Капитаны не смотрят назад - Страница 4

Алешка молчал. Он понимал, что по земле провода тянуть нельзя.

— Ты, может, за велосипед боишься? — спросил шофер. — Да не бойся. Я же от машины никуда не денусь. Да на Малом Торфянике меня любой знает. Улица Гоголя, дом три, Феликс Ерохин.

«Феликс!» — усмехнулся про себя Алешка. Людей с таким именем он представлял высокими, сильными и молчаливыми. Вот Дзержинский — это Феликс. А тут что? Маленький, лицо, как блин, глаза испуганные — боится, наверно, что попадет за аварию.

— Жмот! — вдруг резко сказал Феликс. Нет, глаза не были испуганными. Они стали зелеными и злыми.

Алешка хотел обидеться и не сумел. Не получилось. Он только снова объяснил:

— Если чужой велосипед… Мне к четырем часам домой надо.

— Я бы успел до четырех десять раз обернуться. Туда и обратно всего километров пятнадцать. А сейчас пятнадцать минут третьего. Это же легкая машина, — он показал на велосипед. — У меня такая же была. Соседские пацаны добили.

Алешка молчал.

— Надо сегодня поставить столбы. Завтра на ток зерно повезут.

— Может, кто-нибудь поедет здесь и вытащит, — глядя вниз, сказал Алешка.

— Поедет! Кто сюда сунется? Это я, дурак, полез. Зеркала нет в кабине, смотреть назад нельзя. Дорога такая, что не оглянешься. Вот и зацепил.

«Он все-таки плохой шофер, — подумал Алешка. — Догадался же сунуться с такой махиной на эту дорогу… Но что ему было делать? Назад не то что повернуть, но и посмотреть было нельзя!»

— Сидишь тут, как на другой планете, — с унылой злостью сказал Феликс и опять пнул колесо.

Как на другой планете… Алешка прислушался. На дороге стояла густая, пропитанная смолистым запахом тишина. Медленно качались верхушки сосен. Совсем бесшумно качались. Мохнатые тени тихо плавали по дороге. Г де-то совсем далеко жужжал мотор автомашины.

Это, конечно, очень плохо — сидеть здесь и ждать случайной помощи. Ждать почти напрасно.

— Ну, дашь? — в упор спросил Феликс.

— А мне сидеть здесь, пока ты… пока вы ездите? — тихо сказал Алешка.

Феликс наморщил маленький лоб, глянул на Алешку быстро и осторожно.

— Слушай, парень. Я бы тебе все объяснил. Если по тропинке вдоль насыпи, то еще ближе будет, чем по дороге. Машину-то оставлять мне тоже неохота. Может, съездишь?

Тропинки вдоль насыпи… Если вы часто ездите в поездах и любите стоять у вагонного окна, то знаете: эти узкие тропинки везде бегут вдоль железных дорог. То взлетают на снегозащитный гребень, то спускаются в ложбину, вьются между кустов, тянутся от столба к столбу, обрываются у темных речек и чудом возникают на другой стороне. По ним, как и по рельсам, объехать можно всю страну.

Твердые, будто асфальт, они сами просятся под колесо, и километры летят незаметно…

А все-таки этот Феликс наврал. Стан оказался гораздо дальше, чем он говорил. Алешка насчитал десять километровых столбов, прежде чем увидел в стороне от насыпи длинные навесы и зеленые вагончики. Далеко среди желтого пшеничного поля.

Алешка подкатил к переезду. От шлагбаума разбегались дороги. Одна, пыльная и неширокая, вела к стану.

У горизонта ползли комбайны, похожие на припавших к земле кузнечиков…

Алешка остановил велосипед у крайнего вагончика. Несколько человек стояли рядом и все враз кричали друг на друга. На Алешку даже не глянули. Он этого не ожидал. Он думал, его спросят сразу: «Ты здесь зачем?» Тогда бы он объяснил. А так что делать?

— Здравствуйте, — сказал Алеша кричащим людям.

— Мне надо Колыванцева! — сказал Алешка.

Они не слышали.

— Мне надо Колыванцева! — громко заявил Алешка.

Никто не обернулся.

— Мне Великанова, — пробормотал Алешка.

— Какого еще Великанова? Трое их.

— Миш… Михаила, — сказал Алешка. Феликс говорил ему про какого-то Мишку Великанова.

— Ну, а я-то для чего? Ищи этого Михаила.

— Ну, вы послушайте, — громко и жалобно произнес Алешка. — Ваш Ерохин застрял со столбами и говорит: «Найди Колыванцева, пусть пошлет Великанова, чтоб меня вытащил!»

