Кара-курт - Страница 85

Ястребилов, видя, что внимание генерала уделяется не ему, а Самохину и Кайманову, решил, что пришло время поставить точки над «и».

— Возможно, я ошибаюсь, товарищ генерал, но исключительно в интересах дела обязан высказать свое отношение к одному из своих заместителей.

Емельянов с неудовольствием поднял брови, впился в Ястребилова маленькими сверлящими глазками.

— Я имею в виду старшего политрука Самохина, поскольку именно ему отводится такая важная роль в предстоящей операции... Мы здесь все коммунисты, и я обязан доложить все без обиняков. В своем рапорте я написал все, что мне известно о старшем политруке Самохине, а сейчас заявляю устно: слишком много фактов накопилось против товарища Самохина, и эти факты не могут нас не настораживать... Еще на западной границе Андрей Петрович высказывал критику в адрес Верховного Главнокомандования, препятствовал расстрелу изменника Родины, сохранил неизвестно как попавшую к нему немецкую карту. Здесь покровительствовал дезертиру Оразгельдыеву, который все-таки в конце концов сбежал; за спасение проводника Хейдара получил взятку — пять овечек! Замполит комендатуры — и пять овечек!..

— Довольно!

Широкая ладонь генерала тяжело легла на стол.

— Я не доверяю Самохину, товарищ генерал, и я считаю...

— А я доверяю!

Емельянов посмотрел на Ястребилова взглядом, не обещающим ничего хорошего, но сдержался.

— Настоящие коммунисты не разводят склоки, капитан, — сказал он негромко. — То, о чем вы написали в рапорте, требует основательной проверки и лично для меня весьма сомнительно. Перед вами троими поставлена чрезвычайно ответственная задача — ликвидировать политическую провокацию. Поэтому все личные счеты должны быть отметены в сторону. Детальный план операции, товарищ полковник, — обратился он к Артамонову, — с учетом всех возможных вариантов представите мне сегодня не позже восемнадцати часов. Участок Дауганской комендатуры перевести на усиленную охрану. Мобилизовать бригады содействия, перекрыть все возможные тропы и пути перехода через границу. Повозку старухи Сюргуль сопроводить почетным эскортом в виде якобы конной группы черводаров — кочевников. Эту группу пограничников под командованием, как вы предложили, сержанта Гамезы переодеть в гражданское, отправить на военных лошадях: пусть, кому надо, думают, что мы попались на уловку Фаратхана и считаем, что она везет в своем возке под сеном Белухина. Вы идете с Имам-Ишаном, по всем данным, именно ему Фаратхан доверил провести через границу своего шефа. Все. Приступайте к исполнению.

После совещания Ястребилов, не желая никого видеть, уехал на Дауган один. Самохин и Кайманов получили приказ полковника Артамонова подождать его.

Наконец вышел полковник, спросил, где Ястребилов, узнав, что тот уехал, жестом пригласил обоих в машину.

— Ах он сукин сын! Ах, негодяй! — не стесняясь водителя Гиви Гиргидавы, воскликнул полковник. — Этакую склоку и куда вынес! На совещание к начальнику войск! Да не будь сейчас такой обстановки, когда каждый человек на вес золота, я бы из него душу вынул!

— Золото разное бывает, — заметил Кайманов. — Он, товарищ полковник, приказал взять нашего человека Махмуда-Кули, через которого нам только и удалось нащупать переправу. Боюсь, провалим операцию.

— Вот еду мозги ему вправлять, — сказал Артамонов. — Генерал приказал мне лично руководить операцией. Белухин — это не какой-нибудь Аббас-Кули. А то ваш павлин еще сам вместо тебя и Овсянникова проводником пойдет.

Самохин молчал, мысленно проверяя, хорошо ли они подготовились. Достаточно ли простые люди за рубежом верят кызыл-аскерам, чтобы не поддаться на провокацию? Что, если Клычхану удастся задуманное и за ним пойдут массы народа, пойдет племя?

Прошло совсем немного времени, и в приграничном закордонном городе восстановилась обычная жизнь, в которую не вмешивались советские военные власти.

На Даугане полковник Артамонов, едва капитан Ястребилов встретил его докладом, что на «участке комендатуры без происшествий», пригласил Авенира Аркадьевича в канцелярию, пожелав беседовать с ним с глазу на глаз.

