Каратель богов - Страница 5

– Там чудеса, там леший бродит!.. Эй, парни, в чем дело?! Я же вам говорю: там чудеса, там леший бродит! Какого хрена, эй!.. Я – свой! Что, блин, непонятно? Четко ведь выражаюсь: там чудеса, там леший бродит!.. Это что, опять какая-то проверка?.. Ладно-ладно, как скажете: все, я заткнулся!..

Кто бы сомневался, что цитирование заложником Пушкина не произвело на похитителей нужного эффекта! Наверняка они сочли, будто у парня с перепугу поехала крыша, вот он и взялся нести околесицу. Но даже сообрази праведники, что это пароль, им не удалось бы выдать себя за нас, поскольку они не знали отзыв. И вряд ли сумели бы его так легко угадать.

Я-то правильный ответ знал, но пока не имел возможности его озвучить. Полностью же наш опознавательный код звучал так:

Пароль: «Там чудеса, там леший бродит…»

Отзыв: «…И гений, парадоксов друг!»

Что за конспиративных дел гений придумывает у нас в штабе весь этот бред, я не подозревал. Но на сей раз он вложил в уста Ведомственного посланника точное «приветствие». Все верно: есть в Пятизонье и чудеса, и даже Леший – под таким прозвищем бедокурит в этих краях один известный вольный бродяга. Не заткни пленник благоразумно рот, возможно, они решили бы, что схватили приятеля этого самого Лешего. Хотя вряд ли это облегчило бы участь коротышки. Насколько я был в курсе, Дьякон ненавидел всех легендарных сталкеров, полагая, что именно среди них и затесался коварный Антихрист.

Я терпеливо выждал еще три минуты. Не из-за робости, а опять-таки следуя психологическому расчету. Сектантам требовалось время, чтобы запугать заложника, поставить его на колени, убедиться, что никто не пришел ему на подмогу, и только потом они покинут свои укрытия. Пока наш человек находится на прицеле пяти автоматов, Вектор и Астат не откроют огонь. Моя задача: полностью переключить внимание противника на меня. Сделать это несложно. Главное, чтобы при этом в моем теле не появилось десятка три лишних и вредных для здоровья дырок. Дабы не превратиться в дуршлаг, мне придется пустить в ход все свое дипломатическое обаяние, хотя грубая и малоприятная внешность лейтенанта Охапкина не слишком к этому располагала.

Я вышел к головорезам Пламенного Креста, тоже убрав оружие за спину и подняв пустые руки вверх. Шел медленно и известил врагов о своем появлении еще до того, как фанатики меня обнаружили. Все пятеро топтались вокруг добычи, никто не отсиживался за камнями. Это радовало. Трое занимались обыском заложника и осмотром трофейного груза. Двое стояли в стороне с автоматами на изготовку, чтобы прострелить пленнику ногу, если он вдруг вырвется и пустится наутек. Эти же двое не забывали поглядывать и по сторонам – мало ли что?

– Привет, парни! Бог в помощь! – прокричал им издали этот самый «мало ли что», то бишь я, со всем присущим мне дружелюбием. – Ради Христа, не стреляйте! Я к вам от Ермолаева! Майора Ермолаева – он сказал, вы поймете, кто меня послал… Слава тебе, Господи, успел вас застать! Как жизнь? Как сами? Все путем?

Вражеские автоматы были дружно вскинуты, и их зловещие дула уставились на меня, будто пристальные, немигающие глаза дознавателей из нашего Особого отдела. Однако выстрелов не последовало, и я мог бы облегченно утереть со лба пот, но воздержался от этого. Не хотелось нервировать сектантов лишним движением руки, тем паче что потеть мне оставалось совсем недолго…

В психологическом плане фанатики Пламенного Креста не отличались от тех религиозных фанатиков, с которыми мне доводилось сотрудничать по долгу службы в Африке и на Ближнем Востоке. Мой опыт общения с этой озлобленной, примитивно мыслящей публикой помог быстро установить контакт и со здешними «божьими воинами». Нет, конечно, я не втерся к ним в доверие и вообще не вызвал к себе ни малейшей симпатии. Все, что я сделал, – это удержал их пальцы от нажатия на спусковые сенсоры автоматов. В чем, кроме моего дружелюбного тона, была заслуга трижды помянутого мной, свято почитаемого сектантами Господа и дважды – известного им человека. Вернее, я лишь предполагал, что известного, но в итоге попал в яблочко. Это было написано у них на лицах. Они действительно знали майора Ермолаева – командира патруля, продающего своих клиентов Дьякону. И то, что гонец майора пришел не откуда-нибудь, а со стороны Барьера, лишний раз подтверждало правоту моих слов.

