Казнь - Страница 34

Он обернулся и увидел почтенную Колкунову. Размалеванное, как у египетской мумии, лицо ее было прикрыто синей вуалью. Одета она была в черное шерстяное платье с вырезом, прикрытым кружевами, и короткими рукавами, обнажавшими выше локтя ее желтые руки, голову покрывала соломенная черная шляпа, на которой, как султан, в такт ее речи качалось растрепанное страусиное перо. Она порывисто подошла к Николаю, ухватила его за руку и стремительно заговорила:

– Вы и на свободе! О, как я рада! Я всегда говорила дочери: Катя, правда восторжествует! И вот! Еще на днях ко мне заходил ваш брат, и я утешала его. Какая мысль: вы – и убийца! Вы, вероятно, к нашему Александру? О, добрая душа! (Она снова схватила руку Николая и начала ее давить.) Побеседуйте с ним. Он тоже страдалец. Нелепые мысли одолевают его голову. Знаете ли (она понизила голос), он ненавидит меня! Вы поражены?

Она отодвинулась от Николая, чтобы посмотреть, насколько он поражен, и перо на ее шляпе заколыхалось. Переведя дух, она заговорила снова:

– Ненавидит! Да! Сейчас он меня почти выгнал от себя, топал, кричал. А я? Я ли не люблю его, как родного сына. Дорогой мой (она опять овладела рукою Николая), уговорите его принять Катю. Чтобы по – прежнему. Я наверное знаю, что Можаев оставил за ним его место, и все будет как раньше. О, будьте ее спасителем, не говорите» нет»! Я вижу, вы тронуты. Я скажу Кате!

Николай, оглушенный потоком ее речи, не произнес еще ни одного слова. Теперь он воспользовался минутой и, поспешно откланиваясь ей, сказал:

– Будьте покойны, если он меня спросит…

– О, спаситель! – крикнула вслед ему полковница. – Благодарю! – и она грациозно послала ему несколько воздушных поцелуев, которые проходивший мимо фельдшер принял по своему адресу, так как Николай уже успел скрыться в дверях флигеля.

Он прошел по широкому коридору и вошел в комнату с надписью» Палата № 8». Подле двери больной разметался в постели и протяжно стонал; рядом с ним бледный юноша, схватясь за ворот рубашки, удушливо кашлял, и на щеках его, как кровь, алел яркий румянец, а тут же невдалеке двое выздоравливающих равнодушно играли в шашки, и далее, у постели веселого рассказчика в белом колпаке, группой стояли больные и весело смеялись, заглушая и стоны, и кашель. Николай огляделся и увидел Захарова в углу палаты, у окна.

Благодаря худобе, всклокоченным волосам и желтому халату он казался великаном. Глаза его ввалились, лицо было бледно и безжизненно. Он стоял, прислонясь к подоконнику, и жадно смотрел в окно.

Николай подошел к нему и осторожно окликнул. Он быстро обернулся и, запахивая халат, с недоумением взглянул на Николая.

Николай назвал себя и прибавил:

– Помните, мы раз гуляли с вами? Ну, как теперь ваше здоровье?

– Отлично, благодарю вас, – ответил Захаров, – доктора не выпускают, а я бы уже давно выписался, потому что меня ждет служба.

– Да и скучно вам тут, я думаю?

– Скучно? Нет. Я даже был бы рад, если бы некоторые посетители отказались развлекать меня. Не вы, не вы, – поспешил он поправиться, – а вот хотя бы моя любезная теща. Была перед вами и страшно меня расстроила.

Лицо его нахмурилось и приняло землистый оттенок. Он помолчал и медленно заговорил:

– Кто просит ее становиться между мной и женою. Мы сами можем обо всем договориться, и, наконец, я не хочу ее! Не хочу! – он нервно запахнулся в халат, и на его лице выступили красные пятна. – Она и без меня будет счастлива, а я не хочу мучений. Довольно!

Николай нежно положил свою руку на его плечо.

– К чему вы волнуетесь? – с состраданием сказал он. – Выйдете из больницы, и само собою все решится.

– Отчего она сама не придет? – не слушая его, продолжал Захаров. – Боится! Не чиста совесть! То то и есть. Пусть придет и оправдается, тогда…

– Хотите, я уговорю ее прийти к вам, – сказал Николай. – Хотите, приведу?

Захаров посмотрел на него долгим взором, потом вдруг нахмурился, сердито запахнулся и ответил:

– Нет, это я так! Малодушие, я ненавижу ее, не надо. Бросим о ней, эти разговоры утомляют меня…

Николай замолчал.

