Кащеево царство - Страница 14

– Уходим, – толкнул его воевода. – Хорош таращиться.

Попович очнулся, повернул к нему голову, прищурился.

– Глянь, – показал он на идола. – Разве не жутко тебе, воевода? Он ведь, бог-то этот, всё видит: и как мы народ его губим, и как добро отнимаем, и как дома его палим. Хорошо ещё кумирню не тронули. Иначе несдобровать бы нам.

– Иди-иди, кликуша. Не каркай.

Моислав криво ухмыльнулся и направился вдоль горящих домов к воротам.

Уже приближаясь к частоколу, увидели купца Савку. Тот сидел на каком-то пеньке и, низко склоня голову, от души блевал. Рядом стоял товарищ его, Сбыслав Волосовиц и сочувственно похлопывал приятеля по спине.

– Никак, проняло? – усмехнулся воевода.

Савелий бросил на него измученный взгляд.

– Дыма надышался, – объяснил Сбыслав.

– Что ж ты за вой такой, коли дыма не выносишь? – укоризненно произнёс Ядрей.

– Да не этого, а там, у князька. Небось помнишь!

– Воскурений-то? – Ядрей покосился на Арнаса. – Выходит, прав ты был, пермяк. Коварный это город.

Подхватив под локти Савку, Арнас и Сбышек поволокли его прочь из городка. Воевода остался на месте, поджидая остальных. Со всех сторон к нему подходили ратники, разгоряченные, чумазые, в рваных кафтанах, под которыми проглядывали кольчуги; они тащили позвякивающие волокуши, гремели туго набитыми мошнами. Некоторые за руки и за ноги несли раненых и убитых товарищей. Потери, к счастью, были невелики – застигнутые врасплох югорцы не долго сопротивлялись. Вскоре у ворот появился Буслай – вожак ехал на нартах, подбоченясь, и зыркал вокруг надменным взором. Ядрей осклабился, раскинул руки, чтобы обнять ушкуйника.

– Славно ты сегодня бился, – сказал он. – Без тебя туго бы нам пришлось.

– Не меня благодари, а пермяка. Он тревогу поднял. – Сотник обернулся, с сожалением окидывая взором пылающий город. – Жаль, добра много сгорело. Только по верхам и прошлись.

– Ничего, в стольном граде разживёмся. Много наших-то погибло?

– Кто ж тебе сейчас скажет! Счесть бы надо.

С чувством хлопнув Буслая по спине, воевода вместе с ним вышел за утыканные стрелами ворота, по сторонам которых, венчая боковые столбы, зловеще скалились волчьи черепа. Ратники прерывистой цепочкой двигались к реке, таща за собой нарты с добром, захваченным у югорцев. Озарённые пожаром, они походили на грязных птиц, вперевалочку бредущих к водопою. Человеческие и оленьи тени скакали по снегу, то укорачиваясь, то удлиняясь, тьма шевелилась где-то на границе леса, ратники уходили в неё и мгновенно пропадали из глаз. Развороченные строения посада сквозили обнажёнными рёбрами балок, корячились стропилами, словно черти, вылезшие из пекла и мгновенно заледеневшие на ветру.

– Как же чудин говорил, что югорцы клятвы не нарушат? – спросил Буслай. – Эвон, нарушили же!

– Да не простые это югорцы, а колдуны. Ведьмино гнездо мы здесь разворошили, – пояснил Ядрей.

– От оно как! – Ушкуйник заметил ратника, тащившего на плече бабу-югорку, и крикнул: – Ты слышь, остерегайся её! Тут ведуны жили, и девки их все – ламии. Как натешишься, сразу бабу под лёд. Понял?

– Понял, как не понять! – весело откликнулся тот. – Уж за мной не заржавеет.

Буслай повернулся к Ядрею.

– Прыгай ко мне в нарты, воевода. Помчимся с ветерком.

– Ты вон лучше Савке помоги. Видишь, как его развезло?

– Как знаешь. В стане свидимся.

Нагнав Арнаса и Сбышека, тащивших Савелия, Буслай сказал им:

– Сюды его кидайте.

Те переложили Савку в нарты, распрямили плечи.

– Не шибко тряси, – предупредил Сбышек ушкуйника. – А то загадит тебе всё, не отмоешь.

