Казнь по кругу - Страница 82

У Демидова было свое любимое занятие: нежно рассматривать кокарду форменной фуражки. Этим и занимался. Но кто-то внутри него приказал: посмотри на дверь! И он посмотрел.

В дверях стоял шикарно одетый Георгий Сырцов.

— Ты… — на протяжном выдохе произнес Демидов.

— Я… — подражая ему, откликнулся Сырцов.

Он гнал от себя воспоминания об этом дне, но этот день жил в нем, и прогнать его было некуда. День победы и проигрыша, день жизни на волоске, день поблизости от смерти…

… Сырцов засек Нефедова сразу же, как только Игорь прицепился к нему на длинном поводке. Очень трудно было не дать ему догадаться, что слежка засечена, очень трудно было создать естественную картинку его, Сырцова, рутинной в данном положении жизни. И поэтому, завернув ненадолго к Кузьминскому, местожительство которого Нефедов знал, он вернулся в тайник, сделав это так, чтобы его вход туда отчетливо просматривался. Он был уверен, что Нефедов отскочит от него, узнав самую главную тайну, чтобы, сообщив об этом все Демидову, устроить маленькую засаду с последующей встречей высоких договаривающихся сторон.

Так и произошло: Нефедов спустил его с поводка после того, как он повторно воспользовался метро на станции «Сокольники».

В толчее ярмарки в Лужниках (понравилось Сырцову это место) покалякали с Дедом, вычислив все возможные варианты. Все, да не все.

Специально подзадержался с возвращением: не хотел, чтобы спектакль происходил на глазах изумленных грузчиков и шоферов. Их рабочий день завершился к пяти дня, а его — начался с шести. Первым тщательно продуманным и сугубо секретным заходом Сырцов определил дислокацию вражеских группировок. И засаду мерзавца Демидова с наивным Нефедовым, резерв главного командования — три старательно замаскированных машины с отрядом Витольда.

Второй заход был беспечно прогулочным: не чуявший беды Сырцов привычно возвращался в свою берлогу. С легким грохотом снял висячий замок, с легким треском открыл внутренний. Возвратился.

Прикованный к скобе в стене дремал на тюфячке, своевременно занесенным сюда предусмотрительным тюремщиком Сырцовым, Роберт Васильевич Алтухов.

— Уходи, гебист, — волево (времени в обрез) предложил Сырцов, ногой будя беспечного узника, который, полупав сонными глазами, с трудом попытался разобраться в ситуации.

— Зачем и куда? — хриплым со сна тенором осведомился Алтухов.

— Сейчас твои дружки нашу пещеру штурмовать начнут. А куда — я тебе по дороге объясню, — раздраженно (метался по подвалу, забирая с собой необходимое: «беретту», «вальтер», кожаную куртку с деньгами и документами) ответил Сырцов, набивая сумку.

— А как? — исключительно из любопытства спросил Алтухов.

— А так, — Сырцов ногой, обутой в хороший ботинок, отодвинул бетонную плиту в стене, которая одновременно являлась и стеной помещения склада. Открылась черная квадратная дыра.

— Ну, ты и ловкач! — восхищенно осудил его Алтухов.

Отстегнув от скобы и от Алтухова наручники, Сырцов поторопил освобожденного пленника:

— Быстро в дыру, дядя!

Массируя освобожденную руку, Алтухов вдруг фыркнул как конь и дерзко сказал:

— Я с тобой не пойду, сыскарь.

— Пойдешь! — уверил Алтухова Сырцов и похлопал себя по левому боку, где в сбруе притулился «вальтер». — Прикажу, и пойдешь как миленький.

— Ты уже приказал. А я не пойду.

Сырцов поставил сумку на пол и вытащил «вальтер».

— Пойдешь!

— Если не пойду, застрелишь, что ли?

— Застрелю.

— Не застрелишь. В подвале, без суда и следствия, как в добрые старые времена… Не застрелишь, Жора, рука не поднимется!

— Идиот! — Сырцов сдался. — Они же для начала палить через дверь будут.

— А я вон в тот угол, — Алтухов кивнул на закуток у рукомойника. — Он не простреливается.

— Тебя Витольд обязательно кончит. Ты же скурвился, Роберт, с потрохами всех сдал!

— Это уж мое дело.

