Капкан - Страница 44

Лоренса они уже не ждали.

В полдень, доев с притворным аппетитом последние крохи бэннока и единственную захудалую щуку, которую Ральфу удалось поймать на блесну с берега, они пустились в дорогу. Для пути в сто миль ноша была тяжела, а ведь они бросили палатку, любимое черное платье и туфли Элверны; бросили все, кроме одеял, муки, сала, рыболовных снастей, револьвера, спичек, москитной сетки и единственной сковороды, которую им соблаговолил оставить добрый Лоренс.

Но все же Ральф взял бархатную, расшитую алым бисером сумочку Элверны с помадой, румянами, пудрой, тремя крохотными платочками и драгоценным обмылком.

— Да брось ты эту дурацкую сумку, — сказала она со вздохом.

— Нет. Это все, что осталось от прежней Элверны… А от прежнего Ральфа вообще ничего не осталось!

Она посмотрела на него долгим взглядом.

— Все вернется, как только снова попадешь в культурную обстановку. А меня ты возненавидишь.

— Никогда! Знаешь, что мы сделаем? Напишем Джо и потребуем развода.

— Не надо, милый. Прошу тебя! Не будем строить планов. Не будем ничего загадывать.

Она побрела вдоль озера, и он двинулся следом за ней.

Гри мили им удалось пройти берегом. Каждый шаг по сыпучему песку был мучительно труден, но по крайней мере они знали, что идут правильно. А потчхм перед ними поднялись обрывы. Некоторое время они пробирались меж сосновых стволов по самой кромке обрыва, высоко над озером. В одном месте им пришлось пятьдесят футов преодолеть боком, хватаясь за ветки и кусты, повисая над крутизной. А потом, когда обрывы оттеснили их от озера в лес, они на каждом шагу в страхе искали глазами блеск воды среди деревьев. И вот они потеряли озеро, потеряли направление, они бросились бежать, охваченные ужасом, испуганно переглядываясь, пока не заплутались совершенно в сосновой чаще. А когда, прорвавшись сквозь нее, вдруг снова увидели озеро, Элверна медленно опустилась на каменистую землю и истошно завопила, а он стоял рядом и гладил ее по голове.

Обрывы кончились, и теперь они медленно шли по твердой гальке краем грязной трясины. Когда в сумерки они остановились, оказалось, что за десять часов они прошли четырнадцать миль из восьмидесяти, или ста, или — если путь преградят заливы, не обозначенные на их неточной карте, — может быть, из двухсот, а провианта у них осталось едва на сутки.

Ему не удалось поймать ни одной рыбки, и они поужинали пустым чаем без молока и сахара и кусочкам бэннока, а потом завернулись в одеяла, кое-как растянув над собою на колышках сетки от комаров.

Все следующее утро, пока они с трудом прокладывали себе путь, Ральф думал только о мужестве Элверны, бредущей без единой жалобы, об усиливающемся запахе дыма неведомых лесных пожаров, о том, что его мокасины и калоши протерлись и острые камни причиняют ногам нестерпимую боль, и о том, как дико и невероятно все происходящее.

Просто немыслимо, что он, мистер Прескотт из фирмы «Бизли, Прескотт, Брон и Брон», Ральф Прескотт, член йел ьского клуба, Р. И. Прескотт, троюродный брат первого секретаря посольства, оборванный, как бродяга, умирает с голоду в северной глуши; что недавняя игра обернулась неминуемой опасностью, а в бывшей маникюрше воплотился для него весь смысл жизни.

В полдень, когда они сделали привал, Элверна, которая сидела на скользкой скале, глядя, как он забрасывает блесну, вдруг резко вскрикнула:

— Ральф! Я слышу аэроплан!

— Милая, ты с ума сошла! Скоро ты услышишь, как Крейслер играет на скрипке! Тебе надо… Постой! И я слышу! Нет, кажется, лодочный мотор. А вдруг это Джо… Нет! Действительно аэроплан!

Вдали над озером, в воздухе, дымном от лесных пожаров, появилось пятнышко; оно быстро увеличивалось, жужжание с каждым мигом нарастало, и вот уже, не веря своим глазам, он увидел самолет.

— Они нас спасут! Помаши им! Мы спасены! — Элверна запрыгала на берегу и сгоряча вбежала в воду, размахивая платком.

Ральф, сорвав с головы свою грязную парусиновую шляпу, бросился вслед за ней.

