Кексики vs Любовь (СИ) - Страница 45

Впрочем, это присказка, не сказка, сказка будет впереди.

Моя сказка вот прямо сейчас стоит и ждет себе, когда уже я наконец её за попу сграбастаю…

И боже, когда уже наконец эта женщина перестанет быть такой роскошной?

Я бы может даже хотел, чтобы она отказалась от своих слов, созналась во лжи, тогда может и дышать легче стало бы, хотя б чуть-чуть.

Но нет.

Она не отказывается.

И плечики развернуты как у девочки, которая действительно что-то слышала о танцах. И каблучок бьет об пол, абсолютно в такт…

Хочу дойти до неё, и стиснуть уже в руках — но Юлька из чистой своей вредности, когда я оказываюсь близко — манерно чеканя шажочки ускользает в сторону. И попка, шикарная её задница маняще покачивается, удаляясь от меня. Ну уж нет! Нагоню! Схвачу! И оттра… А, стоп, это еще не сейчас…

Я шагаю следом, старательно удерживаясь от того, чтобы не перейти на рысь. В конце концов, как говорил наш учитель — никогда не мешайте женщине крутить перед вами пятой точкой. Сами потом удивитесь, какого уровня на самом деле может достигать ваше либидо. И я сейчас готов на все. Даже познать абсолютный максимум.

В конце концов — есть нечто безумно завораживающее в том, чтобы идти по следам женщины, при виде которой у тебя стабильно начинает капать слюна. А она — она похожа на роскошную черную кобру. Которая ползет, ползет, а потом… Замирает. Чтобы спустя пару мгновений повернуться слегка к тебе…

Хороша!

Абсолютно во всем, от кончиков пальцев выставленной ножки до протянутой в сторону левой руки. Так и чувствуется, насколько великая честь — опустить одну ладонь на её талию, а второй пройтись по вытянутой ручке, до самых кончиков пальцев.

Наконец-то можно притянуть её к себе, так жадно, чтобы было видно, насколько сильно я схожу по этой несносной женщине с ума.

Моя! Только моя! И пусть все, кто смотрит сейчас на нас, люто мне завидуют. Что им еще остается делать?

Пара секунд удовольствия. Пару секунд я чувствую, как сладкая Юлькина ладошка скользит по моему боку в сторону бедра. А потом — она толкается вперед, выныривает из хватки, чтобы всплеснуть в воздухе блестящими волосами, и не успокаивая своих прядущих воздух рук развернуться ко мне.

Какая же в ней кипит страсть!

Это видно в темных блестящих глазах, видно в её танце, когда она замирает, вытягивается будто в истоме. Склоняется, будто язычок огня, под натиском ветра. И я чувствую себя неумелым укротителем этого пламени. Который хочет, хочет удержать свой огонь. Полюбоваться её танцем еще хоть мгновение.

И вот эту красоту какой-то утырок не хотел никому показывать?

Мы не говорим ни слова. Двигаемся по наитию — спасибо, что песня нам попалась не слишком безумная. Я прижимаю Кексик к себе — мой сладкий вожделенный десерт. Вьюсь вслед за ней. Гляжу в глаза, и пытаюсь в них не пропасть. Пью её дыхание, когда кружу её по танцполу. И не удерживаюсь, нападаю на её губы в ту самую минуту, когда музыка затихает.

Что-то происходит там, снаружи, люди смеются и восхищенно нам хлопают. Иначе и быть не могло, ведь Кексик просто восхитительна. Даже дураку было понятно, что моей техники хватало только на то, чтобы её поддерживать. Но все это там, снаружи, а здесь и сейчас — я тону в её нежном зефирном вкусе. Сладкая моя девочка…

— Кхм-кхм, — покашливают возмутительно близко.

И я бы послал все нахрен, никто не может запретить мне целовать вожделенную женщину, но вот Кексик — испуганно вздрагивает и толкает меня ладонями в грудь.

— Добрый вечер, — насмешливо кивает мне высокий мужик, в лице которого чувствуется все та же аристократичность, что и в сегодняшней имениннице, — простите, что прерываю, ребята, но у нас тут дети… И некоторым из них такое смотреть все-таки рановато.

Он кивает в сторону, и я на автомате смотрю туда.

Интересно, кому рановато?

Четырехлетняя малышка с огромным бантом на голове лупает в нашу сторону очень даже заинтересованно. А вот белобрысый пацан подросткового возраста отчаянно изображает на лице отвращение.

— Простите, — лепечет мой Кексик, — мы больше не будем.

— Ничего страшного, — кивает наш обломщик и, встречая мой взгляд, неожиданно подмигивает, — приятного вам вечера.

— Спасибо, — улыбаюсь многозначительно, — приступаю к исполнению.

Мужик только фыркает и покачивает головой.

А я стискиваю Кексика в объятиях и шепчу ей на ухо.

— А теперь поехали ко мне, дорогая, сил моих больше нет терпеть.

— К тебе? — Кексик приподнимает бровку и насмешливо изгибает губы. — А далеко ли до тебя? Терпелки точно хватит?

— Недалеко. Совсем рядом, — шепчу, а сам подталкиваю свою сдобную мадмуазель к выходу, — пара улиц всего.

Это был на самом деле самый классный знак судьбы из всех, что случались в моей жизни. Затащить Юльку-Кексик в свою берлогу и отлюбить там до изнеможения стало для меня идеей фикс последнего часа. Или что, она думает, я каждый переулок в этом районе знаю, просто потому что навигатор в левое полушарие закачал? Увы-увы!

— М-м-м, — Юлька тянется и вроде как изображает задумчивость, — пара улиц, говоришь? А кухня у тебя большая? Если кухня маленькая, то я никуда не поеду.

— Кексик, — уже почти рычу, подталкивая её к желтобокой машине такси, — ты что, сомневаешься в габаритах… моей кухни? Все еще сомневаешься?

— А почему бы и нет, — хихикает нахалка, вроде бы и не сопротивляясь, но и не подыгрывая мне особо, — тут ведь как бывает… Ты сначала смотришь — вроде все нормально с размерами. А там может зеркало повесили, холодильник убрали, а потом раз… и нет никаких габаритов. Сдулося!

Не сразу, но до меня доходит. То, что я воспринял как насмешничанье над размерами, на самом деле адресуется моему либидо. Мол, это сейчас я зажигаю, а на самом деле.

Ох, Кексик, аукнется тебе это “сдулося”. Я тебе покажу! Так покажу, дай только до дома добраться.

Правда, чтобы добраться до дома — тут приходится, конечно, оторваться от Кексика на короткое мгновенье, чтобы назвать адрес.

— Погоди, погоди, — Юльчик резко дергается, оглядывается, и об чем-то спохватывается, — а твоя машина как же? Ты же сюда на своих колесах приехал.

— Ага, — тяну, а сам скольжу ладонями от мягких Юлькиных коленок до её лодыжек, — потому что сам я однозначно успел бы вовремя приехать. А сейчас мне никто не запретит делать так…

Пальцы расстегивают тонкие ремешки Кексиковых босоножек. Нежные чувствительные ножки вздрагивают, когда их обнимают мои ладони, но все же лягать меня в нос моя единорожка не спешит. Лишь обмякает, из последних сил выстанывая здравое.

— А машина как же? Потом же возвращаться придется.

— Не, — покачиваю головой, упиваясь моментом, когда ершистая, вечно вредничающая женщина моей мечты расслабляется и обмякает, как зефирка на сковородке, — у моего ассистента есть доверенность. Кину ей СМС, утром пригонит.

— М-м-м, — Юлька урчит и млеет от массажа стоп, но все еще не сдается натиску удовольствия, — какой же ты важный у меня гусь, Бурцев.

Хмыкаю удовлетворенно. Даже прощаю ей очередной приступ фамильничанья. За одно только “у меня”. Она столько ерепенилась, столько времени отталкивала меня, да даже сейчас не дает мне спуску. Поэтому каждый такой эпизод — моя маленькая победа. А сегодня этих побед было аж три. Когда хостес в ресторане назвала меня Юлькиным мужем… Когда я сам назвал её своей невестой во время своего соло-выступления во имя спасения пятой точки моей любимой… В оба раза Кексик не вспыхнула, как много раз до этого, не спуская мне даже “моей женщины”.

Что ж…

Значит, есть надежда, что к концу лета на мой нескромный вопрос я услышу все-таки положительный ответ. Главное — выждать время. Мне-то, дураку, уже все понятно, а вот Юльчик может не оценить такой моей скоропалительности.

Мысли на тему окончательного и бесповоротного присвоения Кексика действуют на меня по обыкновению — лихорадяще. Будто вулканический жар по венам прокатывается, требуя заявить свои права на эту женщину немедленно. Хоть как-то, раз уж как хочется — нельзя!