Казаки-разбойники - Страница 4
Все засмеялись, а чернобровая спросила, игриво поведя плечом:
– Небось, захотелось домашней снеди казакам?
– То было б очень кстати, Марфутко, – ответил с готовностью Сыч.
– Бабы, ведите казаков в хату. Мы мигом соберем стол, – заторопилась чернобровая и встала, оправив вышитую юбку и рубаху на груди.
– Ой, бабы! – вскочила третья с озабоченным лицом. – Я забыла загнать уток. Побегу, а то не соберу.
Сыч мимолетно бросил взгляд на Луку, подмигнул и сказал тихо:
– Порядок, хлопец! Все идет, как надо. – И к Марфуше: – Вы, я вижу, вдовствуете, бабоньки милые?
Чернобровая вздохнула, ответила, понурив голову:
– Судьба не обминула нас, Степанко. Загинули наши еще в прошлом году. А где теперь найдешь человека на хозяйство? Эх!
Молча зашли в хату. Засветили лучину, каганец, завесили угол с иконами и лампадой рушником, вышитым крестом. Скоро на столе появился хлеб, зеленый лук и еще теплый борщ.
– Живем бедно, так что вы уж не обессудьте. Чем богаты…
– Не беспокойся, Марфута, – беспечно махнул рукой Сыч. – Мы прихватили с собой малость. На вот – порежь этот огрызок, – и протянул большой кусок копченого сала с аппетитными толстыми прожилками мяса, – да и штоф нам не помешает, – победоносно и со стуком поставил он посуду на стол.
– Ой! Как здорово! – не утерпела от восклицания круглолицая Мотря. – А можно детишкам немного, а?
– Бери, молодица! Чего уж там. Для детей завсегда готов… Много у тебя их, Мотря?
– Двое, Степан, – серьезно ответила женщина. – Девочка и хлопчик. Три и два годика. Маленькие еще. В соседней хате с бабкой сидят. Я сбегаю?
– Беги, но не задерживайся долго. – Степан был за хозяина и всем показывал это с удивительным довольством. – А твои где пострелята, Марфутка?
– Гостят у тетки. Через три хаты. Они любят гостить там. И ночевать будут там, – многозначительно закончила она.
Лука ничего не говорил. Он только слушал и дрожал от возбуждения, поглядывал на товарища и удивлялся, как он легко и свободно мог разговаривать с незнакомыми женщинами, ничуть не стеснялся и был весел.
Появилась Мотря. Она явно спешила и смущенно оглядела собравшихся за столом.
– Как раз вовремя, Мотря, – заметил Сыч. – Лука, подвинься, дай бабе сесть.
Юноша подвинулся, пряча пылающее лицо и радуясь, что солнце закатилось, а света огонька лучины было явно маловато.
– Ты что это отодвинул кружку? – тихо спросила Мотря, пододвигаясь к хлопцу.
– Не хочу, – буркнул тот, ощущая дрожь в теле.
– Не трожь его пока, Мотря, – бросил Сыч и опрокинул келих в рот. Крякнул, занюхал коркой хлеба и добавил: – Я его знаю. Душа не принимает. Оно и к лучшему. Еще молодой, успеется. Казаком станет – и душа примет. Куда ей деться!
Он весело засмеялся, а Лука чуть не горел. Мотря подкладывала ему сала, лука, подливала борща. Вкуса он почти не ощущал, лишь прислушивался, как гулко бухало в груди сердце. Вдруг до его слуха долетели слова Сыча:
– Крали мои милые, не пора ли на боковую? Уж стемнело, чего бы не случилось. Огонь загасить пора.
Лука обессилел, а Сыч с жестокими нотами в голосе продолжал:
– Мотря, смотри, не обидь хлопца. Он у нас хороший, гы-гы! Поручаю его тебе.
Мотря встрепенулась, вскочила и сказала чуть охрипшим голосом:
– Пошли, а то уже поздно, Лука. Смотри не споткнись, – и потянула за рукав рубахи.
Юноша покорно встал и кое-как потащился на ватных ногах следом.
– Да ты не волнуйся, хлопчик! – вдруг задышала Мотря ему в лицо и приблизила свои губы к его. – Поцелуй меня.
И не успел Лука ничего сообразить, как ее горячие губы впились в его трепещущие уста. Потом ее рука схватила его потную руку и прижала ее к своей теплой и мягкой груди.
Он смутно соображал, что идет куда-то, потом был запах сена, шуршание и жаркое молодое тело Мотри. Все было как удар молнии. Она торопливо все делала за него, а он лишь безвольно принимал ее ласки, и все происходило почти без участия мысли. Лишь острое ощущение блаженства, бурное соединение тел и бешеное трепетание страсти. Она захлестнула Луку всего, пока не опустошила, и он с ужасом и удовлетворением одновременно ощутил себя мужчиной.
– Вот и получилось, милый, – прошептали губы Мотри. – А ты боялся, глупый. Тебе понравилось?
Он ощущал ее запах, теплоту тела, прижимавшегося к нему, и вдруг понял, что он гол, и никак не мог вспомнить, как это произошло. Его руки стали шарить по телу Мотри; оно было податливо, желанно и трепетно одновременно.
– Отдохнул? – зашептала она на ухо, и стало щекотно. Желание опять нахлынуло на него.
– Ты чего стонешь, Мотря? – осмелился он спросить. – Тебе больно?
– Дурачок! Это так приятно, что все само рвется из нутра. Ты доволен?
– Еще бы, Мотря!
– Я рада, что ты получил меня первой. Но ты не думай, что я гулящая. Это случается редко, да и то Марфа постоянно меня уговаривает. Без человека тоскливо и муторно. А теперь где его взять, когда столько казаков полегли в восстании да от мора и неурожаев. Сами едва живы остались. Хорошо, что мой был казаком и нас не записали в крепаки. Да надолго ли?
Лука услышал в голосе женщины такую скорбь и тоску, что стало неловко и жалко эту бедную молодицу. Он спросил участливо:
– И как же ты теперь будешь? И сколько же тебе лет, Мотря?
– Старая я уже, Лука, – ответила Мотря тихо и грустно. – На Афанасия будет двадцать шесть.
– А мне только восемнадцать, – почти про себя молвил Лука. – И никого у меня нет. Всех порешили ляхи Лаща. Хорошо, что друг отца упросил взять меня в поход. Может, судьба смилуется надо мной, пуля или сабля не слишком меня заденет, добуду казацкой славы, грошей и всякого добра. Молюсь, чтобы услышал меня Господь.
– Должен услышать, Лукашко! Ты молод, и не тебе погибать в такие годы! Живи на радость людям и нам, глупым бабам!
Послышался со двора голос Степана:
– Эй, казак! Спишь? Вылазь, пора возвращаться!
– Уже кличут, – с сожалением прошептала Мотря. – Возьми меня еще на прощание! Ты люб мне, Лукашко!
Волна нежности обволокла юношу. Он не стал себя упрашивать и не слушал уже сердитых призывов Сыча. Но расставаться приходилось. Мотря жадно целовала его и просила умоляюще:
– Обещай, что если будешь жив, то заглянешь ко мне на обратном пути, любый!
– Обещаю, Мотря. Вот увидишь, я сдержу слово! Но теперь прощай, я вернусь!
Лука опрометью бросился догонять Сыча, который не стал его ждать и в темноте ночи уже скрылся. Лишь тихие отдаленные звуки шагов давали Луке понять, что тот ушел еще не очень далеко.
– Дядько Степан, я не знал, что надо так скоро, – оправдывался юноша.
– Ладно! Получилось у тебя с Мотрей?
– Получилось, дядько Степан. Просила на обратном пути заглянуть. Обещал.
– Правильно сделал, хлопец. Однако с тебя причитается за содействие, гы-гы!
– Ага, – согласился Лука слегка смущенно. – Позже, когда будет с чего.
– Гляди, не забудь.
Глава 2
Не прошло и месяца, как обоз достиг Львова. Здесь он влился в другой, больший, и после трехдневного отдыха тронулся в сторону границы с Неметчиной.
– Это сколько же идет с нами казаков, дядько Макей? – все спрашивал Лука на роздыхах.
– Не они с нами, а мы с ними, хлопец, – отвечал казак. – Думаю, что тысячи две должно быть, будет еще больше, не все еще собрались. Хоть так нас, выписников, отметили, а то выбросили, как ненужный мусор, и живи как хочешь. А как?
– А чего меньше стало реестровых казаков, а?
– Пан король жадничает и не хочет выделить для нас грошей. Войны нет – вот он и не хочет раскошелиться. Сагайдак, тот умел выбить гроши. А теперь пошли не гетманы, а тряпки. Трясило панов трясет, вот король и жмотничает.
Дня через три возы остановились вблизи крохотного сельца дворов в двадцать. Оно белело в версте от лагеря казаков.
Макей со своими возчиками сидели у костра, курили люльки и вели тихую беседу. Легкие облака набегали на небо и заслоняли звезды. Луна всходила поздно. Было тихо, темно и мирно.