Кексики vs Любовь (СИ) - Страница 55

— Не дергайся, Юлечка, — сестра говорит это уже “сквозь зубы”, точнее — сквозь ножницы, которые она по старой вредной привычке уже зажала в зубах. Выглядит воинственно, даже грознее, чем ниндзя.

Я замираю. Весь мир замирает — пока там за моей спиной Маринка что-то колдует и с серебристым звуком лопаются распарываемые нитки.

Она знает, что делает…

Но что она делает?

И не время ли мне уже озвучить для себя мысль — это же не сказочный бал, а всего лишь банкет в ресторане. Ну, подумаешь, если я на нем не появлюсь. Ну, или появлюсь с опозданием… И буду выглядеть средненько, если откопаю в своем гардеробе что-нибудь приличное…Хотя ну самой-то себе врать не стоит. Из приличного у меня в гардеробе только спертая у Тима рубашка. И ту вряд ли стоит показывать маминым бывшим коллегам. Она же хочет мной похвастаться, а не поделиться со всеми новостью о степени моего распутства…

— Выдохни, — снова шепелявит за моим плечом Маринка. Я, вздрагиваю, будто с утопическими мыслями меня на месте убийства застукали, и тут же виновато выталкиваю из груди и живота весь запас воздуха.

Я тут уже руки опустила, а сестра-то нет. Воюет за меня еще. Был бы только прок. Не могу же я изгнать лишний килограмм, или два — сколько их там приперлось по мою душу-то? Чудес не бывает.

Ну, у меня не бывает.

Я все время забываю, что моя сестра при необходимости любое чудо за загривок возьмет, отнесет клиентке и принудительно заставит случиться.

Вот и сейчас, со мной, её магия срабатывает, и молния, что до этого не желала сходиться на моих лопатках, вжих — и пролетает вплоть до самого волана, которым обшит корсаж по верху.

— Это… Как вообще? — я верчу головой, пытаясь рассмотреть, что там у меня сестра натворила. Не видно ни черта, да и нет у Бурцева второго зеркала в спальне. Зря, между прочим, нет, мне бы сейчас пригодилось!

— Да не вертись ты! — сестра не выдерживает и припечатывает меня ладонью по попе. Да-да, у нас с ней такие высокие отношения! Иногда она забывает, кто у нас младший. И я бы, возможно, ей сейчас напомнила, но уже по тону понимаю — требование “не вертеться” — оно не просто так сейчас сказано. Не потому, что Мариночке очень хочется прикопаться. Замираю, вперив в сестру требовательный взгляд. Она морщит нос и разводит руками.

— Все, что было можно сделать, — я сделала. И тебе ужасно повезло, Юлечка. Ты вообще везучая зараза, если хочешь знать.

— Это еще почему? — возбухаю обиженно. В конце концов, все ли везунчики регулярно так оказываются близки к провалу? Помнится, та девчонка из Дэдпула даже слово такое “провал” не имела в лексиконе…

— Это потому, что по статистике быстрее пузо толстеет, чем грудь, — критично роняет сестра, — но у тебя же все не как у людей. Грудь больше на четыре сантиметра стала, а живот — на два. А я именно такой запас заложила в вытачки на расшив, на всякий случай. Теперь этого запаса у тебя нет, да и в принципе будет возможно туговато, но ты постарайся в этом платье на стены не лезть. Ткань очень нежная.

Легко ей говорить…

А у меня, хоть от сердца и отлегло, но пониже копчика все равно сжималось. Наверное, поэтому, я даже глубину дыхания себе урезала процентов этак на тридцать.

И на что только мы, девочки, не согласны идти ради красоты.

С другой стороны, платье-то было потрясающим. И даже маленькие шажочки в нем мне казались такими грациозными, танцующими.

И как обычно, разумеется, все было не слава богу.

Я так хотела, чтобы Тим приехал поскорее, поскорей меня увидел, и мы с ним вместе поехали в ресторан. Он же — черствый чурбачище, почему-то не соизволил прочитать мои мысли на расстоянии и прилететь ко мне на крыльях любви.

“Меня задержали на работе. Увидимся в ресторане. За подарок маме не волнуйся — он будет вовремя” — прилетело мне в мессенджер с бумажным самолетиком на иконке.

Я посмотрела на это сообщение раз, посмотрела два, и пошла смывать макияж с глаз.

