Киберы будут, но подумаем лучше о человеке - Страница 2
Сам термин "научная фантастика", возможно, не совсем удачен. Так или иначе писатели, которых захватила эта новая тематика, будучи реалистами (или романтиками, как представленный в сборнике Ф. Корсак), не могли решать возникающие перед ними художественные задачи без опоры на науку. Ведь для того, чтобы отразить новое явление жизни, представить, чем обернется прогресс для человека, как под его воздействием изменится духовный мир, надо очень пристально вглядеться в будущее, проиграть в уме или на бумаге различные его варианты. В том числе самые невероятные, потому что далеко не всегда можно заранее угадать, что сбудется, а что нет. Без интереса к науке, без знания ее основ и перспектив, без введения ее как действующей силы сделать это непросто.
Пренебрежение этим могло обернуться и даже для мастеров часто оборачивается художественной неудачей. Хотя, конечно, сама по себе такая мысленная проработка не гарантирует успеха, ибо, повторяю, научная фантастика подчиняется законам литературы, а не науки.
Наиболее нагляден пример такой проработки "поля действия", пожалуй, в рассказе Белькампо "Дорога воспоминаний", который и дал название всему сборпику. Первые страницы даже выглядят популяризацией достижений и перспектив нейрохирургии (мимоходом заметим, что кое-что здесь уже успело устареть и не все так уж точно). Но это не более чем трамплин, подход к той самой теме, о которой шла речь:
человек и Будущее. Рассказ-то об этом: вот фантастическая, о в принципе возможная перспектива, а вот человек - и что тогда произойдет с его духовным миром? Неявно в рассказе присутствует и другая, уже традиционная, тема литературы - человек и общество.
Впрочем, почему неявно? Общество купли-продажи оставлено неизменным, все происходящее рассматривается на его фоне. Уверен, что автор сделал это сознательно. Вот, посмотрите, словно говорит он, что может произойти с человеком, если наука и техника будут стремительно развиваться, а общественные отношения нет. Устраивает вас такое Будущее?
"Научно-фантастическая" проработка темы в той или иной мере свойственна большинству рассказов сборника. Но не всем. Ничего похожего, например, нет в рассказе выдающегося итальянского писателя Джанни Родари "Карлино, Карло, Карлипо, или как бороться со скверными привычками у детей". На свет появляется младенец с феноменальными способностями, Как, почему, откуда они - неважно, никаких квазинаучных объяснений писатель не дает. Не потому, что не смог их найти, а потому, что избрал другую тему и другую художественную задачу, не человек перед лицом Будущего, а "человек и общество". Фантастика здесь служит целям скорей сатиры, чем проникновения в грядущую реальность. Привлечение атрибутов науки было бы здесь художественно неоправданно.
Но всякое подлинно литературное произведение неоднозначно. Образ Карлино в какой-то мере является символом скрытых возможностей человека. Заброшенный в мещанскую, буржуазную среду сверхгений - вот он кто. Не терпят такое общество, такая среда никатшх гениев, душат их в колыбели, требуют "будь, как все!" Тем самым они отказываются и от Будущего, в котором могли бы раскрыться невиданные таланты и способности человека.
Научная фантастика, помимо прочего, ввела в литературу героя, какого в ней прежде не было. Обратимся к рассказу Мориса Ренара "Туманный день".
Фантастическая экскурсия в прошлое поначалу выглядит в нем чевд-то самодовлеющим, люди выписаны схематично, это своего рода "глаза", призванные фиксировать облик иной геологической эпохи. ЪЮжет быть, М. Ренар неумелый художник? Писатель, которому не даются характеры? Однако пейзаж зрим, автор мыслит образами и тогда, когда описывает обстановку, и тогда, когда дело касается переживаний человека. Нет, тут что-то другое. И точно: под конец все встает на свои места. Главный-то герой, оказывается, не геолог, не его приятель, а весь человеческий род! Вот центральный образ, вот на что работает сюжет, вот чему подчинено все остальное.
Примерно то же самое и в рассказе Яцека Савашкевича "Мы позволили им улететь". Снова в центре внимания не столько конкретный человек, сколько род человеческий, его судьба в туманных далях грядущего.
