Кэти Малхолланд. Том 1 - Страница 68

– Прошу тебя, Энди, не делай этого. Это ни к чему хорошему не приведет. – Она поднесла к груди сомкнутые руки, и этот жест означал мольбу. – Не надо, Энди, не ходи туда. Пусть все останется, как есть. Я вообще не должна была тебе ничего рассказывать. Я рассказала тебе, потому что… потому что мне было так тревожно, так страшно. Я боялась, что он пришлет сюда полицию.

– О Господи! – Эндри вскочил на ноги. – Разве я могу уехать, зная, что ты живешь в страхе? Разве я могу оставить тебя, зная, что ты каждую минуту дрожишь и ждешь прихода полисмена? Этому должен прийти конец, Кэти. Она сделала слабую попытку улыбнуться.

– Ты только что приехал, Энди, а уже говоришь об отъезде. Прости, что я заставила тебя волноваться. Мне бы следовало молчать. – Она обвила руками его шею и прижалась к нему. – А теперь забудь обо всем и скажи мне лучше, сколько времени ты пробудешь на этот раз.

Он немного помолчал, глядя ей в лицо, потом ответил:

– Три или четыре дня. Может, даже больше, потому что во время праздников вряд ли будут загружать.

– О, это чудесно. Чудесно. Поэтому давай не портить друг другу праздник и забудем обо всем плохом.

– Да, ты права, давай забудем обо всем плохом. – Он наклонился к ней и крепко поцеловал в губы. – Ну а теперь давай посмотрим, что я тебе привез! – воскликнул он и, пройдя через комнату, поднял длинный сверток, который он оставил у двери. – Попробуй-ка угадать, что это?

Она подошла к нему и, стоя рядом с ним, посмотрела на сверток.

– Я не знаю, Энди. Даже представить себе не могу.

– Ну, тогда сейчас узнаешь.

Он быстро развязал бечевку и сорвал оберточную бумагу. Изумленному взгляду Кэти предстала большая стеклянная керосиновая лампа. Поставив лампу посередине стола, Эндри посмотрел на Кэти, с удовольствием наблюдая, как ее заплаканное лицо озаряется радостью.

– О, Энди, Энди, какая же она красивая!

Она протянула руку и дотронулась до бледно-розовой фарфоровой чаши, служащей резервуаром для керосина, пробежала пальцами по тонкой синей ножке, ведущей к фигурному основанию лампы, которое своей формой напоминало раскрытую раковину.

– Но где же ты ее взял, Энди? – спросила она.

– Здесь, – он удовлетворенно раскачивал из стороны в сторону своей большой светловолосой головой. – Здесь, в Шилдсе.

– Здесь? – Она смотрела на него с удивлением.

– Мне давно уже было пора купить тебе такую лампу. Свечи! Можно ли жить при свечах в наше время, когда уже давно изобрели керосиновые лампы и скоро появится газовое освещение? У Орма, моего боцмана, есть керосиновая лампа, в точности такая же, как эта, только совсем маленькая. Он поставил ее возле своей койки. Когда я увидел ее, я спросил, где он ее взял, и он ответил, что в Шилдсе есть семья, которая работает на стеклолитейном производстве, а в свободное время изготавливает изделия на заказ. Я спросил, смогут ли они изготовить для меня такую же лампу, как у него, только большую, и он сказал, что да, но мне придется подождать. Я пошел к этим мастерам и заказал им лампу – и вот она здесь.

– О, спасибо, любимый, спасибо. Это такой чудесный подарок!

Она сжимала его в объятиях, и ее глаза снова наполнились слезами, только на этот раз это были слезы радости и благодарности.

– Но от нее не будет прока, пока мы не зальем в нее керосин! – закричал он. – В ней сейчас совсем мало керосина, он скоро закончится. Надо сейчас же пойти купить керосина, а заодно кое-каких продуктов. Но сначала давай посмотрим, что у меня в сумке.

Он взял свою большую брезентовую сумку и, поставив на тюфяк перед камином, принялся выкладывать оттуда гостинцы: масло, кофе, чай.

– Такого чая ты никогда не пробовала, – сказал он, держа перед ней коробку с чаем. – Настоящий китайский чай. Ах! – он причмокнул языком. – Такой чай мало в чем уступает джину. А это кофе мокко – самое лучшее средство от похмелья. Я всегда пью его по утрам, когда просыпаюсь после пьянки.

