Капля крепкого - Страница 6

Джен вызвала его не сразу, несмотря на все мои мысленные усилия как-то воздействовать на нее телепатически. Но в конце концов все же вызвала, и Джек поблагодарил ее за прекрасное выступление, нашел в их судьбах нечто общее, особенно в той части, как они переносили похмелье и периоды выпадения из действительности. Словом, наплел бог знает чего. И опять ни слова о своих синяках и шишках, ни слова о том, кто так разукрасил человека, который вот уже два года как завязал.

Собрание закончилось общей молитвой. Джек с приятелем, сидящим с ним рядом, и еще человек десять-двенадцать подошли к Джен пожать ей руку и поблагодарить за то, что поделилась с ними самым сокровенным. Я предпочел держаться в стороне. Помогал убирать стулья, расставлять их вдоль стенок. Я все еще возился с ними, когда Джек со своим дружком направился к двери. Но на полдороге он вдруг остановился и подошел ко мне.

– Теперь, конечно, не время, – начал Джек, – но мне очень нужно с тобой поговорить. Скажи, когда лучше позвонить?

Мы с Джен собирались пообедать скорее всего в немецком ресторанчике, она хотела попробовать их кухню. После этого нужно проводить ее домой. Ночевать скорее всего останусь у нее, на Лиспенард-стрит. С утра ей на работу, так что смыться оттуда придется сразу после завтрака, и чем прикажете заняться? Сесть на метро и вернуться в гостиницу или же пойти туда пешком, раз времени навалом, а по дороге заскочить на дневное собрание. Вроде бы должно состояться одно в мастерской на Перри-стрит. Или можно пройти дальше и заглянуть на встречу в книжном магазине у церкви Святого Франциска Ассизского на Тринадцатой улице.

Видно, я сильно задумался, и это отразилось на моей физиономии, потому как Джек спросил:

– Что тут смешного, а?

– Да просто подумал… – ответил я. – Слышу, что порой говорят люди. Будто специальная литература обучает нас трезвости, называет ее мостиком к нормальной жизни. Но иногда кажется, никакой это не мостик, а туннель к очередному собранию.

– Грег тоже так говорит, – кивнул он.

Его друг подошел при упоминании своего имени, и Джек нас познакомил. Я не удивился, узнав, что он и есть поручитель Джека. В ухе у него была серьга, и я решил, что дизайн украшения он придумал сам.

– А, Мэтт из старого района, – протянул Грег. – Ныне полностью снесенного, заново построенного. И выглядит в реальности куда хуже, нежели в ностальгических воспоминаниях. Хотелось, чтобы когда-нибудь через мой старый район протянули ветку метро. Или же изменили русло реки, и оно пролегало бы там.

– Вроде бы кто-то однажды такое учудил, – заметил я. Грег напомнил, что это был Геркулес, расчищавший авгиевы конюшни.

– Геркулес совершил двенадцать подвигов, у нас двенадцать ступеней, – заметил он. – Кто говорит, что оставаться трезвенником просто?

Подошла Джен. Я приготовился схватить ее за руку и вывести отсюда. И сказал Джеку, что позвоню ему сам. Он возразил, предупредил, что большую часть дня дома его не будет. Тогда я сказал ему, что завтра днем вернусь в гостиницу и, если он так по мне соскучился, пусть звонит около двух.

Район Маленькая Германия Нью-Йорка находился в нижней части Ист-Сайда вплоть до гибели «Генерала Слокума» в 1904-м: прогулочное судно под этим названием загорелось и затонуло в Ист-Ривер. На борту находились тысяча триста местных жителей, отправившихся на экскурсию. Погибло около тысячи человек, и Маленькой Германии был нанесен смертельный удар. То был конец района, как если бы на его месте построили железную дорогу. Или же прорыли бы русло реки.

Оставшиеся обитатели выехали из Маленькой Германии, и большая их часть обосновалась в Йорквилле, в жилых кварталах между Восемьдесят шестой улицей и Третьей авеню. И район этот уже нельзя было назвать чисто немецким, потому как здесь жили и чехи, и венгры, но в последнее время они начали переезжать оттуда из-за того, что стоимость ренты стала слишком высока для иммигрантов. И Йорквилль стал терять свою этническую принадлежность.

