Картина ожидания (Сборник) - Страница 11

"Значит, костры все же для меня!" - сразу вспомнил Белозеров и с последней надеждой воскликнул:

– But I'm not Spaniard! [7]

– No comprendo [8], - устало опуская веки, ответил старик.

Однако костры оказались ни при чем.

Все происходило гораздо проще - и безболезненней, во всяком случае, поначалу.

Жрецы-моряне подвели Белозерова к неширокой расщелине, уходящей куда-то вглубь скалы, во мрак. Он заупрямился было, хватаясь за камни, однако его все же втолкнули в этот ход, потащили, правда, недолго; зарево костров еще виднелось сквозь расщелину, когда впереди, под низкими, волнистыми сводами, забелел песчаный бережок чистейшего подземного озера, очертания которого терялись во тьме.

На песке стояла лодчонка, в которую споро впихнули Белозерова, а потом с такой силой толкнули ее, что она вылетела чуть ли не за десяток метров от берега и закачалась на воде.

Белозеров сидел, подняв колени к подбородку и цепляясь за борта, - иначе не сохранить равновесия в утлой посудине, - и угрюмо слушал призывы к Ночи, Матери ветров и дождей, и Солнечному Божеству Небес, и к этому подземному озеру, названному Ночной Водой, и к духам гор и рек, и прочая, и прочая, и прочая. Похоже было, его приносили в жертву всем богам подряд.

После первой попытки он более не сопротивлялся и молча наблюдал, как жрецы отвесили ему последние поклоны - к жертвам тут относились уважительно, - а старик, который рассказывал про Беандрике и Ночь, проговорил - и голос его гулко раскатился над водой:

– Лучи вечернего солнца недолго греют!

Как понял Белозеров, его успокаивали: недолго, мол, тебе мучиться! Почему? Может быть, из озера сейчас воспрянет некое чудовище, что-то вроде медузы-колдуньи Эрумии, которую обожествляют на рифе Теремуба-маджа у мыса Гесовамуба, недалеко от Маваты, - и, схватив обреченного своими покрытыми слизью щупальцами, ужалит до смерти? Или явится иная нечистая сила и заставит его, как в сказках, вить канаты из солнечных лучей и таскать оными китов из моря? Или вообще этот водоем - ничто иное как знаменитый Ахеронт или вовсе Стикс, а лодчонка - ладья перевозчика?.. Но где же тогда Харон?

Белозеров безразлично смотрел в непроницаемую воду, а в гроте угасали отблески света, потому что жрецы тщательно, сноровисто заделывали камнями, и глиной вход - вернее, выход. Он не взывал о пощаде, потому что им овладел странный, угрюмый стыд за свою слабость перед этими людьми - и робкая надежда, что игра в жертвоприношение все-таки вот-вот кончится. А потом он просто закаменел в ужасном ожидании, и стемневшее сознание вспыхивало картинами его жизни, его страсти, его путешествии, завлекших Белозерова с родимых, светлых берегов Обимура в это вечно ночное озеро. И отчего-то всего обиднее казалось сейчас, что он так и не успел найти то, что искал, а ведь этому поиску была подчинена вся его жизнь, которая скоро так бессмысленно оборвется!

"Ну почему же бессмысленно? Может, богиня и впрямь смилуется над этими бедолагами!" - попытался он улыбнуться хотя бы себе и снова надолго погрузился в размышления, на сей раз о том, легче ли, нет ли было бы ему, окажись он "на все сто" уверен, что смерть его не напрасна, что она и впрямь принесет спасение беандрике. Конечно, чем умирать в глухой пещере, лучше бы погибнуть в бою - под ветром, под тысячеоким небом… И он вспомнил свои юношеские жаркие мечтания о самопожертвовании во имя Отечества, и совсем ранние, детские, навеянные прекрасными, благородными книгами, - о спасении малышей и стариков из пламени или разъяренных вод… да мало ли о чем таком мечталось скрытному мальчишке! И все эти грезы вдруг ожили, обступили, согрели сердце.

Белозеров поднял голову. Оказывается, при всем своем страхе он умудрился пропустить миг, когда был положен последний камень и угас последний лучик земного света. И вот он оказался в полной тьме.

Все! Темнота и тишина предсмертия!..