Оба рассмеялись, затем он вытащил из сумки свиной окорок и целых три коробки сладостей. За продуктами последовал отрез шерстяной материи.

– Это тебе для рейтуз, для теплых рейтуз, – сказал он.

– О, Энди, Энди!

Она опустилась на колени, прижимая к груди яркую шерстяную материю, и повторяла его имя, плача и смеясь одновременно.

Свой рождественский подарок он вручил ей в последнюю очередь.

– Это рождественский сюрприз для моей Кэти, – сказал он, доставая из кармана маленькую черную коробочку и раскрывая перед ней. На подушечке из красного бархата лежала золотая цепочка с медальоном в форме сердца. Кэти подняла полные слез глаза на Эндри, не в силах заговорить. Открыв медальон, она увидела там миниатюрный портрет, с которого на нее смотрел он. Эндри взял медальон из ее рук и указал на обратную сторону портрета, которая пока была пуста.

– А здесь будет написан твой портрет, Кэти, – сказал он.

Она бросилась к нему на грудь, рыдая от восторга, и ее радости не было конца.

Эндри ушел в плавание за день до Нового года, с утренним отливом. Утро было морозным, дул легкий бриз. Покормив Лиззи, Кэти поспешила на пристань. В сером свете раннего утра она видела, как буксир выводит корабль Эндри к проходу между волнорезами. Она смотрела, как корабль удаляется вниз по течению, и, когда он превратился в маленькую точку и скрылся вдали, еще долго стояла на молу, до тех пор, пока холод не проник до самых костей и не заставил ее уйти.

Вместо того чтобы сразу пойти домой, она направилась в сторону Кинг-стрит. Для этого ей пришлось пройти через рыночную площадь, которая даже в этот ранний час уже была полна прилавков с новогодними лакомствами. Ветряная мельница за ратушей в углу площади стояла неподвижно на фоне свинцово-серого неба, что предвещало шторм. Кэти надеялась, что затишье продержится до тех пор, пока корабль Эндри не отойдет на безопасное расстояние от песчаных отмелей.

Она прошла между рядов телег, нагруженных всевозможным товаром, от картофеля до живых свиней, прошла мимо торговок овощами с большими плетеными корзинами в руках и мимо лотков со сладостями, стараясь держаться подальше от уличных торговок с большими отрезами тканей, перекинутыми через плечо, которые чуть ли не силой пытались всучить свой товар, и, выйдя, наконец, на Кинг-стрит, свернула в сторону аптеки.

В субботнем выпуске местной газеты ей попалась на глаза реклама лекарства от водянки. По мнению Эндри, Лиззи страдала именно этой болезнью – ее тело распухало на глазах из-за избытка воды в организме. В прошлый его приезд, они ходили вместе к аптекарю, в Северный Шилдс, куда их привело другое газетное объявление, но лекарство, которое он дал, хоть и стоило целых два шиллинга за бутылочку, не помогло Лиззи. Оно только наводило на нее сонливость.

Аптекарь на Кинг-стрит взял с Кэти девять пенсов и предупредил, что необходимо провести трехмесячный курс лечения, прежде чем появятся заметные улучшения в состоянии пациента.

На обратном пути Кэти не пошла через рыночную площадь, а избрала кратчайшую дорогу домой. Спустившись с холма там, где Тэмз-стрит выходила на Нижнюю Тэмз-стрит, она вышла к реке и направилась вдоль набережной, где увидела двух грязных оборванных ребятишек, идущих ей навстречу, мальчика и девочку, мальчику было с виду лет шесть, и он держал за руку девочку примерно четырех лет. Оба были босиком и без пальто. Их босые ступни и руки покрылись коростой, и там, где кожа потрескалась, проступила кровь.

Кэти, вспомнив свое собственное детство, подумала, что, хоть она и выросла в нищете, ей никогда не приходилось ходить босиком. Ее дед заботился о том, чтобы ей всегда было что обуть, – он шил ей обувь из верха старых ботинок и голенищ сапог. Она помнила, как он часами мял в своих мозолистых руках грубую кожу, пока она не становилась мягкой и эластичной.

– Постой, – сказала она мальчику, когда дети поравнялись с ней, и открыла сумочку. – У вас есть мама?

Мальчик медленно кивнул головой.

– Есть, миссис.