Кара-курт - Страница 5

— Так точно, товарищ капитан, разговаривал.

— Не можете сказать, о чем?

— Никак нет, товарищ капитан. Мне он только пояснил: «Нарушитель сам просит отвести его в комендатуру к Ёшке Кара-Кушу». А кто такой Ёшка Кара-Куш, я не знал.

— Больше ничего не пояснял?

— Никак нет, товарищ капитан, больше ничего не пояснял.

— Можете идти, Белоусов. Хорошенько несите службу.

— Так точно, товарищ капитан, хорошо буду нести службу.

— Займитесь этим делом сами, товарищ Кайманов, — сказал Ястребилов. — Вы знаете язык, вам и карты в руки. А пока что будем готовиться к приезду на Дауган начальника отряда полковника Артамонова.

Кайманов взял под козырек и вышел. Надо было сосредоточиться, обдумать сегодняшние события. Слишком много случилось такого, о чем необходимо было спокойно подумать. Из-за кордона пришел живой свидетель подготовки немцев к военным действиям. Видно, гитлеровцы боялись контрудара, минировали дороги и мосты. Как и предполагал полковник Артамонов, Хейдар в поисках прежних связей пришел к старухе Сюргуль. Куда приведет эта наконец-то появившаяся нить?

Офицеры округа, в том числе и он, старший лейтенант Кайманов, были достаточно информированы о положении дел в соседнем государстве. Гитлеровские агенты готовили в Иране переворот, для чего привели в полную боевую готовность фашистские батальоны, готовили мятеж одного из южных племен, припасли даже иранские флаги со свастикой. Кайманову было также известно, что во время фашистского путча предполагается убить всех советских граждан, в том числе весь состав советского посольства. Иран по замыслу Гитлера должен был, став сателлитом фашистской Германии, вонзить нож в спину Советского Союза. Через Ирак и Турцию немцы спешно завозили в Иран оружие.

Но все это — общая обстановка, которую обязан был знать, так же как и другие офицеры, Кайманов. Задача же его, замкоменданта, состояла в том, чтобы не остался без внимания на участке комендатуры ни один подозрительный человек, ни один сколько-нибудь примечательный случай, А тут сразу столько событий.

Зачем пришел Клычхан? О чем он говорил с конвоировавшим его молодым солдатом Оразгельдыевым? Почему именно в этот день появился Хейдар? И что означает козлиный концерт, затеянный старухой Сюргуль? Не находя ответа на эти вопросы, Яков мысленно перенесся на запад, туда, где, как об этом точно сказал Клычхан, прокладывала себе путь танками и пушками зловещая, опасная, как самый ядовитый паук, черная свастика.

Наша армия оказалась лицом к лицу с гораздо более опытным и сильным, а главное — лучше вооруженным, беспощадным врагом и пока что отступала, неся большие потери. Горько было сознавать это, горько было получить в ответ на рапорт об отправке в действующую армию разъяснение начальника войск: «Здесь тоже линия обороны, и держать ее надо хорошо».

С первого дня войны у Кайманова, как и у всех, жила в душе постоянная тревога — что на фронте?

Прошло всего двое суток с того страшного предутреннего часа, когда над всей западной границей, пересекающей леса и реки, болота и озера, поднялись, изгибая дымные шеи, зловещие гирлянды красных ракет.

Тяжкий грохот разрывов, треск пулеметов, рев тысяч и тысяч моторов в клочья разнесли затаившуюся тишину, и на огромных пространствах, над всей западной частью страны потянулись черные тучи дыма, вспыхивающие тут и там сполохи артиллерийской канонады. Эти тучи уже третьи сутки висели над Бугом, отражаясь в воде то свинцовой тяжестью, то алой кровью, висели они и над все еще не сдававшейся заставой Береговой, где встретил войну заместитель начальника комендатуры старший политрук Андрей Самохин.

