Казя теперь труп - Страница 3
Ха! Ни бегом, ни кругом, ни в обход – никак! Гладкая невидимая стена высилась везде. Местами она отходила от сетки метра на три, местами – аж на пять-шесть. Иногда вплотную приближалась к ограждению. Лазеек не было.
Темнело.
Обратно перелезать не потребовалось: в одном месте две секции повалило на землю, по ним удалось спокойно пройти.
Поднялся ветер. Стайка птиц со скандалом устраивалась на ночлег.
Казя решила вернуться к своей могиле и пристроиться рядом с ней. Кажется, там недалеко валялись ящики. Можно посидеть на них, а если найти спички, то и разжечь костер. Казя всегда была мерзлячкой и не сомневалась в том, что сохранила эту особенность и после смерти.
Найти свою могилу удалось не сразу. Пришлось двигать к центральному входу и вспоминать, куда поворачивала процессия, когда несли гроб.
Около могилки ее ждал сюрприз: несколько человек, точнее несколько бывших человек, деловито опорожняли содержимое пластикового стаканчика в какую-то бутыль и кидали хлеб в пластиковый пакет с надписью «Сегодня я помог детям». Затем дружно отворачивались и повторяли процедуру. Если судить по наполненности пакета, хлебушка в нем набралось никак не меньше трех килограмм.
Казя хотела было сбежать, но ее заметили.
– Йоху!
– Задохля новенькая!
– Подваливай к нам!
– Давай, не тормози!
Казя попятилась, судорожно сглотнула, выдохнула и приблизилась:
– З-здр… здравствуйте!
Мертвяки дружно расхохотались. Молодой, красивый, хипстерского вида, в очках и полосатом шарфе, как у «Доктора Кто», ответил:
– И тебе сто лет не гнить! Кассимира?
– Ну да. Казя.
– Отлично. А я Лекс. Алексей Таганов. Будем знакомы. Запоминай: тетя Таня, Игнат Матвеич, Склеп Иваныч…
– Склеп?
– Это кличка. Я Иван Иванович. Но правнуки на моей могиле решили что-то вроде склепа соорудить, так что… Я не возражаю.
– А как ты им возразил бы? – резонно заметила тетя Таня.
– Я не возражаю против клички, – повторил не ей, а скорее Казе Иван Иванович. – Склеп так Склеп. Нормально.
Тете Тане на вид было не больше сорока, сорок пять от силы. Черное трикотажное платье подчеркивало прекрасную фигуру. Старила ее прическа: перманентная завивка, начесано все, лака столько, словно широкой кистью покрывали. Привет из восьмидесятых годов прошлого века.
Склеп Иваныч был сухоньким стариканом в строгом сером костюме. Вместо сорочки под пиджаком виднелся красный пуловер, а может футболка.
Игната Матвеича Казя пока не разглядела.
– Меня не представил, – заметил пятый мертвяк, толстячок-подросток.
– Это наш Маня! – сказал Лекс. – Прошу любить и жаловать.
– Маня – сокращенно, а полностью – Маньяк, – уточнил толстячок. – Я серийный убийца. Не пойманный. На мне восемнадцать изощренных убийств.
– Ой, всё! – скривилась тетя Таня. – Уже восемнадцать. Когда Лекс появился, было семнадцать. Обычных.
– Каких обычных?! – обиделся Маня. – Ну одного да, кирпичом. А того, кого ртутью, это обычное? Да было бы у меня все обычное, я бы тут с вами не зависал! Сами знаете, по нашим законам мне не как вам, в аду вечно не гореть. Год отмучился – и свободен!
Поймав удивленный Казин взгляд, Лекс пояснил:
– Маня – еврей. Он верит, что в течение года после смерти придется испытывать то, что ты причинил другим, а потом все грехи снимаются. Такие у них правила. Как по мне, так деби…
– Да шо ты понимаешь в наших правилах! – взбеленился Маня. – Да я…
– Стоп! – сказал Склеп Иваныч. – Стоп.
Все заткнулись. «Вот кто у них главный!» – поняла Казя.
– Сцепитесь потом, у нас сегодня вечеринка.
– Вечеринка?!
– Ну да. В честь тебя. Ты ж похоронилась? Похоронилась. Надо отметить. Тем более, есть чем угоститься.
– Надо бы еще водочки набрать, – подал голос Игнат Матвеич.
– Да хватит, – осадила его тетя Таня. – Там у нас еще сок апельсиновый, яйца, гамбургеры…
– Бенгальские огни! – добавил Маня, так по-детски добавил, мечтательно. – Давайте уже сегодня используем, такой повод!
