Каждому своё (СИ) - Страница 4

- За что?! – может, действительно не поняв, а может, решив поиздеваться, перебил его Адам.

- За вчерашний вечер, - Билл нахмурился и поспешно добавил, видя, что собеседник снова собирается его перебить. – Дай я договорю, хорошо? - попросил он. Адам кивнул и закрыл рот, позволяя выдать заученный для подобных случаев и отрепетированный текст. – Моё вчерашнее поведение было недопустимым, я приношу искренние извинения за доставленное неудобство. Очень благодарен за то, что помог мне, и буду благодарен еще больше, если всё произошедшее останется между нами.

Легкое головокружение, которое он чувствовал с момента пробуждения, усиливалось с каждым словом, а уже практически издевательский блеск серо-синих глаз только добавлял неприятных ощущений. Билла повело куда-то в сторону, и он инстинктивно протянул руку вперед в поисках опоры, чувствуя, как темнеет перед глазами.

Он не ожидал, но опора нашлась. Сильные руки обхватили его за талию, притягивая к почти горячему телу, позволяя перевести дыхание и прийти в себя. Билл постоял недолго, уткнувшись лбом Адаму в плечо и глубоко дыша открытым ртом. Немного оклемавшись отстранился, продолжая держаться за Ламберта, оказавшегося удивительно надежным, и сосредоточился на ощущениях, пытаясь сообразить, сможет ли стоять самостоятельно.

- Ты как? – выражение в серо-синих глазах как-то неуловимо изменилось, из придурковато-соблазняющего превратившись в очень взрослое, мудрое и почти по-отечески заботливое.

- В порядке. Просто голова закружилась, - Билл, вдруг, хмыкнул с изрядной долей самоиронии в голосе. – Пить меньше надо.

- Это да, - ухмыльнулся Адам, и предложил. – Может, тебя до номера проводить?

- Нет, спасибо, не нужно, - осторожно, чтобы снова не закружилась, помотал головой Билл и, наконец, отстранился, с каким-то странным сожалением убирая руку с приятно теплого плеча. – Таблеток я уже наелся, теперь только подождать, когда действовать начнут, и всё в порядке будет.

- Тебе полежать надо. И пей больше жидкости, только не энергетики, лучше всего зеленый чай помогает, - со знанием дела посоветовал Адам.

- Спасибо, - снова поблагодарил Билл, окончательно отходя в сторону. – Еще раз прошу прощения за вчерашнее…

- Сказал же, ерунда, - Адам дернул плечом, показывая, что продолжения разговор не достоин. – Не переживай по этому поводу, от меня никто ничего не узнает.

Билл молча склонил голову, в благодарном жесте и, не проронив больше ни звука, поплелся в сторону своего номера. Он едва успел завернуть за угол, как его больно схватили за руку и куда-то потащили с такой скоростью, что даже напугаться толком не успел.

- А ну, иди сюда, придурок! Какого хе*а ты с этим козлом обжимался?! – зло выдохнул Том, ударяя его спиной о стену, наклоняясь очень близко и овевая кожу тяжелым яростным дыханием.

- Что? – всё-таки перепугался Билл.

- Ты чем думаешь, идиот?! Или у тебя уже все мозги от лака склеились?! Он же гей открытый, а ты об него трешься, как сука в течке! Если вас кто-нибудь застукает, представляешь, какие сплетни поползут?! Ты, бл*ть, совсем еба*улся?!

Билл смотрел, слушал и не верил в происходящее. Мало того что Том первый раз за несколько лет заговорил с ним напрямую, так еще и впервые с момента знакомства в принципе так явно показал свои чувства и эмоции по отношению к нему.

2.

Адам устал. До какого-то амебного состояния, когда не способен уже практически ни на что, и можешь только тупо двигаться в ту сторону, в которую повернут. Усталость была не столько физической, сколько эмоциональной. Точнее, этих самых эмоций у него как раз почти и не осталось. Он выдоил их по капли, даже заметить не успев, что лимит исчерпан.

Адам осознавал, что надо бы поберечься, отдохнуть и, хоть ненадолго закрывшись от окружающего мира броней отчужденности, накопить жизненно необходимой энергии. Он даже каждый раз перед очередным концертом обещал себе, что вот сегодня будет исключительно профессионалом - талантливым и вышколенным, но душу свою оставит себе. И каждый раз, выходя на сцену, благополучно об этом забывал, вспоминая про данное обещание только оставшись в одиночестве номера и чувствуя себя пустой пластиковой бутылкой из-под выпитой виноградной фанты: игриво-шипящий ароматный напиток закончился, оставив после себя унылую, полупрозрачную тару, годную разве что для утилизации.

Неожиданно вспомнился вчерашний вечер и этот мальчик, Билл. Мальчик был невероятно красивым, но очень несчастным и тоже уставшим. Пьяный он казался злым, но до одури сексуальным. А вот сегодня утром, протрезвевший и страдающий с похмелья, был совсем другим. Воспоминание о том, как Билл, жутко нервничая и прячась за высокомерием как за щитом, пытался извиниться, совершенно не испытывая раскаяния, вызвали улыбку. А те, когда Билл прислонился к нему в поиске поддержки, невероятно трогательный и ранимый в своей секундной слабости, породили в груди теплое чувство.

Заочно Адам Билла знал, восхищался им и, что греха таить, хотел. Он помнил, что еще только грезил о славе, как о чем-то далеком и недоступном, а Билл уже томно и отстраненно смотрел с плакатов и экрана телевизора, несмотря на то, что младше лет на десять. Адам ему не завидовал.

С одной стороны, всемирная ранняя слава - это, конечно, здорово, но с другой, так и хочется спросить: а как же детство? Не то, в котором приходится пахать по двадцать часов в сутки, выучиваясь врать и уворачиваться аномально рано, а обычное, нормальное. С его стандартными радостями и горестями. Когда совершаешь какую-нибудь нелепость и не боишься, что тебя опозорят на весь мир.

Ему часто говорили, что очень поздно начал строить карьеру, но, несмотря на якобы потерянное время, Адам был благодарен родителям, что его детство они смогли уберечь. Да, слава к нему пришла не в столь юном возрасте, как к Биллу, например, но он тоже многого добился и своей карьерой, пусть пока еще не полностью, но был вполне доволен.

Раздавшийся тихий стук в дверь прервал плавное течение мыслей и будто открыл закодированный и недоступный до этого момента файл. Адам подобрался, распрямляя устало поникшие плечи, модифицируя себя двухсекундной давности, и пошел открывать, точно зная, что сексуально-веселой агрессии в его взгляде с каждым шагом прибавляется, а вот пустоты и обреченности становится всё меньше.