Еще задолго до вторжения немцев с того берега доносился рокот моторов, лязгание гусениц, топот множества ног — звуки, свидетельствующие о перемещении огромного количества войск. Германские военные самолеты летали над всей линией границы. Пограничники провожали их тяжелыми взглядами, спешно готовились к обороне, возводили укрепления. Войну ждали. Все знали, что она неотвратимо придет, и все-таки началась она неожиданно, как неожиданно вторгается в жизнь человека любая беда. Начальник заставы перед самой войной уехал в госпиталь, командовать остался его заместитель, выпускник погранучилища лейтенант Петрунин. Самохин, прибывший на заставу, чтобы помочь ему организовать оборону, в первый же день боев послал Петрунина на связь со штабом комендатуры. Но известий от Петрунина не было.

Навсегда запомнил Андрей последнюю мирную ночь и первое утро огромной, начавшейся от их рубежа войны. Шли они с Петруниным вдоль берега реки, проверяли наряды. Лейтенант казался веселым: обрадовался, что теперь не он один командир на заставе.

Все было тихо. Зловеще тихо. Оба, и Андрей и Петрунин, старались не показывать друг другу тревогу, томившую их.

Едва прошли к участку наряда Осинцева, очередь из автомата сухим треском прорезала тишину. И тут же над Бугом взлетели ракеты, ударил пулемет. Серия мин с воем и грохотом накрыла расположение заставы. Донесся голос Петрунина: «Товарищ старший политрук, сюда!»

На темной, подернутой утренними испарениями поверхности реки то ли островки, то ли копны сена: немцы переправлялись на резиновых лодках. С берега захлопали резкие, далеко разносящиеся над водой винтовочные выстрелы: подоспела тревожная группа старшины Ветрова.

Андрей подбежал к скрытой у сосны розетке, вызвал дежурного.

— Товарищ старший политрук, — раздался встревоженный голос. — Докладывает сержант Воловченко. Горит конюшня. Прямое попадание в питомник. Эвакуируем семьи начсостава... — Голос на секунду замолк. — Товарищ старший политрук, на проводе начальник штаба комендатуры капитан Богданов.

И тут же в трубке срывающийся высокий голос Богданова:

— Самохин! Самохин! Слышишь меня? Докладывай скорей, связь рвется каждую минуту.

Андрей доложил обстановку. Со своего места он видел, как над рекой хлещут огненные струи трассирующих пуль.

Грохот очереди заглушил голос Богданова. Две или три лодки, с шумом выпуская воздух, пошли ко дну, немцы посыпались в воду, донеслись лающие звуки команд, крики, снова все покрыли пулеметные и автоматные очереди.

— Самохин! Самохин! — как из-под земли доносится прерывающийся голос Богданова. — Держитесь до последнего! Ждите помощи! Ждите помощи!

— Что с семьями? — спросил Андрей, боясь, что не успеет узнать, где Вера и Ленка.

— Семьи эвакуируем. Твои собираются. Отправляем в Калаганово. Там дадут команду!.. Нам приказано сворачиваться, посылай кого-нибудь в штаб отряда...

— Высылаю Петрунина...

Самохин не успел договорить: над головой завыли мины, разрывы легли где-то неподалеку от заставы. В трубке раздался треск. Все замолкло. Самохин еще некоторое время кричал и дул в нее, затем бросил.

— Ветров, принимайте команду! Будет тяжело, отходите под прикрытие блокгаузов. Лейтенант Петрунин, отправляйтесь в штаб.

Андрей и лейтенант углубились в лес, вскоре выбежали к заставе. Огненными брызгами разлетелся угол конюшни, загорелась столовая.

На крыльцо заставы выскочил дежурный сержант Воловченко:

— Товарищ старший политрук! Соседи передают: немцы прорвались на стыке, обтекают участок.

— Застава, слушай мою команду! — крикнул Самохин. — Занять круговую оборону!

Едва появилась на опушке группа старшины Ветрова, начался бой, который длился вот уже сорок восемь часов. Самохин знал: если сегодня не подоспеет помощь, застава обречена.

Против него, по донесениям разведчиков, действует вражеская рота, два миномета, три пушки, а у Андрея, уже потерявшего половину бойцов, стрелковое оружие, два противотанковых ружья, считанные патроны.

Андрей плохо представлял, что делается на соседних участках, он не рассчитывал выйти из окружения, не думал остаться в живых. Отправленный в штаб отряда Петрунин как в воду канул. С минуты на минуту должен был начаться последний решительный штурм немцев.