Капкан - Страница 41

— Но как же Лоренс нас поведет, если он не знает…

— У меня есть карта. Свела с карты Джо.

— Когда? Когда вы надумали…

— А сегодня. Вы собрались удирать от меня или, может, от себя самого, а я решила, что мы удерем вдвоем. Джо ни в жизнь не догадается, что мы двинулись тем путем. Если он и соберется в погоню… только едва ли; он вообще-то мировой парень: если видит, что крепко стоишь на своем, неволить никогда не станет. Но если бы он и вздумал нас догонять, то наверняка другим путем — через озеро Уоррик.

— Ох…

— Ральф! Ральф, миленький! Неужели вы хоть ненадолго не можете забыть безупречного мистера Прескотта? Неужели так всю жизнь и будете любоваться на свою порядочность? Вынь да положь ему мчаться спасать этого осла Вудбери! Это надо же придумать! Тьфу!.. А Джо мы зла не причиним, ни вот столечко. Я буду тише воды… вероятно! И потом, Ральф, я буду так стараться! Даже лодку с вами буду перетаскивать волоком. Честное слово, родненький, я ужасно сильная. Слушайте! Кончаем разговоры! Вы же сами знаете, что берете меня с собой. Ральф! Может, и не так уж скверно, если Элверна будет под боком, а гнусные людишки, которые всегда все портят, — очень далеко?

Он пытался ответить ей рассудительно…

Им понадобился целый день, чтобы пройти волоком три мили до Реки Гуманной Скво — в обход Лосиной горы, в обход фактории Мэнтрап.

Лоренс Джекфиш сперва отказался их сопровождать, но не устоял: ему посулили два доллара в сутки сверх обычного, а за два доллара в сутки — иными словами, за целые горы красных рубах, красных шелковых носовых платков, сигарет и губных гармошек — Лоренс был готов совершить убийство, и не одно.

Но, оставаясь проводником, слугой он им больше не был. Он буравил их своими тараканьими глазками, цинично скалил кривые зубы, и вскоре Ральф уже кровожадно подумывал, не пустить ли в ход топор, когда Лоренс отвернется.

До самого вечера они, пыхтя, пробирались сквозь душную сосновую чащобу по глухой тропке в фут шириною. Воздух был тяжел и недвижен, словно в пустом заколоченном доме жарким августовским днем.

Вслед за Лоренсом, тащившим на спине перевернутую байдарку, брел Ральф, навьючив на себя такой груз мешки с мукой, одеяла, окорока, — какой он прежде не взялся бы даже сдвинуть с места. Он не шел. Он только ставил вперед то одну, то другую ногу — одну — другую, одну — другую, и так без конца, и каждый шаг стоил нового усилия воли. Он выключился из жизни. Его больше не было. Оставались только сведенные болью плечи, ноющая поясница, ватные ноги. Он смутно сознавал, что за его спиною, с ношей, немногим легче его собственной, тяжело дыша, бредет Элверна. Прошло минут десять, прежде чем эта мысль настолько оформилась в его затуманенном мозгу, что он стряхнул с себя оцепенение и выговорил:

— Вы слишком много на себя взвалили, девочка. Оставьте часть, прихватим потом.

— Нет, — задыхаясь, но твердо проговорила она. — Я буду работать наравне с вами.

Ему было жаль глядеть, как бьется в паутине этот золотисто-белый мотылек, но он слишком отупел от усталости, чтобы пытаться что-то предпринять. Единственным его активным чувством был страх, как бы кто-нибудь, поднявшись на Лосиную гору по пути из фактории Мэнтрап, не заметил их и не послал им вдогонку разгневанного Джо.

До тонких этических проблем (совершил ли он благородный поступок, выручив Элверну, или подлость, предав Джо, или и то и другое) ему сейчас не было дела.

Только бы завершить этот переход; только бы вырваться наконец на простор стремительных рек, широких и безлюдных озер…

Он перенял у Лоренса манеру трусить рысцой, возвращаясь налегке за новой поклажей, и слышал, как вслед за ним старательно топочут по сухим сосновым иглам ноги Элверны. Он не оглядывался на нее, но ощущал ее дружеское присутствие.

