Капля крепкого - Страница 4

– Я ходил на собрания, потому что то был шанс хотя бы час посидеть в удобном кресле вне зоны, – признался он. – И потом, в тюрьме проще оставаться трезвым и в ясном уме, просто потому, что невозможно пить жуткую дрянь, которую готовят заключенные, или же покупать «колеса», которые протаскивает и продает там всякое жулье. И еще, знаешь, не могу сказать, что виню алкоголь за то, какой оборот приняла моя жизнь, потому как я выбрал ее сам. Но, когда стал ходить на собрания, до меня, наконец, дошло: всякий раз выискивая приключения на свою задницу, я был под мухой. То есть без вариантов. Я сам делал выбор, осознанно хотел совершить преступление, а когда принимал решение, был пьяным или обкуренным. Эти два состояния, понимаешь, всегда рядом, неразделимы. Тогда я впервые понял это.

Итак, в тюрьме Джек оставался трезвенником. А потом его выпустили, и он приехал в Нью-Йорк. Снял одноместный номер в дешевой гостинице, что в двух кварталах от Пенн-стейшн, и уже на третий день пил купажированный виски за углом, в забегаловке «Гостиная терминал».

– Называлась так из-за места расположения, – пояснил он. – Но это название подошло бы заведению, даже если бы оно находилось в самом центре Джексон-хайтс[6]. Словом, мерзкая, грязная забегаловка, во всех отношениях.

Видимо, это было не совсем так. Линия его жизни приобрела зигзагообразные очертания, и тянулась она года два. За это время неприятностей с законом у него не случалось, но из баров он практически не вылезал. Пытался заставить себя пойти на собрание анонимных алкоголиков, но всякий раз что-то мешало, тогда он говорил себе: «Да какого черта!» – а потом вдруг оказывался в баре или обнаруживал, что присосался к бутылке. Джек прошел несколько курсов детоксикации, страдал от все более долгих приступов тяжелейшего похмелья, понимал, что грозит ему в ближайшем будущем, но не знал, как это предотвратить.

– А знаешь, Мэтт, – вздохнул он, – еще мальчишкой я решил, чем буду заниматься, когда вырасту. Попробуй догадаться, чем именно? Сдаешься? Копом. Я хотел стать копом. Носить синюю униформу, защищать людей от преступников. – Он поднял кофейную чашку, она оказалась пустой. – Наверное, и ты мечтал о том же, но в отличие от меня просто пошел и стал им.

– Просто так получилось. – Я пожал плечами. – Вообще-то я мечтал стать Джо Димаджио[7]. И если бы не полное отсутствие спортивных данных, возможно, и воплотил бы в жизнь эту свою мечту.

– А у меня был другой недостаток – полное отсутствие моральных принципов. Сам понимаешь, к чему это привело.

Он продолжал пить, поскольку не мог остановиться, время от времени посещал собрания анонимных алкоголиков, потому как идти ему больше было некуда. А однажды, после собрания, его отвел в сторону очень странный тип и…

– Он был голубым, Мэтт, геем, а гей для меня все равно что придурок. Я таких на дух не переношу. Типичный гей, вырос в каком-то районе супер-пупер, в колледже был членом «Лиги плюща», ну и занимался потом дизайном ювелирных украшений. Плюс он был лет на десять моложе меня, даже больше, и выглядел так, словно ветер скоростью за двадцать миль в час мог подхватить его и унести в страну Оз. Словом, как раз той породы типчик, к которому бегут за советом, не иначе. Короче, он усадил меня и сказал, что я использую эту программу как вращающуюся дверь. То выскочу, то снова заскочу, но только всякий раз, когда возвращаюсь, от меня остается немного меньше самого себя. И единственный способ переломить ситуацию – начинать каждое утро с чтения «Большой книги»[8], а по вечерам читать «Двенадцать и двенадцать»[9] и очень серьезно относиться к каждой ступени. Я смотрел на него, этого жалкого сморчка педика, на типа, с которым у меня меньше общего, чем с марсианином, а потом вдруг попросил его о том, о чем никогда прежде никого не просил. Предложил стать моим поручителем. И знаешь, что он ответил?

– Догадываюсь, что «да».

– «Я очень хочу быть твоим поручителем, – ответил он, – вот только не знаю, способен ли ты это вынести». Черт, дружище!.. Если вдуматься, разве был у меня выбор?

