Каждые сто лет. Роман с дневником - Страница 4

Я продолжу летопись, как только расспрошу маму про её предков – она происходит из дворянского рода Шаверновских. Обязательно расскажу о том, как они с отцом познакомились, о том, что было в нашей жизни до переезда в Полтаву.

Думается, мой дневник может быть интересен для моих будущих детей. Возможно, они захотят узнать, как жили в Малороссии и Царстве Польском в конце девятнадцатого столетия.

А я бы хотела однажды увидеть море, Швейцарию и Санкт-Петербург…

Мама говорит, что любая нормальная девочка должна уметь кататься на велосипеде и плавать. Насчёт плавания я согласна, хотя мне больше нравится в Орске «ходить» по дну Урала, там где мелко, на руках. Тогда всё тело просто висит в воде и можно воображать себя русалкой. Велосипед – совсем другое дело. Я его уже просто видеть не могу, но мама заставляет меня кататься каждый день. Уже получается проехать два-три метра, после чего я падаю в траву или на дорожку, посыпанную камешками.

Мы уезжаем к бабушке в Орск послезавтра! Я видела наши с Димкой билеты на поезд, они бледно-оранжевые и вкусно пахнут новой книжкой. А в библиотеке всё самое интересное оказалось на руках.

Сейчас я расскажу очень грустную историю. Не хотела её записывать, но Ксеничка считает, что необходимо рассказывать обо всём, ничего не скрывая.

Вчера вечером я гуляла одна и слушала с улицы, как папа играет на пианино. Шопен или Шуберт, я их вечно путаю. Хотя ничего похожего, как говорит папа, между ними нет, эта буква «Ш» меня постоянно сбивает. А ведь есть ещё и Шуман.

Девочки из соседнего дома громко спорили, кто там на четвёртом этаже бренькает, и я очень боялась, что они догадаются: это мой папа. Мне кажется, что играть на пианино – не самое подходящее занятие для мужчин. Я просто сгорала от стыда за папу и в конце концов стала смеяться вместе с девочками, которые изображали, как человек бьёт по клавишам. Я ещё, вроде бы, даже подвывала в тон Шопену или Шуберту, и девочки были от этого в восторге. А теперь я чувствую себя настоящей предательницей, тем более что папа совсем недавно вернулся из Москвы и привёз мне в подарок немецкую куклу Эльзу. А девочек этих я даже не знаю по именам, и они мне не очень нравятся.

Потом появилась Ольга. Ей уже, наверное, лет тринадцать, если не больше. Ольга, на мой взгляд, самая красивая девочка из всех. Даже лучше Марины. Я бы поменялась с ней в одну секунду: если бы можно было оставить моих родителей и Ксеничкины дневники, а всё остальное чтобы было как у Ольги – я согласна! У неё гладкие, коротко подстриженные волосы и глаза сине-зелёные, как конфеты «Морские камушки». И она ходит не в платьях, а в брюках с ремнём и рубашке. Ольга не только сама была очень красивой, но и велосипед, который она вела за руль, был совершенно новый и блестел на солнце, как фольга. Папа очень вовремя взял мажорный аккорд, из нашего окна выдуло ветром штору, а Ольга спросила у меня – у меня! – хочу ли я прокатиться.

– Попа не годится, – зашумели проклятые девочки, но Ольга их будто бы не слышала. Она поставила передо мной велик и терпеливо его держала, пока я взгромождалась на высокое седло. Я сразу понимала, что не нужно этого делать, зачем я согласилась?!

– Сделай два круга! – сказала Ольга. – Или даже три! Не спеши, я пока музыку послушаю. Это ведь Шопен, правда?

– Жопен! – хохотали девочки.

Я ехала вперёд, не падая, почти целых полдома, побив все свои прежние рекорды. Я почти поверила, что смогу сделать круг, а потом ловко спрыгну с велика и верну его Ольге со сдержанной благодарностью. А она, наверное, пригласит меня к себе в гости… Больше всего на свете я люблю ходить в гости к подругам, а мы с Ольгой обязательно станем подругами. Точнее, мы уже подруги, размышляла я в тот момент, когда на дорогу выскочил какой-то карапуз с совочком в руке. Я резко затормозила, велосипед повело в сторону, в нём что-то скрипнуло и застонало, как если бы это был живой человек. Карапуз с воплями понёсся к маме, а мы с великом лежали на асфальте. Мне было очень больно. На ноге набухала и сочилась кровью длинная ссадина, похожая на след от малярной кисти… Ко мне бежали девочки и Ольга, а той мамаши с карапузом и след простыл. И папина музыка стихла, и кто-то затянул штору обратно в окно.