— Кого вытащил? — хрипло спросил Колыванцев.

— Да Ерохина же! Два километра от тракта, на старой дороге.

Колыванцев отчаянно хлопнул себя по карманам.

— Какой дьявол его туда понес?! Где я тебе возьму Великанова?! Он здесь раз в сутки бывает! Чего чепуху-то молоть!

Алешка отступил на шаг.

— Что вы на меня кричите? — тихо сказал Алешка.

Тогда он положил велосипед, шагнул к ним и, собравшись с духом, кого-то потянул за рукав.

На Алешку глянули сердитые, непонимающие глаза:

— Ну?

— Мне надо Колыванцева! — отчаянным голосом повторил Алешка.

— А я при чем? — Вдруг человек посмотрел куда-то через Алешку и крикнул с явным облегчением: — Дмитрий Васильич! Иди! К тебе тут…

Колыванцев был высокий, в пыльных до белизны сапогах, в сером пиджаке и полотняной фуражке, которая когда-то была белой, а теперь стала одного цвета с пиджаком. Худое небритое лицо показалось Алешке сердитым.

— Что нужно? — спросил Колыванцев и, не дождавшись ответа, повернулся к спорящим: — Хоть орите, хоть нет. Зернопульты я вам вручную, что ли, буду крутить? — И опять нетерпеливо взглянул на Алешку. — Чего тебе?

Он еще хотел добавить, что не заставлял Ерохина опрокидывать прицеп, а Великанова — лишь раз в сутки приезжать на полевой стан… Но Колыванцев замолчал, вздохнул и неожиданно спросил:

— Есть хочешь?

Алешка посмотрел в глаза Колыванцева — припухшие, усталые и немножко виноватые. Вытер локтем вспотевший лоб и кивнул. Он и правда хотел есть.

Они прошли через широкую утрамбованную площадку. Словно кто-то расчистил здесь футбольное поле. По краю площадки было вырыто несколько узких глубоких ям. «Для столбов, — понял Алешка. — Может быть, еще успеют поставить сегодня? Интересно, что такое зернопульты?»

— Уморился, пока ехал? — на ходу спросил Колыванцев.

— Да нет, — сказал Алешка и постарался шагать пошире.

— Все же без седла, но ногах. Километров двенадцать накрутил.

— Подумаешь, — сказал Алешка и вспомнил Юр-кин язвительный шепот. Собирались на рыбалку, и Юрка шептал: «Ну его, Борь, маминого сыночка. Еще заплачет по дороге, что устал…»

Шиш тебе, Юрка!

У дальнего вагончика дымила походная кухня, похожая немного на старинный паровоз.

— Катюша! — позвал Колыванцев.

Маленькая смуглая Катюша выскочила из-за кухни. «Будто прокоптилась здесь у огня», — подумал Алешка, и ему почему-то стало смешно.

— Осталось у тебя что-нибудь? — спросил ее Колыванцев.

Блестя белками глаз, Катюша затрещала:

— Ой, господи, Дмит-Васильич, ковалевцы не приезжали, Мохин не приезжал, студенты тоже. Совсем, что ли, не будут обедать? Куда я буду все это девать?

— Покорми человека. — Дмитрий Васильевич подтолкнул Алешку в спину шершавой ладонью.

Алешка получил полную чашку супа из разваренной картошки с коричневыми крупинками мяса.

Раньше, когда мама водила его к кому-нибудь в гости, он всегда отчаянно смущался за столом. Давился пирогом, захлебывался чаем и от неловкости начинал болтать ногами, что, по утверждению мамы, было уж совсем скверно.

А тут он не стеснялся. Нисколько. Сел прямо на землю, опустил ноги в яму для столба, поставил посудину на колени и взялся за ложку. Но алюминиевое дно обжигало колени. Тогда Алешка отошел к траве, лег на живот, поставил чашку перед собой. Сейчас же из травы попрыгали в суп крошечные зеленые букашки. И сварились. Алешка вздохнул:

— Вот сумасшедшие. — И стал вылавливать их кончиком ложки. Но прыгали все новые, и он махнул рукой.

Суп был горячий, и Алешка глотал, не разбирая вкуса. Краем глаза он увидел, как лихо подкатил тяжелый грузовик. Из кузова сбросили доски и осторожно спустили какой-то мотор.

К водителю подошел Колыванцев. Что-то сказал, и громадная машина послушно попятилась, развернулась и пошла назад, поднимая летучую пыль.