Джек стал ходить на собрания каждый день, а иногда и по два-три раза на дню. И звонил своему поручителю каждое утро и каждый вечер, и первое, что делал, вставая с постели, бухался на колени и благодарил Господа за то, что тот помог ему воздержаться от выпивки. И еще читал «Большую книгу» и «Двенадцать и двенадцать», прорабатывал все ступени вместе со своим поручителем, и, уже не впервые, дошел до девяноста дней, а потом и до шести месяцев, и девяти месяцев, и до целого года, чего никак не удавалось прежде.

Когда он подошел к Четвертой ступени, поручитель заставил его написать обо всех неправедных поступках в жизни и предупредил: если Джек что-то утаит, дальше ему не продвинуться.

– Все равно что выступать с обращением в суде, – добавил поручитель. – Сознаваться в каждом, даже малейшем проступке.

А потом они уселись рядом, и Джек стал читать вслух то, что написал. Поручитель то и дело останавливал его и просил прокомментировать то или иное высказывание, или же что-то уточнить.

– Ну и когда мы с этим покончили, – продолжал откровенничать Джек, – он спросил, каковы мои ощущения, и я… Понимаю, выразился не слишком прилично, но сказал: «Чувство такое, словно только что проглотил самый огромный в истории человечества кусок дерьма».

И вот теперь Джек не пил уже шестнадцать месяцев, и пришло время исправлять старые ошибки. На Восьмой ступени он составил список людей, которым причинил зло или обидел, стал думать, как это исправить. Но тут подошел черед Девятой ступени, а это означало, что пора действительно перейти к конкретным действиям по исправлению ошибок, а это не так-то просто.

– Но разве у меня был выбор? – Он покачал головой. – Господи! Ты только посмотри на часы. Ты выслушал всю мою историю. Только что выслушал трех выступивших на собрании, а теперь еще и меня. А я говорил дольше, чем все они, вместе взятые. Но думаю, мне это пошло на пользу – поговорить с человеком из детства и из старого района. Которого, как тебе известно, давным-давно нет. Старый район… Они все там снесли подчистую и пустили этот долбаный скоростной экспресс.

– Знаю.

– Наверное, он значил для меня нечто большее. Район, я имею в виду. Ты сколько там прожил? Года два?

– Около того.

– А я провел там все детство. Да от одной мысли, что его теперь нет, можно было спиться. «Бедный я бедный, дом, где я вырос, снесли, улиц, на которых играл в стикбол, больше нет, и ля-ля-ля, и ай-ай-ай». Но только не в доме и улицах дело. Мое детство – это целый мир событий и ощущений. И это никуда не исчезло, оно всегда со мной. И вся моя никчемная жизнь. Я должен с этим как-то жить и справляться. – Он взял счет. – Короче, вот такая история. Плачу я, а ты можешь считать этот жест началом исправления ошибок. Платой за то, что задолбал тебя своей болтовней.

Придя домой, я позвонил Джиму Фейберу, и оба мы пришли к мнению, что поручитель Джека, должно быть, настоящий садист и нацист. Но видимо, именно такой человек был ему нужен.

Перед тем как распрощаться, Джек дал мне свой номер телефона, а потому пришлось продиктовать ему мой. Я не большой любитель телефонных разговоров, и Джим – единственный человек, которому я звоню более или менее регулярно. Была одна женщина в Трайбеке, скульпторша Джен Кин, с ней я обычно проводил ночь с субботы на воскресенье и следующее утро, мы созванивались по два-три раза на неделе. Если не считать этого, звонил я по телефону крайне редко и часто попадал не туда.

Я переписал номер Джека Эллери в записную книжку и решил, что как-нибудь встречусь с ним, по чистой случайности. Или не встречусь.

Я увидел Джека Эллери через несколько месяцев на собрании анонимных алкоголиков. До этого мы с ним пару раз общались по телефону. Первый разговор состоялся вскоре после того, как я преодолел планку в девяносто дней. Тем вечером я выступал перед своей группой в подвале церкви Святого апостола Павла. Церковь эта находилась на углу Колумба и Шестнадцатой, всего в нескольких кварталах от моей гостиницы, и в «пьяные» дни я заходил туда поставить свечки за усопших и насладиться несколькими минутами тишины и покоя. Тогда мне в голову не приходило, что в подвале церкви проходят встречи анонимных алкоголиков.