Описан фантастический, едва ли осуществимый в действительности вариант, но "сказка ложь, да в ней намек..." В какой-то мере это верно и для фантастики.
В ней усиливается нравственный поиск. Он всегда в ней присутствовал, ярко проступал в творчестве ведущих мастеров, но были десятилетия, когда массив научной фантастики выглядел иначе. Порою само* довлеющим оказывался технический антураж, голов?-* ломный сюжет, на передний план выпирала какая-ввд* будь сногсшибательная фантастическая идея. -Всевоаможные "киберы" заслоняли человека, художественное начало умалялось. Отчасти это было связано с новизной и сложностью тематика, ее неосвоенностью, неотработанностью арсенала художественных средств, отчасти с тем, что и читатель был заворожен победней поступью научно-технического прогресса,, многих прежде всего и более всего интересовали те же "киберы."
Однако шло время и восприятие происходящего- изменилось, да и в самой научно" фантастике произошло накопление художественного опыта. СталR, ясно: киберы будут, пбду-маем лучше о человеке! О человеке в грядущем мире киберов и всяких других чудес НТР.
О социальных, нравственных и прочих последствиях научно-технического нрогресса.
Этот поворот произошел во- всей мировой фантастике. Он заметен и в сборнике. Уходящая волна предста* влена в нем, пожалуй, рассказом Стефана Вайнфель* да "Поединок", где кнберы за-тедяют своих творцов.
А, например, в рассказе- Владимира Колика "Лнага"
или в рассказе Анри Труайя "Подопытные кролики"
в центре всего оказывается уже морально-нравственная проблематика.
И все это научная фантастика.
Новая, нетрадиционная тематика, с которой она связана, требует и особой поэтики, своей образной системы, своих средств выражения. Это огромная, мало затронутая литературоведами область исследований, в нее мы не будем углубляться. Но кое-что все же стоит отметить.
Немного остановимся на рассказе Нильса Нильсена "Ночная погоня". Не потому, что это самьш выдающийся рассказ сборника, не нете-му, что в'нем с дела"
по художественное открытие, а петому,, что в н-ем все наглядно, как на предметном стекле. Герой повествования ученый, творец кибернетических, "муравьев", которые едва не губят как своего создателя, так и все человечество. Приглядимся к этому образу. Он прост: безмерная любознательность, неукротимая жажда творчества и наивность - вот, пожалуй, и все краски.
Художественная бедность? Да, если сравнивать с образцами обычной прозы, характерами, выписанными со всеми нюансами, противоречиями и сложностями. По сравнению с ними образ ученого в рассказе "Ночная погоня" типичная маска характера, а не сам характер.
Однако у тех же классиков, особенно в рассказах, мы находим образы совсем иного рода. Таков, например, унтер Пришибеев у Чехова. Тоже ведь маска! "Не толпись, разойдись, не велено, тащить и не пущать" - вот и все краски... А какой образ!
Этим я отнюдь не хочу сказать, что мастерство датского фантаста равноценно мастерству Чехова.
Речь о другом. О том, что .образ может быть создан разными средствами и его "масочность" далеко не всегда недостаток. Есть два типа образов, два способа их создания, они в принципе равноценны. Об этом стоит упомянуть потому, что фантастика тяготеет именно к образам-маскам. Особенно научная.
В сборнике это бросается в глаза. Представлено свыше десяти стран, около двадцати авторов, есть маститые, есть малоизвестные, одни рассказы, что типично для любого сборника, получше, другие послабей, почерк писателей иногда разительно несхож, а вот образы - одного ряда.
Это не случайно. Герои фантастических произведений чаще всего действуют в ином пространстве-времени, чем персонажи; допустим, "семейного романа".
В научной фантастике, уж таково поле ее тематики, гораздо выше степень условности, куда меньше бытовых реалий. Поэтому способ, каким создан тот же Безухов, здесь, как правило, не работает, не может работать - вне зависимости от степени таланта. Зато на редкость пригоден тот способ, каким создан, к примеру, гоголевский Плюшкин. Тоже ведь "маска"!