Они трудились до вечера. Уже в темноте вскипятили чайник и набросились на бэннок с копченой грудинкой, жадно хватая еду негнущимися пальцами. Лоренс отсел в сторонку, и Ральф блаженствовал вдвоем с Элверной у невысокого костра, глядя, как пламенеют уголья в ложбинке на искрящемся кварцевом песке. Он никогда бы не поверил, что она способна хранить такое гениальное, нерушимое, такое милое молчание. И в этом молчании оба незаметно для себя погрузились в сон.

Ральф проснулся, не понимая, отчего. Сон пуховым одеялом окутывал ему голову, и Ральф не сразу стряхнул его с себя. При свете подернутых пеплом углей, в жидкой полумгле северной ночи Элверна тихо спала, свернувшись калачиком, а Лоренс, закутанный в одеяло, храпел под сеткой от мошки. Мошка. Сквозь дрему до Ральфа дошло, что разбудил его не кто иной, как самый что ни на есть прозаический комар. Потом он заметил, что Элверна смотрит на него. Она лежала в Прежней позе, по-детски свернувшись в клубочек, но ему показалось, что она открыла глаза. Они были совсем близко друг от друга: только он и она.

Она сонно взглянула на него и перекатилась прямо к нему в объятия.

Его руки впились ей в бока и напряженно замерли, не смея шевельнуться. Тысячи раз он представлял себе, как это произойдет, и тысячи раз видел себя в мечтах пылким любовником. А сейчас, в смятении, он только без конца спрашивал себя: «Чего она от меня ждет?»

Ужас, откровенный ужас и полная беспомощность пришли на смену его замешательству. Ему хотелось бежать от нее.

Костер почти догорел. В темноте Ральф не столько видел, сколько угадывал ее черты. Но плечи ее были у самых его глаз; на матросской блузке зияла дыра — след дневных трудов. Он несмело поцеловал ее в ямочку над ключицей, и мгновенно его ужас и смятение исчезли. Он помедлил: сейчас она возмутится. Она только вздохнула, и придвинулась ближе, и ничего не сказала, кроме протяжного: «Ах, мой дорогой!» — и мир Ральфа Прескотта был забыт.

На заре они снова взялись за поклажу, а к полудню, едва не плача от бесконечного облегчения, погрузились на байдарку и медленно двинулись на веслах вверх по Реке Туманной Скво.

Сразу же им пришлось проделать еще два перехода по суше, но эти были короткие, эти они одолели играючи. А потом впервые в жизни Ральф принял участие в переправе через речной порог.

Основной их курс был вверх по реке, но, чтобы спрямить себе путь через извилину в форме буквы S, они две мили шли вниз по течению. Так-то и случилось, что Ральф, которого еще несколько дней назад самая мысль о порогах приводила в трепет, вынужден был переправиться через порог, полагаясь не на искусство проводников, а на собственные силы, собственную выдержку.

Они подошли к Порогу Призраков в молчании, не размышляя об опасности.

Лоренс занял место на носу. Он стоял, указывая веслом единственный верный ход сквозь клокочущие водовороты. В тот момент, когда Ральф взял бы вправо, где течение, по всей видимости, было спокойнее, Лоренс, читая таинственные речные письмена, направлял его сумасшедшим зигзагом влево; снова вправо, снова влево — и прямо, так что они едва не задели острозубую скалу.

Для Ральфа это был час испытания. Ни на секунду не переставая бояться, он уверенно работал рулевым веслом, рывками поворачивая лодку из стороны в сторону и страшно чертыхаясь сквозь зубы.

Внезапно их подхватило и понесло в последний раз; нос лодки вынырнул из воды на пять футов. Ральф прикусил губу. И так же внезапно они врезались в тихую воду, пороги были позади, и Ральф облегченно всхлипнул над поднятым веслом, так что Элверна оглянулась в изумлении, а Лоренс насмешливо фыркнул.

Эта неделя была подобна кошмару: шли волоком, пробирались по извилистым протокам, отталкиваясь шестами; страдали от комаров и гребли, гребли без конца, испытывая все муки ада, и лишь одно поддерживало и утешало Ральфа — неизменное мужество Элверны и ласковая улыбка на ее лице, когда наступала ее очередь грести, когда она, выбиваясь из сил, тащила волоком поклажу или сидела на привале у костра, обхватив колени маленькими расцарапанными руками, в своей некогда белой полотняной юбке, заляпанной теперь грязью.