– Она тебе «восьмёрку» на велике сделала! «Восьмёрку»! – ликовали девочки.

Я боялась посмотреть Ольге в глаза.

– Дура ты, Ксеня, – сказала Ольга и вытащила из-под меня изуродованный велосипед.

Как хорошо, что мы скоро уезжаем! Всего один день остался, всего один день.

История рода требует полнейшего посвящения этому предмету, и теперь, благодаря маме, мне вновь есть о чём рассказать.

Во время наполеоновских войн жил в Митаве обеспеченный бюргер по фамилии Пфейфер. У него была дочь Агнесса – высокая и статная, с пышными белокуро-пепельными волосами. Она получила небольшое образование, прочла несколько романов и была соответствующим образом настроена.

Едва ли не сразу после разгрома Наполеона в Митаве остановился на отдых русский пехотный полк, и на квартиру к Пфейферу поставили молодого красивого офицера – Александра Долматова. Дальше всё было действительно как в одном из тех романов, что читала Агнесса: молодые люди полюбили друг друга, но отец девушки и слышать не хотел о браке дочери с каким-то проезжим офицером, да ещё и русским, а не из хорошей немецкой семьи! Тогда Агнесса убежала из дома, навсегда порвав с родителями, и где-то тайно обвенчалась с Александром. Большая часть жизни этой женщины, моей прабабушки, прошла в Риге. Муж её Александр постоянно был в походах, семью навещал редко, а ведь у них родилось семеро детей! Олимпиада, Иван, Ольга, Наталия, Александр (мой дед), Павел и Константин. Во время отсутствия мужа Агнессе выплачивалась только лишь половина его жалованья, и без того невеликого… Александр Долматов-старший умер где-то на чужбине совсем ещё молодым человеком, и Агнессе пришлось узнать бедность и лишения.

Другая женщина на её месте стала бы искать помощи у семьи, возродив отношения, или же впала бы в отчаяние, но наша Агнесса отличалась огромной энергией и силой воли. Она не гнушалась никакою работою, с утра до ночи трудилась, шила, вязала, ухаживала за больными, помогала хозяйкам на больших приёмах и свадьбах. Маленькие девочки Долматовых с шестилетнего возраста вязали на продажу чулки и помогали в хозяйстве.

Конечно, Агнессе было нелегко поднимать одной такую большую семью, и это изменило её характер. Она стала суровой, малоразговорчивой, дети побаивались своей строгой матери.

С большими усилиями Агнесса дала возможность старшему сыну Ивану окончить гимназию. Он был толковым парнем, любил свою семью и поставил себе цель вывести её из бедности. После гимназии Иван поступил мелким служащим на только что построенную частную Риго-Орловскую железную дорогу. У него была практическая жилка и хорошие организаторские способности, так что он быстро стал продвигаться, а когда младшие братья подросли, Иван был уже настолько обеспечен, что помог Александру, Павлу и Константину получить высшее образование. Позднее Иван стал одним из директоров той самой дороги, на которую поступил маленьким служащим.

Мой дед Александр Александрович Долматов, второй сын Агнессы после Ивана, окончил университет в Дерпте по специальности «Классическая филология». Был он, как все сыновья Агнессы, высок и строен, держался очень прямо, черты лица имел крупные, но правильные. В пору его учения брат Иван ещё не достиг вершины своей карьеры, поэтому мой дед подрабатывал уроками, а летом уезжал на кондиции[2]. На последнем курсе он нанялся летним репетитором в богатую русскую помещичью семью и встретил там свою будущую жену Юлию Петровну Шаверновскую, недавно поступившую туда же гувернанткой. Получилось, что Александр единственный из всей семьи вышел из круга немецкой родни, связав свою жизнь с обрусевшей полькой.