Впрочем, гробовой тишины в гроте как раз и не было. Чудилось, здесь звенят маленькие колокольцы. Это мелкие волны, отражаясь от лодки, разбегались по глади озера и извлекали дивный звон из невидимых стен!

Белозеров слушал, со странным оцепенением замечая, что сквозь тяжелый свод начинает проступать слабое мерцание. Живое, живое художество небесных течений проницал взором Белозеров, как будто каменная толща сделалась прозрачной! И при этом бледном свете увидел Белозеров, что в стене грота есть высокая арка.

Он встал, пытаясь сохранить равновесие. Что-то брезжило там, вдали. Может быть, спасение? О, как заиграла в крови надежда!.. Но как добраться? Грести руками? Или просто вплавь?

Что-то поднималось из воды. Белозеров застыл.

Это были рыбы. Рыбы и черепахи. Они подняли над водой спины и протянули от лодки до арки живой, блестящий, влажный мост.

"Что я, с ума сошел?!" - мелькнуло в голове, но уже потом, потом, после того как Белозеров ступил на ближний к нему панцирь. "Мост" слегка покачивался, но бежать по нему было нетрудно: будто по палубе при морском волнении, привычно. И вот Белозеров уже под аркой, и видит выступ над водой, а на выступе том… о боги! Неужто это явь, явь, а не сон, услаждающий разум! Ведь на выступе он увидел именно то, что искал всю жизнь.

Душистый июльский предгрозовой день, город вдали, просторный берег Обимура, шелест покорных ветру волн - и сиянье розовой, как заря, диковинной раковины, в которой, чудилось, затаилась радуга. И светловолосый мальчишка мучительно-гордо уходит прочь, чтобы потом, узнав о гибели этой раковины, неутомимо искать по всем морям и океанам вторую такую же!..

И вот он нашел ее. Или это она нашла его, как судьба находит своего героя?

Раковина возлежала на зеленовато-голубой скале, похожей на окаменевший завиток волны, озаряя чистую воду внизу, и Белозеров увидел, что со дна к ней поднимается множество других.

Раковины всплыли, словно бы сонм придворных красавиц явился к своей королеве, и ни одна не хотела уступить другой причудливостью, изысканностью наряда.

Медленно кружились очень тонкие, длинные, винтообразные теребры; величавые митриды; кругленькие, степенные долиды; тонкостенные, будто чаши китайского фарфора, ципреи; проворные, в затейливых отростках, ангарии; блещущие перламутром турбо и плеутомарии; небольшие, расписанные светленькими пятнышками неретиды; нежные и прозрачные, переливчатые пателлы; похожие на бутоны тифобии; шлемовидные воинственные кассиды; величественные ампулярии; словно бы черепицей выложенные треугольные пинны; особенно любимые Белозеровым за красоту имени маргаританы маргаритиферы, жемчужницы; кокетничали пурпуры, рапаны, нептунии, арфы, мелании и меланоидессы; сторонилась всех хрупкая раковинка аргонавта; и неповоротливая тридакна с трудом поспевала за остальными, одышливо прищелкивая гигантскими створками; и неловко задевало всех нечто, напоминающее изукрашенный скульптурами парковый фонтан: громадная раковина устрицы; и толпились многочисленные мидии, мидии, мидии…

Белозеров, который серьезно занимался конхологией [9], узнавал каждую из них тотчас - и все же они были совсем иными, чем в своей обыденной жизни! Движение их было столь же прихотливо и в то же время закономерно, как и звездотечение. Вот раковины образовали хоровод, словно бы ожерелье, - но незамкнутое, в нем, чудилось, недостает звеньев. Разноцветно блестела теперь вода подземного озера, и все же ничто не могло сравниться с радужным сиянием той раковины, что лежала на камне!..

С отрадою в сердце наблюдал Белозеров это безмолвное, сияющее поклонение неизвестной, словно древней могущественной богине. Кто же она, кто? Может быть, Эрумия вовсе не медуза и совсем не так ужасна, как ее рисуют сказки южных морей? Ведь ее называют и покровительницей всех обитателей моря… А если это она явилась Белозерову, чтобы дать ему последнее в жизни напутствие или какой-то совет? Или облик раковины приняла хеттская Тахатанвита, Мать Источников, Царица? Или Тхон Биен - вьетское божество моря, от вдохов которой возникают отливы, от выдохов - приливы, а если она неловко поворачивается, то происходят морские волнения и бури?..