– Извините, что опоздал, – продолжал говорить я, медленно приближаясь к праведникам и не опуская рук. – Бог свидетель, спешил как мог! Ермолаев хочет предупредить вас насчет нашего обычного канала связи. Есть одна проблема, ребята, – этот канал стал ненадежен…

Сектанты прислушивались ко мне с нарастающим интересом. Еще несколько секунд, и у них пройдет волнение, вызванное моим внезапным появлением. После чего они вспомнят о пленнике, и кто-нибудь из них снова возьмет его на прицел. Но пока что все пять автоматов противника глядят на меня, а сам он пытается постичь смысл моей речи…

Удачнее момента для атаки не придумать. И если Вектор его проморгает, клянусь, я завтра же подам Стратегу рапорт, чтобы он отправил утратившего чутье аса в досрочную отставку!

Ну же, чего ты мешкаешь, Черный? Пора! Давай, продемонстрируй мне еще раз свое смертоносное мастерство!..

…Вектор не зря носил свой оперативный псевдоним. Трудно вообразить, как вообще может характеризовать человека его прозвище в виде скупого математического термина. Оказалось, что может, причем довольно точно. Как идеолог операции и командир группы, я изучил подноготную всех своих подчиненных, пришедших на смену моей прежней команде два месяца назад. Досье оперативника-интрудера спецотдела «Мизантроп» Вектора оказалось наиболее интересным из всех. Уж на что я от природы не впечатлительный, при чтении этого любопытного документа мне пришлось не однажды удивленно вскидывать брови, хмыкать и бормотать под нос: «Ну надо же! Кто бы мог подумать?»

Даже если в послужной список Вектора включены не все эпизоды его Ведомственной карьеры (в моем досье, к примеру, не упоминается о двух особо секретных операциях), тех его заслуг, которые там фигурировали, вполне хватало, чтобы составить исчерпывающее мнение об этом уникальном человеке.

Краем уха я слышал о том, что в спецотделе «Мизантроп» все полевые сотрудники очень долго стремились побить неофициальный рекорд – преодолеть так называемую «Планку Кальтера». Меня такие подробности обычно не интересуют, поскольку лезть в дела других подразделений Ведомства означает вызвать к себе ненужные подозрения службы внутренней безопасности. И все же при очном знакомстве с Вектором я мимоходом выяснил, что он – первый, кому неприступная «Планка Кальтера» наконец-то покорилась. И вот уже два года, как вполне заслуженно она переименована в «Планку Вектора». А дабы понять, в чем феноменальна его заслуга, стоит уточнить, что прежний рекордсмен «Мизантропа», тот самый Кальтер, установил свое достижение – попрошу внимания! – аж в 2011 году! То есть за семь лет до рождения следующего победителя! После чего целых сорок пять лет этот рекорд оставался недосягаем!.. Ну и в довершение замечу, что Вектор стал чемпионом своего спецотдела в тридцать восемь лет. Кальтер же для успешного преодоления этой высоты «разбегался» на пять лет дольше.

Что ни говори, тут есть чем восхититься.

Я спросил у Вектора, что такого особенного ему пришлось совершить, чтобы войти в историю «Мизантропа». Оказалось, ничего сверхъестественного. Для побития почти полувекового рекорда Кальтера его преемнику следовало выполнить хотя бы на одну успешную операцию больше. Что Вектору в конце концов и удалось. Хотя, кто знает, как все сложилось бы, не пропади предыдущий рекордсмен в 2012 году без вести при выполнении очередного боевого задания. Вполне вероятно, что, дослужись Кальтер до почетной отставки, и «Планка» по сию пору носила бы его имя.

Я не в курсе, чем объяснялась исключительность Кальтера, позволившая ему в свое время стать лучшим из лучших. Зато о природе талантов Вектора мне кое-что известно. Не прельсти его в юности армейская служба и не попади он в итоге в Ведомство, возможно, из этого парня получился бы гениальный математик, инженер или архитектор. Как отмечали исследовавшие его личность специалисты, Вектор обладал совершенно уникальным мировосприятием. Или, иначе говоря, он видел мир в других, более простых образах, нежели обычные люди. Видел и оперировал этими образами посредством понятных лишь ему одному, ускоренных мыслительных алгоритмов. Благодаря чему мог прогнозировать развитие происходящих вокруг него событий чуть ли не на лету. После чего выбирал нужный момент, вмешивался в них и менял их ход в свою пользу. При этом Вектор представлял собой нормального в прочих отношениях человека, без свойственных подобным уникумам отклонений и бзиков. По крайней мере, в общении с ним я ничего подобного не замечал.