Кэти Малхолланд. Том 2 - Страница 76

Она взяла его руку и импульсивным движением поднесла к губам.

– Любимая, – прошептал он, прижимаясь щекой к ее щеке. Потом добавил чуть громче: – Ты не против, если мы оба уйдем сейчас же отсюда? Мы можем доехать на автобусе до холма, а там пройти пешком. Оттуда не больше пятнадцати минут ходьбы до усадьбы. Я взял на сегодняшний вечер специальный пропуск и могу вернуться в госпиталь очень поздно. Я потом сяду на поезд, который отходит в десять с минутами из Джарроу. Так ты согласна?

– Да, Дэниел, – ответила она безо всякого колебания.

Подняв на него глаза, она увидела, что он прикусил нижнюю губу, словно стараясь сдержать крик радости. Когда он схватил ее за подбородок и повернул ее лицо к себе, сила, с которой он это сделал, удивила их обоих.

– Прости, Бриджит, – сказал он, тут же отпуская ее. – Я сделал тебе больно?

Она отрицательно покачала головой. Заслышав шаги за дверью, прошептала:

– Кажется, они идут сюда.

Когда Кэтрин и Том вошли в комнату, Дэниел уже отвернулся от Бриджит и садился на стул, но Бриджит не сдвинулась с места и продолжала стоять рядом с ним. Поза дочери сказала Кэтрин больше, чем могли бы сказать слова, – казалось, Бриджит всем своим видом заявляла: «Знайте, знайте, что это так!» И Кэтрин мысленно обратилась к дочери: «Но ведь так нельзя, Бриджит. Ты не можешь этого делать. Ты замужем за Питером, и развод для вас невозможен, потому что вы оба католики. Если ты уйдешь от Питера, то будешь жить в грехе до конца своих дней. Нет, Бриджит, нет…»

Кэтрин вовсе не считала свой образ мыслей ханжеским. Она действительно верила, что развод дочери будет грехом перед Богом и покарается Им. Если бы речь шла только о том, чтобы пренебречь общепринятыми правилами, она, быть может, и смогла бы с этим смириться, – но гнева Господнего она боялась более всего на свете. Кэтрин воспитывалась в католическом монастыре, а ее отец был рьяным католиком, поэтому она верила каждому слову католической доктрины и имела очень точное и не подлежащее сомнению представление о грехе и о наказании.

– Тебе будет тяжело пройти весь этот путь пешком, – сказала Бриджит, когда они вышли из автобуса на вершине холма, откуда была видна длинная дорога, ведущая в Гринволл-Мэнор.

– Пустяки. – Дэниел взял ее под руку и притянул поближе к себе. – Здесь не больше мили, а врачи сказали, что мне надо ходить и тренировать ногу.

Вместе они медленно спустились с холма и направились по дороге в Гринволл.

Они шли молча. Оба знали, почему они идут в усадьбу, – им необходимо побыть вдвоем. Их давнее желание остаться наедине друг с другом наконец, по прошествии восьми лет, осуществлялось, и Гринволл был единственным местом, где они чувствовали себя свободно. Дома у Бриджит у них не было возможности даже спокойно поговорить: в любую минуту в комнату мог войти кто-то из ее родных. А бродить вместе по городу они не могли, – в Шилдсе слишком хорошо знали миссис Бриджит Конвэй, школьную учительницу, и, если бы ее увидели на улице в обществе мужчины, который не являлся ее мужем, поднялся бы ужасный шум. Дэниел шел, прихрамывая, и каждый его шаг причинял Бриджит неудобство; идти с ним под руку было трудновато, но Бриджит желала, чтобы эта прогулка длилась вечно.

Все в душе у нее ликовало – именно ликовало, потому что она не смогла бы назвать иначе, как ликованием, это восторженное, беспокойное чувство, которое переполняло ее со вчерашнего вечера. Она чувствовала себя как девчонка, влюбившаяся впервые в жизни и переживающая самые первые минуты своей безрассудной, безоглядной любви. Ее любовь к Дэниелу, родившаяся восемь лет назад и продолжавшая жить все эти годы, сейчас словно рождалась заново, – но он и был ее первой любовью, первой и единственной любовью ее жизни.

– Они пытались помешать тебе пойти со мной? – спросил Дэниел, когда они уже подходили к усадьбе.

– Нет.

– Но они знали, что мы идем в Гринволл?

– Я не сказала им, куда мы идем. Я просто сказала, что должна выйти.

Они снова молчали, потом он тихо сказал:

– Я не могу поверить, что это происходит на самом деле.

