Кавказская пленница - Страница 22

Песня всех развеселила, и к танцу джигита присоеди­нился гигант, до этого неприступной скалой стоявший у двери. Он выплясывал чарльстон, а потом, опомнившись, начал изображать что-то похожее на лезгинку.

Затем к ним присоединился абрек, и все трое, танцуя, приблизились к Нине, приглашая ее присоединиться.

Нина дожевывала сочный персик и, выбравшись из-за стола, тоже пустилась в пляс.

Теперь они уже вчетвером во все горло орали легко запоминающийся припев песни:

— Не плохо очень совсем без жены,

 Гораздо хуже с другой стороны.

 Не плохо очень совсем без жены,

 Гораздо лучше с любой стороны.

Аджебраил все это время с напряжением наблюдал за происходящим в потайной глазок. Зная ее характер, он опасался, что вся операция пойдет насмарку, если она заупрямится. Поэтому когда он увидел, как она танцует в компании с кунаками, у него отлегло от души.

— Это прямо праздник какой-то! Сегодня все у меня получается!

И на радостях он налил себе стакан вина. Но прежде чем пить, решил позвонить и похвастаться жениху.

Саахов сразу взял трубку. Он также волновался и ждал этого звонка.

— Ну что там! — нетерпеливо спросил он.

— Все в порядке! — отрапортовал Аджебраил.

— Что именно в порядке? Ты можешь по-человечески объяснить? — нервничал жених.

— Она покушала и сейчас танцует с кунаками.

— Танцует с кунаками? Ты смотри там, чтобы они не очень! — заревновал Саахов.— Все-таки это моя будущая жена.

— Да ничего такого. У них что-то вроде хоро­вода.

— А, ну ладно. А вот что она угощение приняла ~ действительно хорошая новость. Если пойманный зверек берет корм из рук ловца — это значит, что он приручен.

— Это верно. Когда вас ждать?

— Скоро приеду. Я думаю, тянуть с этим делом не стоит.

— Да, нужно ловить момент, пока у нее хорошее на­строение. Я-то свою племянницу знаю.

Они повесили трубки.

Аджебраил сразу потянулся за стаканом вина, но его рука на полпути столкнулась с прозрачной преградой. Тут он понял, что тычет рукой в огромное зеркало, стоящее на столе, и пытается достать отражение стакана. Это его еще больше развеселило. Чокнувшись со своим отражением в зеркале, он залпом выпил весь стакан.

А за дверью в комнате вовсю веселились.

Бывалый нашел красивую шелковую шаль и накинул ее на плечи Нине. Та стала кружиться с этой шалью в ру­ках так, что у всех зарябило в глазах. Затем, улучив удоб­ный момент, она оставила развернутую шаль в широко расставленных руках Труса и под ее прикрытием высколь­знула в открытую дверь. Она сразу же захлопнула ее и закрыла торчащим снаружи ключом.

Но, повернувшись к выходу, она нос к носу столкнулась со своим родным дядей. Аджебраил стоял, уперев руки в бока, и смотрел на племянницу взглядом разъяренного быка.

В то мгновение, когда Нина появилась из-за двери и стала ее закрывать, он сразу понял, что ее веселье было всего только уловкой. Она разыграла их всех и пыталась бежать. Это говорило о том, что у него появились большие проблемы.

Вид разъяренного дяди поверг Нину в полное изумле­ние. Кого-кого, а его здесь увидеть она никак не ожидала. В ее представлении он всегда был поборником высокой нравственности, благоразумия и целомудрия.

И вдруг он — пособник каких-то гангстеров.

Она слышала истории, что в том или ином районе иногда продают невест, но верила в это с трудом. И уж никак не думала, что сама когда-нибудь станет товаром, а дядя, по всей видимости,— продавцом.

Все эти мысли, как вспышка молнии, пронеслись у нее в голове.

Одно мгновение они смотрели друг на друга молча.

Потом Нина, сжав зубы, сказала:

— Ах, так! Ну, хорошо! Я объявляю голодовку...

— Послушай, Нина...— попробовал оправдаться Ад-жебраил.

Но племянница не хотела ничего слышать.

— ...И теперь, кроме прокурора, сюда,— и она отрица­тельно помахала пальцем у самого дядиного бананообраз-ного носа,— никто не войдет!

В это мгновение в дверь со стороны комнаты посыпа­лись страшные удары. Кунаки, обнаружив пропажу неве­сты, стали обвинять в этом Труса, потому что он танцевал с ней последний, и у него в руках осталась шаль.