– А что вы делать будете?

– Я? Я уеду в Петербург… На днях…

Захаров кивнул.

– И отлично. Одно посоветую: не женитесь! Соблазняйте лучше чужих жен. Ха – ха – ха!

Лицо его то становилось сумрачным, то краснело; он, видимо, волновался. Николай поспешил встать и протянул ему руку.

– До свиданья! Я до отъезда еще наведаюсь!

– Спасибо! Я провожу вас!

Захаров плотно запахнулся и провел его до калитки.

– Пришлите ее ко мне, – сказал он вдруг ему на прощание, – я, может быть… Если захочет, если захочет!..

Николай ушел от него, невольно улыбаясь. Вот люди! Рвут, мечут, проклинают и потом снова возвращаются к своему аду.

Он пришел домой, позавтракал и направился к Силину. На его звонок дверь отворил ему Иван, который с испугом отшатнулся.

– Вы?! – произнес он, задыхаясь.

Николай пристально, с усмешкой посмотрел на него.

– Я, – ответил он, – убийцу нашли, да только не меня.

– Кого же?

– Тебя! – резко сказал Николай.

Иван пошатнулся, по лицу его пробежала судорога, но через мгновение он оправился и злобно сверкнул исподлобья глазами.

– Шутки шутите, – хрипло произнес он, – я барину почитай десять лет служил!..

– Ты, да неужели! – закричал Силин, появляясь на пороге прихожей и протягивая руку Николаю. Иван быстро шмыгнул в другую дверь.

– Слышу знакомый голос! – продолжал Силин. – Думаю – неужели? Глядь, ты и вправду. Рад, рад! Иди сюда. Садись. Иван, тащи вино, что осталось. Да куда это он делся? Подожди!

Силин проводил Николая в гостиную, где временно основался, и исчез.

Через некоторое время он вернулся с бутылкою и двумя стаканами.

– Вообрази, заперся у себя и выходить не хочет, – заговорил он, сервируя стол. – Престранная бестия! Я и не замечал его раньше, а теперь прямо заинтересован. Постоянно беседует сам с собою, много читает, а тут еще начал повесть писать» с убивством», как он объяснил. Приносил начало читать мне. Чушь ужасная! Ну, пей! Рассказывай.

Он разлил вино и придвинул Николаю стакан.

– Что говорить? – ответил Николай. – Подержали и выпустили… Вот и все… У тебя, у вас что?

Силин засмеялся.

– Зять мне пользу принес хоть после смерти. Дал развернуться таланту. И молол же я!

– Ты и про меня напутал…

– Уж прости! Что поделать? Я думал ведь, что ты и вправду… того… что же, – смутился он, – я бы на твоем месте, пожалуй… Такая скотина, да я сам, веришь ли…

– Оставь! – остановил его Николай. – Скажи, и твоя сестра так думает?

– Фью! – Силин свистнул и повертел пальцем около лба. – Совсем свихнулась. А тут еще прочла твой фельетон, и – шабаш. Казнь, говорит. И все! Какая, кому, за что? Ничего не разберешь. Казнь! Ходит как в воду опущенная. Можаевых изводит – и все тут!

– Я к ней завтра еду.

– Напрасно. Не примет!

У Николая упало сердце.

– Почему ты так думаешь?

– Знаю, друг. Говорю тебе, свихнулась. Если бы не Лиза, капут: в монастырь бы пошла!

Николай вскочил как ужаленный.

– Врешь, врешь и врешь! – закричал он, хватая шляпу. – Я уговорю ее, не могла она вдруг измениться!

Он бросился из комнаты.

– Да постой, послушай! – пытался остановить его Силин, но Николай уже был в прихожей.

– Сумасшедший, – Силин махнул рукою и вернулся в комнату допивать вино.

Николай пришел домой взволнованный и потрясенный. Неужели же это правда? Неужели мысль о грехе и казни за него так сильно поразила ее ум, что она уже не может отделаться от нее? Но он увидит ее и поможет ей одолеть этот нелепый призрак! Не примет? Нет, этого не может быть!..

Вечером он все‑таки пошел вместе с Яковом к Лапе. Лапа жадно выслушал его рассказ.

– Так, так! – сказал он, кивнув несколько раз головою. – Теперь от вас еще одна услуга. Напишите письмо в несколько строк, как будто от нее, от той, убитой? Пусть она благодарит его за месть. Вы улыбаетесь? Он поверит! Я знаю наверное, что он беседует с нею на могиле. Да! Там я его и поймаю. Это он, он!