как утверждается в «Повести временных лет». При Олеге Игорь должен был играть всецело подчиненную роль. Он упоминается лишь однажды по поводу его женитьбы, и даже здесь упоминается, что этот союз был организован Олегом (903 г.).

Женой Игоря была Ольга – уроженка Пскова. У нее скандинавское имя, но она должна была быть славянской девушкой, как вскоре будет объяснено. В то время как Игорь описывается в летописи с малой симпатией, его жена возвеличивается как «мудрейшая среди женщин». Поскольку Ольга в конце концов стала христианкой, ее популярность у летописцев может быть легко объяснена. Однако язычество Олега и Святослава не лишало этих князей похвалы летописцев. Должно быть, в природе Игоря было что‐то объяснявшее холодность летописцев по отношению к нему. В истории его смерти он подается как жадный и коварный человек. Возможно, что таким он и был.

По свидетельству «Повести временных лет» у Игоря и Ольги был только один сын – Святослав. Ко времени смерти Игоря (945 г.) он был ребенком, появившимся на свет, по Лаврентьевскому списку, в 942 г. Если принять на веру дату женитьбы Игоря по «Повести временных лет» (903 г.), Ольге было гораздо за сорок или даже за пятьдесят во время рождения Святослава, если ко времени своего замужества она была совсем девочкой. Очевидно, Святослав не был ее первым ребенком. Если мы признаем, что он имел старших братьев, то одного из них можно предположительно отождествить с «Халгу, королем Руси», упомянутым в еврейском документе, в так называемом «Письме хазарского еврея десятого века», впервые опубликованном Шлехтером в 1912 г. О нем полнее будет сказано в заключение этого раздела. Достаточно отметить здесь, что Халгу – очевидно, то же имя, что и Хелги – в русском произношении Олег.

Согласно «Повести временных лет», князь Олег умер в 913 г. (возможно, в 912 г.). Кажется возможным, что, удачно завершив свои переговоры с Византией и получив Черное море для русской торговли, он обратил свое внимание на Каспийское море и Закавказский регион. Предпосылкой для этого было тесное взаимодействие между Киевской Русью и тмутараканскими русскими. В 909 – 910 гг. шестнадцать русских кораблей, предположительно посланных тмутараканским каганом, появились на южных берегах Каспийского моря. Русские попытались высадиться в Ензели, но были отбиты31. Со всей очевидностью это была разведывательная экспедиция, за которой должна была последовать действительная кампания, подготовка к которой началась сразу же после первой.