Втроем они бросились к запертой двери и стали ломить­ся в нее, но та не поддавалась.

— Нужен какой-нибудь тупой тяжелый предмет,— ска­зал Бывалый.

И они с Балбесом посмотрели на Труса. Тот весь сжался.

— Но почему я?

— Потому что ты проворонил беглянку. Трус вздохнул:

— Ну, ладно.

Они схватили его за руки и за ноги и стали его головой с разбегу таранить дверь.

Нина как раз закончила объявление ультиматума и, повернув ключ, открыла дверь, спрятавшись за нею.

Кунаки как раз в очередной раз разбежались для удара, но, не встретив преграды, их живой снаряд вырвался у них из рук и с криком «Поберегись!» пролетел через весь кори­дор, застряв в окне веранды. Послышался звон разбитых стекол.

Балбес и Бывалый робкими шагами вышли из комнаты и приблизились к повисшему на подоконнике Трусу. Они бережно подняли его и поставили на ноги. Открыв глаза, он спросил:

— Жертв нет? Я, кажется, никого не убил? Оба облегченно вздохнули.

Нина досмотрела эту трогательную сцену до конца, зашла в комнату и, захлопнув за собой дверь, повернула ключ.

Аджебраил тут же бросился к телефону.

— Алло, дайте мне, пожалуйста, товарища Саахова!

— Он только что уехал,— ответила секретарша на другом конце провода.

— Куда? — надеясь, что не к ним, спросил Аджебраил.

— Не знаю. Он не докладывал.

— А как он был одет?

— Как на парад.

Аджебраил уронил свой нос на грудь. В трубке раздался голос секретарши:

— Алло! Ему что-нибудь передать?

Аджебраил поднес трубку к носу и тихо, задумчиво сказал:

— Передайте ему теплые носки. Говорят, там это очень актуально.

* * *

Через полчаса после звонка Аджебраила в райкомхоз за воротами дачи

 раздались сигналы «Волги» Саахова.

Аджебраил отправил кунаков встречать своего джигита, а сам обдумывал, как преподнести Саахову грустное изве­стие.

До этого он предпринял еще одну попытку договориться с племянницей.

— Послушай, Нина,— тихо поскребся Аджебраил в дверь.— Открой! Нам нужно поговорить.

В ответ ни звука.

— Здесь никого нет из чужих. Открой, не бойся.

— Чужих? — переспросила Нина.— Ты мне теперь ху­же чужого. Как ты мог так бесстыдно предать меня? Про­дал, как вещь. И сколько, интересно, выручил?

— Ты знаешь,— поспешил утешить племянницу Ад­жебраил.— Совсем неплохо. За это ты можешь не пережи­вать. Я никогда на столько и не рассчитывал.

— Можешь не рассчитывать и дальше. Считай, что товар не подошел по размеру или как там... По кондиции.

— Не понимаешь ты ничего! Я о твоем будущем забо­чусь! Ты у такого мужа будешь купаться, как сыр в масле. А так что? Закончишь институт и на голую зарплату...

— Ничего ты не понимаешь в моем будущем. А раз ты такой заботливый, то почему у меня не спросил, хочу ли я?

— Потому что знал, ты не согласишься.

— И ты думал, что насильно меня можно заставить связать свою жизнь... Кстати, кем ты собрался меня осчаст­ливить?

У Аджебраила кончилось терпение.

— Не твое дело!

— Конечно, не мое,— спокойно ответила Нина.— Это дело будет на столе у прокурора!

— Ну, знаешь! Родного дядю...

— Все! — перебила его Нина.— Переговоры окончены!

— Да послушай ты...— Аджебраил снова поскребся в дверь, но оттуда больше не донеслось ни звука.

В этот момент на крыльях любви по лестнице на ве­ранду влетел счастливый жених. Он был одет в светлый праздничный костюм, привввенный из турпоездки в Фин­ляндию, и черный английский котелок. В руках у него были цветы.

Увидев прислоненного к двери Аджебраила, он спросил, улыбаясь во весь рот:

— А где Нина? Я хочу поскорее ее увидеть. Аджебраил, ничего не говоря, кивнул головой на дверь.

Саахов поправил галстук и дернул за ручку, намереваясь войти. Дверь не шелохнулась. Саахов удивленно посмотрел на Аджебраила.