Каркуша или Красная кепка для Волка - Страница 11

Сеня на такую просьбу только тихо рассмеялся, лукаво сощурившись и насмешливо на меня посмотрев. Вот только как-то прокомментировать прозвучавшие слова не успел. Словно в противовес всем моим чаяньям и надеждам, неприятности решили начать действовать прямо сейчас. И какой-то неуклюжий первокурсник, запутавшись в собственных ногах, потерял равновесие и рухнул прямо нам на стол. Со всем своим подносом, полным еды и под дружный лошадиный ржач присутствующих тут же студиозов. Да так метко упал, что сумел не затронуть ни меня, ни Психа…

Зато залил супом и чаем, вперемешку с картофельным пюре, все мои распечатки, блокнот Сеньки и его же толстовку, так неосторожно лежавшую на краю стола. Хохот стал просто гомерическим и грозил перерасти в массовую истерику.

— Такчто ты там говорила про схему выступления? — отстраненно поинтересовался Арсений, изящным движением смахивая куски хлеба с колен. Выудив из получившейся жижи собственный блокнот, он поморщился, скептично разглядывая, во что он прекратился.

— Я говорила, что есть у меня парочка идей… Но, судя по твоему лицу, можно уже не беспокоиться, да? — тяжко вздохнула, отодвигаясь в сторону, дабы не попасть под чайно-супный ручеек, стекающий вниз. И потыкала пальцем в бок валяющегося на столе студента. — Ты чьих будешь, несчастливец ты наш, м? Скажи хоть, что на надгробии надо будет писать, а то негласный лидер социально-гуманитарного факультета к гуманитариям и гуманистам имеет очень уж косвенное отношение.

— В моей смерти прошу винить ту обезьяну, что не сумела эволюционировать до человека и швырнула под ноги банановую кожуру, — наконец, выдал студент, поднимаясь со стола и с самым расстроенным видом разглядывая свою испорченную одежду. — Ну е-мае… Снежка меня убьет. И скажет, что так и было… А ее хахаль поржет еще… Рожа протокольная, млин!

— Мдя… — судя по любопытному взгляду Психа, четвертовать наглеца передумали, зато всерьез размышляют над тем, как прибрать такое интересное чудо к собственным лапам…

И нет, никаких неправильных и пошлых мыслей. Просто Сеня любил неординарных личностей с эстетической точки зрения. А личность, что сейчас стояла перед нами с самым убитым видом никак не могла быть заурядной. На нем красовалась испорченная толстовка с ярким огненным драконом, виднелся хитрый браслет на запястье, а из ранца за плечом выглядывала рукоять бейсбольной биты и край ноутбука…

В общем, новичок может и был чуть неуклюж, но зато получил индульгенцию на все свои ошибки за сегодня и стал предметом пристального внимания негласного главы целого факультета. Честно говоря, быть местным несчастьем было куда безопаснее. И спокойнее.

Ну… Иногда, во всяком случае.

— Снегирев, че застыл? Ждешь, когда высохнет, что бы птички поклевали?

Дружный гогот нарушил нашу идеалистическую тишину, разбивая атмосферу покоя и умиротворения, как кувалда заднее стекло у хаммера. Особенно обидно было за птичку, ведь не надо было быть семи пядей во лбу, что бы понять, на что намекает эта орава не убиваемых пони!

— Спокойно, Каркуша, — мягко улыбнулся Сеня, поднимаясь из-за стола. Закатав рукава неизменно черной водолазки, он щелкну меня по козырьку кепки и вопросительно уставился на новичка. — Снегирев… А не одолжите ли мне биту?

— Да не вопрос, — парень только брови вопросительно вскинул, ловким движением вытаскивая инструмент из рюкзака. — А зачем?

— Пойду оправдывать свое прозвище. В конце концов, репутацию надо поддерживать, слухи подпитывать… Да, Мир, скинешь мне свои наброски на мыло, адрес ты знаешь. А вас, Снегирев, я бы попросил подождать меня пару недолгих мгновений. Боюсь, новичкам вряд ли удастся легко и просто найти возможность постирать и высушить свою одежду.