– Не боись. Довезу в сохранности.

Пухом взметнулись снега, когда олени понесли Буслаевы нарты по ледяному полю. Добравшись до стана, сотник подозвал к себе челядинов, велел им отнести купца в чум. Житый человек что-то бормотал сквозь сон, вскрикивал и подрагивал ногами.

– Заморочили, черти белоглазые, – сочувственно говорили смерды, таща Савелия.

Буслай огляделся.

– А где народ-то? – спросил он. – Дрыхнут что ль?

– Негочевич увёл всех капище крушить, – ответили ему.

– Это зачем ещё?

– Привиделись боярину бесенята какие-то, вот и позвал смердов за собой. Отец Иванко тоже пошёл.

– Всё-то он не угомонится, – проворчал Буслай. – Ладно, пойду спать.

Рукавом кафтана он вытер заиндевевшие усы и направился в чум.

Скоро начали прибывать прочие вои. Измученные сражением и трудным, сквозь снежную целину, возвращением в стан, они расходились по чумам молчаливые и сонные. Вышел из леса и боярином Завид со своими молодцами. Увидев их, прибывший только что Ядрей удивился безмерно.

– Это где ж тебя мотало, боярин? С пира, помнится, увезли в беспамятстве, а нынче, гляди ты, по чащобам с челядинами шастает!

– Божков югорских покурочили, – мрачно усмехнулся Завид. – Чтоб не донимали православный люд.

Он был ещё пьян и потому беспечен. По трезвости такого бы не учудил, это уж как пить дать.

Оказавшийся тут же попович Моислав аж взбрыкнул.

– Как так покурочили? Зачем?

– Не твоего ума дело, – отмахнулся боярин. Зевнув и помотав головой, спросил Ядрея: – Городок никак повоевали?

– Было дело.

– Добра-то много взяли?

– Куда там! Да и не городок это был, а так, наваждение одно. Кудесники югорские придумали, чтобы нас погубить.

– Эвона как!

– Хорошо, зырянин обман раскрыл. Всех перебили, – воевода довольно похлопал по рукоятке меча.

– Ну тогда с почином тебя, Ядрей. Пойду вздремну. А то башка гудит у меня от зелья югорского.

И пошёл, сгорбившись и качая головой как сохатый. Моислав же в отчаянии подступил к Ядрею.

– Это что же происходит, воевода?

– А что?

– Почто святилище разнесли?

– Ну и что с того? Подумаешь, важность какая – истуканов свергли. Дело богоугодное и полезное. Эвон тебе отец Иванко подтвердит.

Не хотелось ему сейчас думать об этом, хотя тревога-то и плеснулась где-то на окраине души – а ну как миродержцы здешние решат отомстить за поругание святыни? Но что сделано – то сделано. Авось Христос оборонит своё стадо, не даст в обиду. Воевода посмотрел на огрызок луны, перекрестился и пошёл отдыхать. А Моислав повернулся к священнику, прорычал:

– Землю оскверняешь, в людские души плюёшь. Аукнется тебе это злодейство, ох аукнется!

– А ты меня не стращай, – напыжился тот. – Ежели бесы тутошние мстить соберутся, Господь меня защитит. На то я здесь и поставлен, чтоб веру блюсти. А ты вот, гречин, слишком об идолах югорских печёшься. Никак обольстили тебя силы языческие?

– У, крестоносец, – погрозил ему кулаком Моислав.

Он пошёл самолично взглянуть на дело рук боярских. Продравшись сквозь заросли лозняка, чуть не сломав ноги в коварной кочковатой сорге, вышел на луговину, где ещё утром высились болваны. Теперь они валялись на снегу, а вокруг тянулось кольцо разрытых ям. У нескольких истуканов были отколоты бока, у других ножами изуродованы лики, кое-где виднелись глубокие зарубки – боярин в христианском рвении пытался рассечь идолов на части. Повсюду были раскиданы доски от порубленных лабазов, поломанные сваи, фигурки духов, разное тряпьё. Смотреть на это было печально.

Попович шёл от одного идола к другому, и они словно говорили с ним, жаловались на свою незавидную долю, стенали и плакали. Какие-то странные слова проникали поповичу в уши, и он, хотя не знал языка, понимал их смысл, будто Господь внушал ему скорбь чужого народа.