Времени оставалось в обрез. Алтухов-то и не был ему уже нужен: отработан, выдоен, обезврежен. Просто жалел его, дурачка.

— Последний раз спрашиваю: идешь?

— Нет.

— Ну и хрен с тобой! — рявкнул Сырцов и полез в дыру.

Он был уже у тайного подкопа, которым пользовались для своих низменных целей бедовые грузчики, когда рвануло первый раз. Он понял: гранатой выбивали дверь. Теперь они могли получить только сильно контуженного Алтухова. Он уже отползал от склада по замусоренной траве, когда твердый небосвод рухнул на каменную землю — так загромыхало. Он понял: его безжалостно уничтожали вместе с пещерой. Не стала земля пухом для Роберта Васильевича Алтухова. Он был размазан своими дружками по бетонным обломкам.

Худо чувствовал себя Сырцов, очень худо. Но он выполз за ограду и тщательно проследил за отбытием команды Витольда. Потом все происходило как надо: выли милицейские сирены, подвывали на всякий случай пожарные, нервически голосила «скорая». Сбор всех частей.

Этот день поселился в нем навсегда. Глупость и предательство, бесчестье и смрад…

Проснулся Витольд Германович в половине двенадцатого. Минуту полежал неподвижно. Профессиональная привычка: осознать место, в котором проснулся, ощутить себя в этом месте. Все вспомнил, все понял и заспешил, не суетясь.

Скромного, старомодного рюкзачка защитного цвета хватило для его немудреного скарба. Не костюмы же и обувь с собой тащить! Все нужные бумаги и карточки уместились в одной папочке.

Унылый дачник с рюкзачком влез в трамвай и через двадцать пять минут оказался на Каланчевской площади. Подземным переходом добрался до Ярославского, законопослушно приобрел билет и вышел к платформам: выбирать подходящий поезд.

Через пятнадцать минут, без пяти час, он шел меж неряшливой кладкой кирпичных стен бесконечных гаражей-боксов. Вот и его номерок. Он протиснулся в щель и у задней стенки нашел, что и должен был найти — массивный ключ лежал под рваным пластиковым пакетом.

Фигурная головка ключа вошла в скважину, и замок легко открылся. Что ж, молодцы, блюли порядок в хозяйстве. Витольд Германович оттянул одну створку ворот и заглянул в гараж. «Девятка» ждала его.

Он шагнул в полутьму, и вдруг что-то холодное ткнулось ему в шейный позвонок.

— Животом на капот! — приказал знакомый голос, и он послушно лег на радиатор. А голос продолжал: — Пистолет где спрятан?

— Нет у меня пистолета, — с сожалением признался Витольд.

— Тогда медленно-медленно, не оборачиваясь, снимай рюкзак, — скомандовали за спиной, и он медленно-медленно, не оборачиваясь, снял рюкзак. — Теперь можешь обернуться, козел.

Витольд Германович не обернулся: поднявшись с капота, он развернулся. И увидел того, кого ожидал увидеть. У нераскрытой створки ворот стоял Никита Горелов с длиннющим пистолетом в правой руке. Без шума собирался кончить его Цыпа. Поженился Як на Цыпе, Якцыдрак на Цыпе-дрипе…

Но сразу не кончил. Видимо, говорить желал. Еще не вечер, еще есть шанс. Маленький-маленький.

— Феликс меня продал? — спросил Витольд для того, чтобы начать разговор.

— Никто тебя не продавал. Просто ты сейчас всем мешаешь и никому не нужен.

— Ты убьешь меня, Никита?

— В самое ближайшее время.

— За что?

— И ты еще спрашиваешь, сучара? Мне бы за Севку и Наташку из тебя ремни резать, а я с тобой разговариваю, — Никита ни с того ни с сего зашелся в лающем кашле. Прокашлялся наконец. — Хотел было костерок здесь развести, чтобы твои сратые яйца запечь, но передумал. Нет теперь мне большего удовольствия, чем на тебя, вусмерть перетрухавшего, смотреть. Сейчас ведь в штаны наложишь, фраерок!

Не говорить хотел Никита Горелов, хотел выговориться. Сбить его с панталыку, дать по лбу так, чтобы затормозил.

— Меня менты ведут, Никита.

— Не гони парашу.

— Зачем мне врать? Единственная надежда была — на машине оторваться.

— Думаешь, гад, что я сам при ментах тебя не завалю?