Казю вдруг «улыбнуло и отпустило»: она не одна, тут есть сок и гамбургеры, веселая компания и вечеринки.
– Теперь вопрос: где будем праздновать? – сказал Склеп. – Логично, чтобы у новенькой. Но она явно еще не обустроилась.
– Не обустроилась, – подтвердила Казя.
– А у себя-то хоть уже была?
– В смысле? Н-н-н… Наверное, нет.
Все принялись спорить, обсуждать, как быть.
Казя помалкивала, помалкивала, затем, уловив нить, заявила:
– Я под землю не хочу. Боюсь.
Тетя Таня и маньяк Маня многозначительно переглянулись. Лекс посмотрел на Казю поверх очков. А Склеп Иваныч решил:
– Будем праздновать в моей склепе, на свежем воздухе.
Этот вариант Казю устраивал. Она хотела заметить, что «склеп» – мужского рода и правильнее было бы сказать «в моем склепе», но сдержала свой спонтанный филологический порыв. Мало ли какие тут правила, в этом мире!
Двинули к склепу.
Пока шли, совсем стемнело, и над центральной дорогой зажглись фонари. Если бы кто сказал Кассимире еще хоть неделю назад, что ее ждет вечеринка на кладбище, ночью и с мертвяками, она бы покрутила у виска пальцем. Однако же вот…
Склеп Склепа Иваныча оказался не склепом, а нелепой каменной постройкой из трех стен с небольшой крышей-навесом. На всех стенах – мраморные памятные доски. Чтобы Казе было лучше видно, кто-то поставил в боковую нишу карманный фонарик.
– Тут нас, родственничков, как бы пятнадцать уже, но настоящих гробов только четыре, остальные – урны с пеплом да земля, – пояснил Склеп Иваныч.
– Как – «земля»?
– Ты объясни, – приказал Склеп Лексу, – а мы пока сгоняем за продуктами.
Лекс принялся рассказывать о том, как люди берут горсть земли со старого захоронения, перевозят на новое место, подсыпают – и вроде как семья в сборе. Но Казе было не до его рассказа: на ее глазах новые знакомые один за другим лихо проваливались сквозь бетонно-мраморное покрытие и исчезали в глубине. Не успел последним нырнуть Игнат, как сбоку появилась, из земли же, тетя Таня с блюдом, полным совершенно одинаковых яблок. Следом нарисовался Маня с неким рогатым предметом – оказалось, это складной стол.
Вскоре стол был установлен, накрыт скатертью и украшен свечами.
– Свечей у нас – миллион! – похвастался Маня. – Тебе достаточно светло?
Казя кивнула:
– Вполне! А вам?
– А нам не нужно. Разве что для красоты. Тебе тоже потом не нужно будет. Тут кто как адаптируется. Кому месяц темно, кому неделю.
– Я полгода со смартфонами и свечами ходил, – признался Лекс. – А теть Таня уже на второй день спокойно обходилась без подсветки.
– У вас есть смартфоны?! – изумилась Казя. – И они работают?
Выяснилось, что как раз телефончиков полно, поскольку многие посетители оставляют их на скамейках или в карманах верхней одежды, пока убирают могилки. За это время гаджеты можно сдублить, а…
– Что сделать?
– Сдублить, ну, взять себе, отвести глаза, убедиться в том, что вещь продубливалась, и уйти. И пользоваться.
– Супер! – сказала Казя. – Пока зарядка не кончится…
– Да у нас даже зарядки есть. Правда, не под все модели… И заряжать сложно, приходится каждый раз здорожа Фёдра просить, а он жуть как не любит правила нарушать.
– Да какие там правила! – встрепенулся Маня. – Сам он придумал все эти правила!
– Чушь, не сам!
– Сам! Вот вспомни, как в марте он говорил…
– Погодите, – прервала спор Казя. – А можно мне воспользоваться каким-нибудь телефоном? Мне бы один звонок сделать. Я номер наизусть помню. У меня же есть право на один звонок?
Маня фыркнул, Игнат хрюкнул, Лекс вздохнул, Склеп Иваныч сказал:
– Связи нет. С Потустороньки в реальный мир не пробиться. Не дозвониться. Не достучаться. Ничего «не». Фотки даже не получаются. Только фонариком можно пользоваться, да нам ни к чему. А про связь забудь.
И, видя, как потухла, скисла новенькая, бодро продолжил: