Казнь - Страница 37
Вера испугалась, встретившись с нею утром. Она любила мачеху как человека, с которым она сжилась за многие годы.
– Мама, что с вами? На вас лица нет! Идите, голубушка, лягте! – сказала она участливо, целуясь с нею.
Елизавета Борисовна слабо улыбнулась.
– Нет, Вера, я просто дурно спала. Было очень душно сегодня!
– Это потому, что ваши окна выходят в цветник. Цветы душат вас, – с волнением сказала Вера.
Елизавета Борисовна согласно кивнула головою.
Анна Ивановна безмолвно сидела за столом и все время долгим испытующим взглядом глядела на нее, но в ее взоре было столько участия и ласки, что в измученной душе Елизаветы Борисовны на миг мелькнула мысль: «Вот кто бы мог быть моим другом. Она тоже страдает», и она с благодарностью взглянула на Анну Ивановну, та тихо улыбнулась ей в ответ и нагнулась к крошечной Лизе.
– Привет вам, а мне стакан чаю или кофе! – шутливо сказал Весенин, быстро входя в столовую.
– Вы? Так рано? – воскликнула Вера.
Елизавета Борисовна тревожно взглянула на него и побледнела.
– Я еще не за вами, – ответил Весенин, – мне надо зайти в контору, потом побывать еще дома, и тогда я уже к вашим услугам.
– Вы собираетесь куда‑нибудь? – спросила Елизавета Борисовна.
– Да. Вера Сергеевна скучает, и я предложил ей проехать со мною в наше новое имение, там снимают сено теперь. К обеду мы будем дома.
– Ты пустишь? – с тревогой спросила Вера. Елизавета Борисовна улыбнулась.
– Уезжай! Тебе правда скучно, а мы здесь с Анной Ивановной…
Вера благодарно кивнула мачехе и радостно засмеялась. Анна Ивановна сняла Лизу со стула и взяла ее за ручку.
– Мы пойдем в сад, – сказала она, – как няня управится, пошлите ее, Вера Сергеевна!
Весенин наскоро допил кофе и поднялся тоже.
– А я в контору!
Он вышел, нарочно обошел дом и со стороны двора вошел в сад.
Лиза возилась в песке, Анна Ивановна медленно брела по аллее и не заметила Весенина.
– Анна Ивановна! – позвал он ее. – Я к вам с поручением и просьбою.
Анна Ивановна остановилась и с испугом прижала к груди руку, краска залила ее лицо, она порывисто дышала.
– Что вы так взволновались, – ласково сказал Весенин, – присядьте. Это в двух словах.
Анна Ивановна послушно опустилась на скамью.
– Ко мне приехал Николай Петрович, – начал Весенин.
Она вздрогнула всем телом, и лицо ее стало бледнее мрамора.
– Он… бежал?.. – с усилием прошептала она.
– Что вы?! Он невинен, и его отпустили на свободу.
Анна Ивановна со вздохом перекрестилась, и краска вернулась на ее побледневшие щеки.
– Он приехал, чтобы повидаться с вами, и не решился этого сделать, не предупредив вас.
– Это невозможно! – с болью ответила она.
Весенин нахмурился.
– Это необходимо, Анна Ивановна! – убежденно произнес он. – Живые сношения не прерываются так… – он подбирал слово, – жестоко!
Анна Ивановна тихо покачала головою.
– Что я скажу ему? Зачем? – прошептала она.
Весенин взял ее холодную руку.
– Все, что передумали, пережили за это время, вы должны сказать ему! Он любит вас (она закрыла глаза), и ради этого чувства к нему надо отнестись с уважением. Да и вы сами? Разве вы не хотите увидеть его, разве вы не виноваты перед ним в том, что сомневались в нем?
– Я несла этот позор с ним вместе, – ответила она чуть слышно.
– Позора нет теперь! Вы свободны оба!
– Нет, нет, нет! – с ужасом воскликнула она. – Не говорите так. Между нами – стена, пропасть!
– Пусть! – ответил Весенин. – Это все вы должны объяснить ему. Увидите его – и скажите ему. Это необходимо.
Она закрыла лицо руками и тяжело дышала. Потом отняла руки. Лицо ее стало спокойно, она встала. Встал и Весенин.
– Хорошо, – сказала она, – пусть он придет сюда. В двенадцать часов, Лиза спать будет.
Она наклонила голову и повернулась.
– Сюда, в сад? – спросил вслед Весенин. Она кивнула головою.
– Вы это откуда? – крикнула с балкона Вера, увидев Весенина, идущего по аллее.
– Из конторы. Ну готовьтесь. Я домой и за вами. Самое большее три четверти часа.
– Не опоздайте! – погрозила Вера, и Весенину опять стало весело.
Он гнал свою лошадь в карьер и через двадцать минут уже соскочил с седла у ворот своего домика. Долинин выбежал ему навстречу.
– Ну, что? Она согласна? Позволила?
Весенин кивнул ему головою. Долинин в порыве восторга обнял его.
– Как благодарить мне вас? Что она говорила с вами?
Весенин не хотел смущать его радости.
– Со мной ничего; говорить с вами будет, – ответил он шутливо, – а теперь вот что: вы верхом ездите?
Долинин кивнул.
– Ну, и отлично! Елизар даст вам лошадь и укажет дорогу. Это раз; два – вы отсюда выедете ровно через час, тогда в усадьбе никого не будет. Вера Сергеевна уедет со мною, Елизавета Борисовна уйдет купаться, вы будете одни.
Долинин благодарно пожал руку.
– Затем, – продолжал Весенин, – приехав в усадьбу, вы прямо идите в сад и ищите там Анну Ивановну. Ну, все! – окончил он. – Елизар, давай двуколку!
Елизар вывел красивого Мальчика, запряженного в легкую двуколку. Весенин взял вожжи.
– Ну, желаю вам успеха, – сказал он, пожимая руку Долинину, – и до свидания за обедом!
Он вскочил в двуколку.
– Смотрите, через час, – крикнул он Долинину и выехал на дорогу.
………………………………..
Это был день свиданий. Долинин вошел в сад и нервным шагом шел по тенистой аллее с замирающим сердцем, ожидая каждую минуту увидеть ее. Что он будет говорить с нею, он не знал, но сердце его, истосковавшееся по ней, жаждало вылиться в мольбах, в упреках, в страстном порыве ласки или гнева. Аллея становилась все гуще и уже. Столетние ивы склоняли над нею свои корявые, золотые ветви, которые, сплетаясь, образовывали душистый свод; впереди Долинин увидел серый деревянный павильон с прогнившею крышей, с разбитыми стеклами в черных рамах. «Здесь», – подумал он и остановился в волнении. В тот же миг на пороге павильона он увидел Анну Ивановну и радостно бросился к ней…
А в этот же час по лужайке, среди густой заросли леса, недалеко от дороги и от купальни, медленно ходила Елизавета Борисовна рядом с незнакомцем, оказавшимся почтенным Косяковым.
В изящном летнем платье французского ситца, в соломенной шляпе с большими пригнутыми к лицу полями, с полотенцем и сумкою в руках, Елизавета Борисовна представляла странный контраст с Косяковым, в его белой фуражке, потрепанных брюках со вздутыми коленками и рыжих сапогах. Только сообщничество могло позволить этому господину так развязно идти подле прекрасной Елизаветы Борисовны и так фамильярно говорить с нею.
– Если бы я был один, – говорил, прижимая руку к сердцу, Косяков, – за один взгляд ваш я согласился бы…
Но гневный, презрительный жест сразу прервал его излияния, и он поспешил закончить:
– Но я только доверенное лицо и не смею…
– Поймите же, глупый вы человек, – с раздражением и отчаянием ответила Елизавета Борисовна, – что мне неоткуда достать семь тысяч. Мне и эти деньги доставать было трудно! У меня нет своих, все мужа…
– Но если муж стар и влюблен…
– Молчите! – резко крикнула она и тяжело перевела дух: «Господи, сколько унижения!» – Вот что, – сказала она, сдерживаясь, – скажите вашим: я не могу так! Я заплачу все деньги, но не сразу. Вы должны все засчитывать, и в год… меньше, я отдам их. А теперь вот! – она достала кошелек, высыпала из него все деньги и протянула их Косякову.
Тот внимательно пересчитал их и сделал презрительную гримасу:
– Сорок пять рублей! Это насмешка! – сказал он, пряча деньги в карман.
– У меня нет больше. Я дам вам еще вот это. Он стоит двести рублей, за него всегда дадут сто. Возьмите его! – она сняла с руки браслет и протянула его.
Косяков жадно схватил драгоценное украшение и стал его рассматривать.
Елизавета Борисовна с отвращением взглянула на него и горячо сказала: