Капитан звездного океана - Страница 11
…Он не слышал, как караульный на дозорной башне дудел в рожок, оповещая уснувший Тюбинген о полночи, сошедшей со звездных небес на грешную землю. Он не видел, как впереди, у ратуши, прошествовала дюжина воинов с факелами и пиками — ночной дозор. Иоганн шел, не разбирая дороги, кутаясь в волосяной плащ. Отныне он старший студент, фамулус. Помимо всех прочих обязанностей, ему надлежало ежедневно делать выписки из сочинения Коперника «О круговращениях небесных тел» в кабинете герра профессора, где за оранжевой портьерой спрятано в шкафу это богохульственное сочинение. И никто не должен проведать о том. Так повелел профессор Мэстлин.
— И помни, помни, Птоломеевой системе жить осталось пять-десять лет, не более, — говорил профессор, не подозревая, что ошибается на целую четверть века. Он отпер засов и распахнул дверь. Многозвездный купол неба уносился в недосягаемую высь, в холод надмирных пространств. Мэстлин сказал: — Не только Галилей и Джордано Бруно проповедуют Коперниково учение. Сам король астрономов отрекся от Птоломея.
— Король астрономов? Кто же он?
— Известнейший звездочет. Искуснейший медик. Друг моей юности. Тихо Браге, датский дворянин.
Иоганн нашарил в кармане и бережно сжал пальцами склянку, подаренную ему торговцем реликвиями. Там на наклейке были зарифмованы достоинства чудодейственного снадобья:
Король астрономов
Хроника вторая
Канцлер Вальтендорф
У него, без сомнения, был очень пылкий нрав, но мы ошибемся, если отождествим присущую ему резкость с грубостью. Большинство вельмож его времени были люди заносчивые, привыкшие бесцеремонно обращаться со слугами, и издеваться и зубоскалить над мирными тружениками науки, которых они умели только презирать свысока. Но Тихо не отличался кроткостью; он восставал в защиту науки и платил им той же монетой, пожалуй, даже с лихвой.
Тихо Браге, датский дворянин, выскочил на высокое крыльцо Небесного замка. Несколькими мгновениями раньше из замка пулей вылетел другой датский дворянин, вельможа со свиными бойкими глазками, облаченный в кафтан с позументами. На крыльце обладатель свиных глазок и роскошного кафтана споткнулся, отчего кубарем скатился по каменной лестнице. Во время позорного своего падения по ступеням государственный канцлер Датского королевства Вальтендорф исхитрился выкрикнуть: «Пауль! Луи! Живо лошадей!» Пострадавший, припадая на ушибленную ногу, добежал до конюшни и вмиг выехал верхом на лошади. Лишь теперь он, судя по всему, оценил весь конфуз своего положения. Водрузив руку на рукоять шпаги, канцлер воскликнул:
— Шарлатан! Звездогляд! Звездохват! На дуэль тебя вызову, лихоимец! Вертопрах!
— Отчего же не сразиться? Сразимся, почтенный. Я отважу тебя от скверной привычки обижать моего пса. Он подарен самим королем английским, — беззлобно отозвался Тихо Браге и обнажил шпагу. Левой рукой придерживая свой нос, он спрыгнул с высокого крыльца…
Читатель юный мой! Именно здесь ты волен усомниться в правдивости этой хроники. И впрямь: вряд ли кто из здравомыслящих людей ринется с высоты на землю, к тому же со шпагой, к тому же нелепо поддерживая рукою собственный нос… Но нет, автор нипочем не соблазнится сомнительной честью стать выдумщиком, исказить лицо факта. Да отрежут лгуну его гнусный язык, как справедливо заметил великий писатель. Да восторжествует истина!
Лет за тридцать до описываемых событий Тихо Браге путешествовал по Европе. В Ростоке пылкая натура вовлекла его в опасное приключение: Спор на математическую тему — с неким забиякой Мандерупиусом — завершился дуэлью. Побоище грянуло в семь часов пополудни в конце декабря. Было темно и вьюжно. После этой схватки, бесстрастно обнажает факт историк, Тихо совершенно лишился носа.
Он, однако, смастерил себе искусственный, одни полагают — из золота и серебра, другие утверждают — из олова и меди. Но каков бы сей нос ни был, факт тот, что датский дворянин носил его всю жизнь. О необыкновенном носе знала вся Дания, да что там Дания, вся Европа, весь мир! И никто в мире не решился бы намекнуть Тихо Браге на его изъян без опасения лишиться собственного органа обоняния.
Тихо Браге приземлился, обнажил шпагу. Увы, высокородного обидчика как ветром сдуло.
— Шильп! Шильп! Эй, где ты там! Неси коробку с алебастром. Опять нос отвалился! — позвал слугу Тихо.
Тем временем разобиженный, униженный канцлер подскакал к пристани. Вальтендорф не пожелал сойти с лошади и храбро въехал по узким ненадежным мосткам на борт двухмачтовой фелюги.
— Подымай паруса! Отчаливай! — прокричал он страшным голосом.
Запрыгало на волнах подхлестываемое норд-остом суденышко.
— Куда править прикажете? — робко осведомился капитан.
— В Копенгаген, куда ж еще! В Королевскую гавань! За подобные вопросы в другой раз сошлю на галеры! В тропические моря! Акул кормить!
«Оно и сподручней, на галерах-то, — рассуждал капитан, единоборствуя со штурвалом, — сколько можно помыкания сносить да угрозы? А там, как ни крути, воздух южный, тропический, целительный. Опять же дальние посетишь страны. Хоть и прикован к веслу, а одним глазком подивишься на чудеса заморские. Да и о жилье не надобно было б хлопотать».
По-прежнему с коня не слезая, канцлер взирал, как медленно отдалялся ненавистный остров Гвен с возвышавшимся на нем Уранибургом. — Небесным замком.
— Я сотру в порошок сие пристанище бродяг и звездочетов! — вскрикивал Вальтендорф. — Позорище! Дворянин, на щитах шестнадцать гербов незапятнанных, а чем занялся? Не охотой, не войной, не службой государевой — звездословием презренным! К наукам пристрастился, греховодник!
— Простолюдинов хворых врачует безвозмездно. Не щадит ни сил, ни трудов. Подлой черни по звездам судьбину пытает, — угодливо поддакнул сзади слуга Луи.
— Супротив божьего храма возвел звездоблюстилище поганое. В грамоте премного умудрен. Сказывают, с нечистой силой знается. К лошади привязать бы разбойника. Сковать бы ему железными цепями ноги под животом лошади — и на суд правый, — предложил слуга Пауль.
— Заткнитесь оба, грамотеи! — вознегодовал канцлер. — С коих пор лакеям дозволено порочить датское дворянство! Вон отсюда! Нешто оглохли? В трюм!
И вконец прогневанный Вальтендорф освирепело приложился плетью к крупу своей лошади, не помышлявшей о таком коварстве. Мало; кто усомнился бы в том, что будь у несчастного животного крылья, оно единым махом взвилось бы с двухмачтовой фелюги, доскакнуло до острова Гвен и порушило копытами обиталище канцлерова супостата. О, крылатая лошадь разнесла бы вдрызг, разметала, в руины обратила проклятый Уранибург, включая обсерватории, музей, библиотеку, мастерские, бумажную мельницу печатный станок — весь, весь Небесный замок, вплоть до выставленных снаружи статуй знаменитых астрономов древности от Гиппарха до Коперника включительно!
…Тихо Браге приклеил нос, велел слуге отнести обратно шкатулку с алебастром и медное зеркало.
День начинался нелепо, отвратительно. Любой гнусности жди теперь от канцлера, любого подвоха. Стоило скончаться престарелому королю, благоволившему к астрономии, и все враги Тихо разом подняли рыла. А как раньше-то было — вспомнить любо-дорого. Ни на шаг не подпускал доносчиков да кляузников к священной своей особе государь, гнал взашей. До конца дней своих помнил, как он, король датский, подвернул ногу на мосту через реку, свалился в подернутую тонким ледком воду и начал тонуть. От ужаса все придворные попадали в обморок. Уже горделивый взор замутился у короля, уже холод бездны объял его величество, как вдруг — хвала провидению! — из дубравы показался Георг Браге. Отец Тихо ринулся — вместе с конем и амуницией — вызволять государя. Король был спасен, а спаситель через неделю отдал богу душу по причине воспаления легких. Язычник поганый, нехристь бесчувственная и то вознаградил бы славный сей подвиг. Что же говорить про короля христианского!