– Думаешь, я могу в это поверить? – отозвалась она.

Когда они дошли до ворот усадьбы, она заметила, что деревьев на подъезде к дому больше нет.

– Они выкорчевали деревья?

– Да. Это единственное полезное дело, которое сделали здесь эти военные, – я сам собирался расчистить место перед домом. Они убрали все деревья и со двора – оставили только ряд деревьев там, где заканчивается моя земля. Кроме этого, они ободрали всю обивку со стен внутри, исписали своими именами перила лестницы и разбили все, что только было возможно разбить. Но что поделаешь, на то они и военные.

Когда они направились по подъездной аллее, по обеим сторонам которой на месте деревьев теперь стояли тяжелые военные автомобили. Бриджит посмотрела на большое серое строение перед ними. Большая часть окон в доме была побита, а от построек во дворе, как ей уже говорил Дэниел, осталась лишь груда обломков.

– Как жаль, – прошептала она.

– Не волнуйся, все это можно построить заново, а дом отремонтировать.

Она заглянула ему в лицо и, немного помолчав, спросила:

– Почему… Почему ты не продал усадьбу, если не жил здесь?

– О, у меня было много причин, чтобы не продавать ее, – ответил он с улыбкой. – Во-первых, моя мать очень радовалась тому, что у нас есть поместье в Англии, куда можно съездить отдохнуть и пригласить всех родственников. Она уже видела себя в роли хозяйки, принимающей здесь всю нашу родню. Должен тебе признаться, однажды у меня возникло желание продать усадьбу, но моя мать ни за что не позволила бы мне это сделать – или сама купила бы ее у меня. Понимаешь, я купил усадьбу на свои собственные деньги, у меня был небольшой личный капитал. Мой дед еще давно разделил нашу долю участия в судостроительном заводе между всеми нами, и я взял свою часть деньгами, поскольку, как ты знаешь, предпочел не заниматься бизнесом. В общем, я решил оставить себе усадьбу и Робсонов вместе с ней. Помнишь Робсонов, Вилли и Мэгги? Они были здесь до тех самых пор, пока не вселились военные, и очень помогли мне в организации ремонта. Вилли нанял маляров и обойщиков и следил за тем, как они обновляют стены. Дом отремонтировали так, что он был как новый. К сожалению, вся эта работа прошла даром. Когда я увидел, во что превратился дом сейчас, я чуть не лишился чувств.

– Значит, ты… ты приезжал сюда и до войны? – Она удивленно смотрела на него.

– Да, я был здесь сразу же после того, как развелся с женой, в июне тридцать девятого.

– Но почему… – Она запнулась. – Почему ты не пришел к нам тогда, Дэниел?

– Вот именно: почему я не пришел к тебе тогда? По правде сказать, я знаю ответ на этот вопрос, и этот ответ не делает мне чести. Я в то время пил не просыхая, Бриджит. Я каждую ночь засыпал с мыслью, что назавтра пойду к тебе, но поутру снова прикладывался к бутылке. У меня было очень погано на душе. Мой брак… Я сделал несчастной ни в чем не повинную женщину. По крайней мере она была несчастлива в течение двух лет, пока была моей женой, потому что я был несчастлив. В любом случае я пробыл здесь всего четыре дня. Ты можешь себе представить, что бы говорили твои близкие, если бы я явился к вам в пьяном виде? Они бы только лишний раз порадовались, что ты не досталась мне и не стала женой алкоголика. А тетя Кэти бы заявила: «Ну вот, что я вам говорила? Человек по фамилии Розье не может быть приличным человеком. Слава Богу, что мы спасли от него нашу Бриджит». Словом, гордость или то, что оставалось от моей гордости, не позволило мне прийти к вам. Я не мог допустить, чтобы твое семейство злорадствовало. Потом я вернулся домой и решил взять себя в руки и завязать с выпивкой. Я подумал: «К черту всех женщин, и тысячу раз к черту Бриджит Малхолланд, я не позволю себе опуститься и стать пропойцей из-за нее», – он обнял ее за плечи и с улыбкой заглянул ей в лицо. – В целом моя судьба развивалась по очень банальному сюжету, не так ли? Отвергнутый поклонник, чтобы сделать назло своей возлюбленной, женится на девушке, которую он знал с детства, – на хорошей, красивой девушке… – Он еще крепче прижал Бриджит к себе. – Я извлек из своего брака один полезный урок: никогда не надо вступать в брак, чтобы сделать кому-то назло. Ну, а теперь пошли. Нам придется войти через кухню – я забыл ключ от парадной двери.