Кентурион - Страница 2

Короче говоря, мутит воду Зухос, сбивает „вооруженные бандформирования" и готовит мятеж. Самое интересное, что Зухос этот не прост. Если верить Турбону, то тип этот – подобие Волан де Морта, пакостливый чародей и злой волшебник. Я понял так, что Зухос здорово владеет гипнозом и всякими такими штучками, как Вольф Мессинг. Того даже Сталин опасался, и совершенно зря – Мессинг был воспитанным человеком и скромным ученым. А будь у него гены негодяя? Зомбировал бы Иосифа Виссарионовича, Лаврентию Павловичу приказал бы застрелиться – весь СССР лег бы к его ногам…»

Сергий подумал, что бы еще такого написать, и склонился к пергаменту:

«Премию императорскую мы потратили на дело – улучшили жилищное положение, переехав в соседнюю квартиру, побольше. Теперь у нас, у каждого, по комнате-кубикуле, а рабы ютятся в экседре… Шучу! Там такая экседрища… Хоть танцуй! Там мы, пока нас не будет, Киклопа поселили. Сдал Киклоп… Грива его поседела вся, и глаз потускнел. Худо Киклопу без Авидии… Никто его больше не окликнет нежным голоском: „Киклопик!"

Лобанов зажмурился, пережидая прилив тоски, и вяло, пересиливая натуру, дописал: «Когда я его позвал, он сразу согласился. „Сейчас, говорит, только вещички перетащу…" И перетащил – три здоровых воза! Дорогущую мебель вывез из дома Нигринов – субселлии всякие, картабулы, кровати бронзовые… Одна моноподия чего стоит. У нее столешница из редкостного цитрусового дерева, и цена ей – триста тысяч сестерциев! Десять пудов серебра. „А чего такого? – бурчал Киклоп. – Имею право… Это наследство Авидии!"

А я будто спорю. Так что сейчас наша квартирка обставлена, как в лучших домах Рима…»

Сергий скатал папирус и сунул его в тубус. Хватит на сегодня… И задумался. А если археологу будущих веков повезет, и он эти мемуары откопает? Расправит дрожащими руками древний папирус, а там все по-русски! Нет, так дело не пойдет. Роксолан вынул папирус обратно, порвал написанное, а клочки выбросил в море.

– Сползайтесь, тюлени, – проворчал он, – разговор имеется…

– Мне отсюда хорошо слышно, – уверил его Гефестай, копаясь в бороде и не открывая сожмуренных глаз. Котяра на солнышке…

– Подползай, давай! Не нарушай режим секретности.

Гефестай вздохнул тяжко и перевалился, передвинулся на четвереньках. Опустился на колени и присел на пятки в манере индейского вождя.

– Вас это тоже касается! – окликнул Сергий рабов. – Эй, угнетенные!

«Угнетенные» живо приблизились и сели «во втором ряду», оказывая почтение «хозяевам». Для начала Роксолан провел политинформацию.

– Рим давно уже облизывался на Египет, – начал он, – а когда его орлы закогтили-таки Нильскую долину…

– Аки пиит глаголешь! – восхитился Эдик.

– А по сопатке? – поинтересовался Сергий и продолжил: – Египет для Рима важнее всех провинций, он на особом положении и подчиняется напрямую императору, а тот назначает префекта Египта, должность высокую и почетную, сенаторы за нее в драку лезут. Кстати, наш Марций Турбон тоже как-то удостоился повязок префекта Египта. Главное, он тогда из Мезии не вылазил, «контртеррористической операцией» руководил, даков «в сортире мочил», и повязки ему для пущей важности занадобились… Если разобраться, в Египте, кроме Нила и берегов, ничего больше и нет. Вон, Уахенеб в курсе!

Раб-египтянин важно кивнул бритой головой.

– Долины нильской плодородней не сыщешь, – продолжал Сергий, – египтяне снимают по несколько урожаев в год. Сеют пшеницу, жнут, обмолачивают, а потом все зерно уходит римлянам – налоги в Египте страшенные…

– Не то слово… – пробурчал Уахенеб. – Они как камень на шее – утонуть легко, а на воде держаться… – он помотал головой. – Мечутся роме, мечутся, пашут от зари до зари, а толку нет! Бывает, что и бросают свои наделы – уходят с отчаяния в Буколию. Пробираются в Дельту по одиночке, темными ночами. В шайки сбиваются по злобе своей, сначала одних римлян грабят, а потом и всех подряд… А налоги-то дерут по-прежнему! И всей общине приходится расплачиваться за беглецов, оставивших свои делянки.