Теперь, когда пришла помощь, ему было немного грустно, что их приключение кончилось и он снова всего лишь мистер Прескотт из Нью-Йорка.

Это был гидроплан. Пилот летел низко. Он увидел их, описал большой круг, сел на озеро и подрулил к берегу, вздымая каскады воды, здесь, в пустынном сосновом царстве, на безжизненном озере, это показалось столь же невероятным, как гондола с поющими девами.

Гидроплан остановился у берега, и Ральф с Элверной, подбежав, прильнули к нему, с почти бессмысленными от неожиданного счастья лицами, жадно разглядывая сидящих в нем людей.

В гидроплане были трое. Летчик буркнул:

— Ну, что случилось?

— Моя фамилия Прескотт… я из Нью-Йорка. Путешествовал и рыбачил здесь. А это… м-м… моя жена. У нас кончились припасы, проводник-индеец нас бросил. И байдарку угнал. Мы буквально умираем с голоду и вряд ли доберемся до ближайшей фактории. Вы не могли бы взять нас с собой?

— Понимаете, я летчик Канадских военно-воздушных сил, а эти двое — лесники, специалисты по борьбе с лесными пожарами. С удовольствием взял бы вас, но не могу. Сами видите, у нас тут повернуться негде.

А Элверна, та самая Элверна, которая столько дней была воплощением самоотверженной преданности Ральфу, вдруг оживилась при виде трех молодых мужчин, особенно военного летчика, который, как ревниво отметил Ральф, был чертовски похож на Кудрявого Эванса. Она улыбалась им, охорашиваясь, взбивая волосы. Непостижимым образом она уже успела накрасить губы.

Она сказала игриво:

— Ах, майор, не оставите же вы нас здесь! Или у вас совсем нет сердца? Как это можно! А я-то думала, офицеры все такие любезные!..

Летчик был неумолим.

— Вы же сами видите, мадам: у меня нет места. И я не майор! Пожалуй, один из лесников мог бы остаться с вашим мужем, а свое место уступить вам, но мы спешим на борьбу с лесными пожарами: надо предупредить население и проложить защитные полосы. Нам и задерживаться нельзя ни на минуту. К тому же с нами вы рисковали бы сгореть заживо. Мы летим в самое пекло.

Впрочем… Слушайте, Прескотт, вы и здесь глядите в оба. Пожар идет в эту сторону.

1 огда она завыла странным, тихим, безнадежным воем. Всю ее игривость как рукой сняло… Но и этих минут было достаточно, чтобы Ральф забыл всю ее преданность и снова потерял веру в нее.

Трое в гидроплане сочувственно переглянулись. Один из лесников предложил:

— Давайте оставим им еды и складную лодку с парой гребков.

— Идет, — согласились остальные.

Пока лесники выгружали лодку, кусок свиной грудинки, мешочек муки, жестянку с салом и волшебно прекрасную банку с кукурузой, летчик осведомился:

— Так проводник, говорите, вас бросил? Редкий случай. А вы в каких краях были?

— Мы… э-э… провели несколько дней в Мэнтрапе, — ответил Ральф.

— Вот как? Говорят, у Джо Истера… лесник, у которого мы ночевали, сказал, что у Джо Истера, тамошнего купца, какой-то малый увел жену, и этот Истер теперь гонится за ними. Сам-то я ее не видал, но говорят, красотка…

Летчик вдруг перестал улыбаться, на лице его застыло подозрение. Он перевел взгляд с Ральфа на Элверну.

Вероятно, вид у них был равнодушный и невинный — слишком невинный.

Летчик продолжал сухо:

— А на Ручье Болотных Курочек я видел лодку, плывущую сюда, в сторону озера, и в ней человека, который, насколько можно судить с высоты пятисот футов, сильно смахивает на Джо Истера. Так что, будь у меня I совесть нечиста, я бы поскорей уносил отсюда ноги…

Ну как, Крамер, все? Отлично. Счастливо оставаться. Берегитесь огня, биваком становитесь у самой воды.

Один из лесников оттолкнул гидроплан и слегка развернул его, другой крутанул пропеллер, и вот уже небесный спаситель уносится прочь, среди вспененных волн и нестерпимого рева, отрывается от воды и набирает высоту.

В наступившей тишине Ральф посмотрел на Элверну. Теперь он не сердился и не презирал ее за неразборчивое кокетство, он дошел до того, что старался убедить себя, будто она заигрывала с летчиком только ради их спасения.