Я-то торопилась, думала — сейчас он приедет, я должна быть во всеоружии.

А раз есть время — стрелки можно и поровнее нарисовать!

— Все, поехали? — Маринка, переодевавшаяся в другой комнате бесконечной Бурцевской квартиры влетает ко мне и критично вглядывается в мое лицо испытующим взглядом феи-крестной — достойно ли я отштукатурила свое лицо для презентации её прекрасного платья?

Снисходительно кивает — сойдет, мол. И тыкает мне под нос открытым приложением, где уже тикает отсчет поисков подходящей нам машины.

Интересно, что бы она придумала, если бы я вдруг запорола к чертовой матери все мое безобразие на лице? Выдала бы мне маску?

Карнавальную с перьями или медицинский респиратор?

— Э-э-эм… — когда мы с Маринкой спускаемся к домашнему подъезду, мы немножко подвисаем. Потому что вместо заявленной в приложении серо-бурой Лады нам весело машет водитель сияющего со всех сторон ярко-синего лексуса.

Вообще не то, что мы ждали. Ни номер, ни марка, ни цвет…

Господи, даже мужик совершенно не похож на замученного жизнью таксиста. Подтянутый, со стильной бородкой, в модном пиджачке потрясающего фиалкового оттенка. Ни за что бы не подумала, что это за нами, но он крайне уверенно окликает именно нас.

— Девушки, это вам в ресторан “Мария”?

— Пошли, — Маринка уверенно чешет в сторону этой самой тачки, пока я конкретно так притормаживаю.

— Н-но… это же не та машина?

— Бывает, — хладнокровно отбивает мои возражения сестра, — может, у него такси на брата зарегано или на жену?

И правда…

Собственно, и чего это я начала придираться?

Можно подумать, я очень против, чтобы вместо занюханного мерина меня покатали на Пегасе.

Едем мы прекрасно, прям по Чуковскому: едем и смеемся, пряники жуем. Мужик зубоскальничает, пока Маринка из спортивного интереса пытается расколоть его, каким образом он попал в такси, но даже мне очевидно, что это она делает вообще без интереса.

Очень странно. Если так задуматься, с того самого визита к сестрице в ателье я видела её в исключительно мрачно-апатичном состоянии духа. Сегодня она выглядит гораздо бодрее, чем в прошлый раз, но все равно… Она же наш вечный энерджайзер. На силе её энергии всю Новую Москву освещать можно. А тут, сидит, с водителем лениво болтает, в мою сторону косит подозрительными глазами. И если раньше я бы уже по болтливым прожекторам маринкиных глаз поняла, с какой стороны ожидать очередной пакости, то сейчас совершенно непонятно. И глаза-то не горят, а тлеют.

— Что-то случилось? — спрашиваю негромко.

Мне кажется — она вздрагивает. Но это шевеление настолько слабое, что придираться к нему — покажется паранойей любому здравомыслящему человеку.

Только не старшей сестре, которая с пяти лет была первой семейной нянькой.

— Мариш… — я свожу брови над переносицей, давая понять, что провести меня у неё не получится.

Она резко дергает подбородком и сужает глаза.

— Не сегодня, Юль. Не мой сегодня день.

Судя по всему — что-то все-таки случилось. Что-то очень серьезное, о чем Маринка не хочет говорить перед маминым праздником. Это напрягает, но в целом — очень понятно. Мама каждый свой день рожденья празднует как последний. И не нам, взрослым кобылам, у неё отнимать священное право быть самой радостной женщиной в этот день.

— Завтра поговорим? — спрашиваю осторожно.

Маринка не отвечает, просто кивает, отворачиваясь к окну.

Все-таки она у меня стальная леди. Держу пари, весь вечер для мамы она будет улыбаться и держать лицо.

— Ух-ты, это что еще за перфоманс? — удивленно подскакиваю, уже когда водитель выворачивает к ресторанной парковке.

Там за окном трепещет дохреналлионом разноцветных лент долгий арочный проход. Я было выскакиваю побыстрей, чтобы подойти поближе и рассмотреть, но Маришка удерживает меня за локоть.

— Это не наше.

— В смысле, не наше, — недовольно переспрашиваю, — ведет же к ресторану, значит, для посетителей. Мама наверняка тут кучу денег оставила за бронь.