– Понятно теперь, откуда у Зухоса пополнение… – проговорил Искандер. Фиванец мрачно кивнул.

– Римляне вывозят пшеницу огромными ситагогами-зерновозами, – подхватил Сергий, – и раздают босякам, которым, кроме хлеба, еще и зрелища подавай… Политика!

– А чего ж они у нас зерно не берут? – удивился Эдик. – Я имею в виду, у сарматов? Там же золотые земли!

– А кому там пахать? – фыркнул Гефестай. – Сарматам в тех землях ковыряться желания нет. Они с коней не слазят, даже отливают с седла.

– Уж кто бы говорил! – вскинулся Эдик. – Последний из кушан! Представитель исчезнувшей цивилизации!

И тут огромный Гефестай, нерушимый памятник сдержанности и спокойствия, яростно рванулся к Эдику – как сидел на пятках, так и подпрыгнул, вымахивая здоровенными кулачищами. Сергий метнулся на перехват, уберегая говорливого Сармата от серьезной травмы.

– Тихо, тихо! – выдохнул он, с трудом удерживая рассвирепевшего сына Ярная, и поворотил голову к Эдику, резко обронив: – Язык прикуси, ладно?

Рабы сидели и моргали удивленно, а Искандер сказал Чанбе, морщась:

– Ты дурак или притворяешься?

– А чего я такого сказал? – пробормотал Чанба, отводя взгляд.

Гефестай напрягся, и Сергий посоветовал Эдику:

– Заткнись!

Гефестай, угрюмый и злой, присел на палубу и отвернулся, чтобы не видеть Чанбу.

– Ну, давайте… – заговорил Сергий холодно. – Давайте передеремся, набьем друг другу морды. А, может, сразу на мечах сойдемся?… Кто целым останется, тот и победит!

– Не говори ерунду… – пробурчал Гефестай.

– А ты ее не делай! – отрезал Лобанов.

Сын Ярная ничего не ответил, только голову повесил и громко засопел.

– Между прочим, – обернулся Сергий к Эдику, – мы в родном времени этого кушана. И его империя раскинулась от Амударьи до Инда, от Китая до Парфии. А вот наших с тобой наций, Эдичка, еще и в проекте нет!

– Я же не то имел в виду, – стал бестолково оправдываться Чанба, – я вообще о двадцать первом веке…

– А сейчас – второй, – раздельно сказал Сергий. – А попади мы в четвертое тысячелетие? В какой-нибудь, там, тридцать восьмой век? Где бы ты тогда искал своих? Да за две тысячи лет все расы смешаются, и не останется ни русского, ни иудея, ни абхаза! Кому тогда морду бить? Кхмеро-русско-эвено-испано-китайцу? Или японо-банту-арабо-узбеко-британцу?

– Процесс пошел! – хохотнул Искандер. – Слыхал я, в Воронежской области – помните такую? – раскопали могилу времен палеолита. Двадцать пять тысяч лет назад там похоронили двоих – мужчину-арменоида и женщину-китаянку. Вон когда все началось. И зря ты, Гефестай, обижаешься! Лет триста пройдет, и на землю Эллады повалят славяне, не оставив на развод потомков Перикла и Аристотеля. Никаких шансов! И что мне – Акуна мутузить? Он же венед, значит, в родстве со славинами! Бей венедов, чтоб эллинов не ассимилировали? И надо еще экипажу намекнуть, что живых носителей латыни приблизительно к веку шестому не останется – растворятся в варварах! Пусть нам пачек накидают! Ты этого хочешь?

– Да что вы на меня накинулись? – огрызнулся Гефестай. – Я ж не нарочно! Жара…

– Короче, – тяжело сказал Сергий. – Чтоб этого больше не было. Замечу еще хоть раз… Изуродую! Нас в этом времени и так четверо всего. И я это говорю не одному Эдику. Понял, Гефестай?

Великан мрачно кивнул.

– Не забыл еще, какой у тебя псевдоним был на арене?.. Портос! Ну, так и ведите себя как мушкетеры! А вы как… не знаю, кто. Как пассажиры такси – сели вчетвером и вышли на разных остановках. Короче, мириться я вас не зову и руки тянуть друг другу не заставляю…

– «Мирись, мирись, мирись, – насмешливо пропел Искандер, – и больше не дерись!»

– Обойдутся, – буркнул Лобанов. – Сами как-нибудь разбирайтесь, не дети. А еще раз такое повторится… Сделаю оргвыводы и приму меры. Все! Тема закрыта. Продолжим политинформацию… На чем я там остановился?