И наградив нас еще одной мимолетной, мечтательной улыбкой, Сеня, перехватив биту поудобнее, отправился вбивать в не очень юные умы основы культуры поведения в общественном месте и правила питания, предусмотренные уставом, положением и обычным, ничем не примечательным этикетом. «Пони», видимо, до этого с Психом не встречались, успев наслушаться баек про меня. И сейчас эти самые пробелы в знаниях грозили им аукнуться если не болезненно, то весьма чувствительно.

— Уй… — невольно вжал голову в плечи студент Снегирев, с долей зависти разглядывая на то, что устроил Арсений. — А ему это… Ничего не будет?

— Если что и будет, то Сене на это давно и прочно начхать, — вздохнув, залпом допила остывший чай и поднялась, прихватив с собой рюкзак и пирожок, чудом уцелевший во всем этом бедламе. — Привыкай, Снегирев. Псих питает к тебе научно-исследовательский интерес, а значит, хочешь не хочешь, но будешь с ним дружить. А я Мирослава Воронова, глава студенческого совета и местное несчастье по прозвищу «Каркуша». Если что — обращайся, я на финансово-экономическом обитаю. И это… Кетчуп со лба вытри, а то выглядишь как неудавшаяся жертва преступления.

— А, блин, — парень вздохнул, рукавом кофты стирая соус с лица. После чего озадачился. — А почему Каркуша?

— Потому что каркаю много, не по делу, но сто процентной гарантией.

— А… Понял. А почему Псих?

Со стороны «пони» послышались жалобные стоны, мольбы и попытки угроз и шантажа. Это они зря, конечно. Сеня мальчик в принципе добрый, но у Сени такая странная система ценностей и координат, что я лично до сих пор удивляюсь, каким макаром у нас с ним подобие дружбы образоваться сумело. Может дело в том, что наше знакомство обозначилось моим падением со стремянки прямо на конспекты усиленно пытавшегося не заснуть в библиотеке Психа?

— А это ты у него спроси, чуть попозже. И сразу говорю, видишь, как он улыбается? — парень кивнул, продолжая наблюдать за тем, как Сеня очень вежливо, я бы даже сказала ласково, объясняет стаду пони, где они не правильно поступили, и в чем же ошиблась эволюция на их примере. — Запомни. И никогда не становись причиной такой улыбки. Если ты, конечно, не Каркуша и не его девушка…

— Понял, не дурак, — хмыкнув, Снегирев оперся задом на стол и, скрестив руки на груди, продолжил наблюдать за экзекуцией. А я, вспомнив, что для реализации задуманного мне необходимо еще и костюмы с реквизитом где-то найти, со всех ног рванула в сторону библиотеки. Кажется, именно там заимел нехорошую привычку ныкаться от страждущих основной костях худфака с редкими вкраплениями театралов.

А кто еще может оказать содействие в таком серьезном вопросе, как костюмы, реквизит и декорации, как не они? Ну не своих же художников-оформителей, что б им икалось всем разом, привлекать. Они, конечно, нарисуют. Но боюсь, то, что они намалюют, не примет цензура в моем лице и тощей фигуре.

Видела, на себе ощутила, перед ректором долго краснела. И кто ж им тогда, такой нехороший, ляпнул про страсть нашего высшего руководства к бедным зайчикам и ежикам в не совсем приличном варианте? И ведь не сознался никто!

Прошмыгнув мимо куратора, за каким-то чертом, рыскавшего по всему первому этажу, я по стеночке, в духе лучших шпионских боевиков, просочилась в приоткрытую дверь храма наук и знаний. В библиотеку, в смысле. А оттуда, вежливо расшаркавшись со строгой библиотекаршей, этакой мадам за сорок, со строгой прической, в неизменных начищенных туфлях и коричневом костюме, проникла прямо в читальный зал. И только там смогла перевести дух, заинтересованно оглядываясь по сторонам.