Но ничто не напоминало об этом в уютном небольшом зале ресторана «У Максла», где Джен долго изучала меню, а затем заказала телятину в маринаде с овощами, красную капусту и картофельные клецки. Все эти блюда она называла по-немецки. Официант, выглядевший довольно глупо в своих коротеньких кожаных штанишках, одобрил ее выбор или произношение, а может, и то и другое и прямо-таки расцвел в улыбке, когда я попросил принести мне то же самое. Однако на физиономии его отразилось крайнее неодобрение, даже отвращение, когда в ответ на вопрос, какое пиво предпочитают господа, мы сказали, что выпили бы по чашке кофе.

– Кофе я могу принести попозже, потом, – заявил он. – А хорошую немецкую еду положено запивать столь же добрым немецким пивом.

И тут вдруг я вспомнил вкус доброго немецкого пива, лучшие его сорта – «Бекс», «Сент-Паулиг», «Лёвенбрау», крепкие, с богатыми вкусовыми качествами. Я не собирался заказывать пиво, мне даже ни чуточки его не хотелось, но память о нем осталась. И я решил прогнать воспоминания, пока Джен втолковывала официанту, что сегодня вечером никакого пива он нам подавать не будет.

Обстановка была скромной, кругом одни туристы, но еда очень даже неплохая, и в конце мы заказали еще кофе, и даже съели какой-то сладкий и липкий десерт.

– Я бы так каждый день обедала, – заметила Джен, – если бы вдруг захотела весить фунтов триста. А тот парень с разбитой физиономией… Вроде бы он назвался Джеком?

– А что?

– Ты с ним разговаривал.

– Да я рассказывал тебе о нем.

– О том, что вы жили в Бронксе, верно? И один раз даже арестовал его.

– Не совсем, – ответил я. – Арестовывал его не я. Просто увидел на опознании. А потом его отпустили, потому что свидетель указал на другого парня. Кстати, я так и не сказал ему, что был на опознании.

– А я спросила, что у него с лицом. Промолчала бы, если бы он сам не напросился, сказал, что он не всегда выглядит таким «красавцем». В общем, превратил все в шутку, чтобы разрядить обстановку.

– А я однажды встретил Джорджа Шиаринга, – вспомнил я.

– Джазового пианиста?

Я кивнул:

– Кто-то нас познакомил, сейчас уже не припомню, кто и по какому случаю. И он с ходу выдал три или четыре шутки про слепых. Не слишком смешные, но не лишенные смысла. Допустим, встречаешь слепого человека и прекрасно понимаешь: он слеп, но научился убираться у тебя с дороги, привлекая внимание к своей слепоте.

– Да, примерно так же поступил Джек. А потому я не отстала и спросила, что же все-таки с ним произошло.

– И?…

– Взвалил всю вину на чертовы ступеньки. Сказал, поскользнулся на одной, упал и разбил лицо. Очевидно, его дружок увидел в том другой смысл, так выразительно закатил глаза. Я хотела спросить, что за ступеньки, но не успела и рта открыть, как он принялся снова благодарить меня за выступление, а потом отошел, чтобы пропустить ко мне другого человека.

– Девять, – пробормотал я.

– Девятая ступень? Или ты хотел сказать «нет» по-немецки?

– Он замаливает свои грехи. Во всяком случае, пытается.

– Когда я этим занималась, все сводилось к объятиям, слезам и извинениям. И еще пару раз – к недоуменным взглядам людей, которые никак не могли понять, за что же я извиняюсь.

– Что ж, наверное, у вас с Джеком разный круг общения. Да и просили вы прощения за несравнимые вещи.

– Однажды меня вырвало на одного парня.

– И он не врезал тебе по физиономии?

– Да он даже этого не помнил! По крайней мере сказал, что не помнит, думаю, из вежливости. Хотела спросить: разве можно такое забыть?

Я взял счет, решил расплатиться, как обычно, но она настояла, что платим пополам. А выйдя на улицу, вдруг заявила, что страшно устала, и не обижусь ли я, если она поедет домой без меня? На что я ответил, что это неплохая идея, потому как сам я тоже устал. Сегодня четверг, так что все равно увидимся через два дня. Я остановил такси, придержал дверцу, и тут Джен сказала, что может подбросить меня до гостиницы – это ведь почти по пути. Но я ответил, что пройдусь пешком, не мешает растрясти жир после десерта.