Клочья утреннего тумана еще цеплялись за арчи, но рассвет уже наступил, и Андрею хорошо видна была тропа, проходившая всего в нескольких метрах от их секрета. По этой тропе должен пройти «эпроновец» со своим проводником Имам-Ишаном в сопровождении «охраны» — Овсянникова и Кайманова.

Вернувшись из управления погранвойск, Кайманов так усердно коптил себя полынным дымом, надел поверх белья такое провонявшее чужим потом рубище, что вполне мог сойти за полудикого бродягу-зимогора. Овсянников, так же как и Кайманов, подготовился к роли проводника-контрабандиста. Подготовился и «почетный эскорт», предназначенный для сопровождения Сюргуль под началом Гамезы.

Одно лишь наводило Самохина на невеселые мысли: капитан Ястребилов выехал лично проводить операцию на полуторке. Из лощины, где остановился грузовик, нет-нет да и потягивало запахом выхлопных газов и бензина, особенно ощутимом в свежем горном воздухе.

Полчаса назад Самохин и Ястребилов остановились в сопках, выбрались на гребень, чтобы удостовериться, идут или не идут проводники с «эпроновцем». Андрей в бинокль узнал Белухина. Шел он энергичным шагом, время от времени проверяя маршрут по карте и компасу. Ветер там дул от тропы, и опасаться пока было нечего, но здесь каждая мелочь моща выдать.

Кайманов перед выходом предупредил: «Поезжайте на лошадях, скрытно, ни в коем случае не давайте повод разоблачить переправу. Молитвенник господина Фаратхана надо получить в целости и сохранности, любая царапина на нем будет означать провал переправы».

Самохин счел необходимым еще раз сказать:

— Близко машину поставили, запах бензина может спугнуть «гостей».

Ястребилов, весь как натянутая струна, впиваясь взглядом в тропу, негромко ответил:

— Вас послушать, у этого нарушителя нос ищейки, бензин сквозь гору чует.

Капитан подал знак пограничникам, рассредоточившимся вокруг места, где предполагалось задержать нарушителей, сам пригнулся в укрытии.

На тропе показался Имам-Ишан с маузером в руке. Вслед за ним — двое в плащах с капюшонами. Один из них — Белухин. Замыкающие — тоже с маузерами — переодетые Кайманов и Овсянников.

Когда до границы оставалось всего каких-нибудь сто метров, Кайманов тронул рукой «эпроновца», указал маузером в сторону соседнего склона, выходившего к границе, сказал что-то по-курдски. Шагавший рядом с Белухиным переводчик тотчас же перевел его слова, но и без перевода нетрудно было понять: здесь!

В знак того, что работа окончена, Кайманов с Овсянниковым присели на обломок скалы и, прикрываясь полами курток, закурили, безучастно дожидаясь, когда Белухин передаст им пароль и деньги. Тот, сверившись по карте, внимательно осмотрелся, удовлетворенно кивнул, полез в карман брюк. Этот момент и счел самым удобным капитан Ястребилов, решив во что бы то ни стало лично задержать нарушителя.

— Стой! — крикнул он и прыгнул на тропу.

Белухин рванулся вверх по склону, мгновенно обернулся. Грохнули выстрелы. Ястребилов стал медленно оседать на землю, схватившись рукой за грудь.

Пограничники со всех сторон бросились на задержанных, вынудили поднять руки. Кайманов и Овсянников схватили Белухина.

Андрей, стоявший ближе всех к Ястребилову, поддерживал раненого, слушая, как последними словами крыл его старший лейтенант Кайманов.

...В санчасти комендатуры, когда Байрамов прооперировал и перевязал Ястребилова, раздался телефонный звонок. Самохин, присутствовавший тут же, снял трубку.

— Товарищ старший политрук, — услышал он знакомый голос, — докладывает сержант Гамеза. В арбе старухи Сюргуль задержан тот самый терьякеш, которого мы сами показывали ей, как опасного кочахчи, задержанного у дружинника Чары-Мурада. Он же, если помните, с нашим переводчиком Варене´й в магазине водку пил, песни распевал.

— Ладно, Гамеза, доставьте его в комендатуру. А что наша уважаемая Сюргуль?