Канонада - Страница 7

Ехать было недалеко, через пять-семь минут мы прибыли, куда хотели. Как и в прошлое посещение, меня окружала благожелательная атмосфера. Сотрудники вели себя предупредительно и заботливо, я же потерял терпение и походил на пятилетнего ребенка, попавшего в театр и ожидающего третьего звонка. Срывающимся голосом я напомнил им о Главном Труде, одновременно шаря под собой в поисках диска. Мне ответили, что наше соглашение остается, вне всяких сомнений, в силе - придется лишь чуть-чуть повременить с выстрелом. Я понимающе кивнул, стараясь не выдать волнения. Поверхностная проверка все-таки остается проверкой, и я чувствовал себя, как на самом важном в жизни экзамене. Наконец, ко мне вышел старший офицер и сообщил, что дело улажено. По мнению экспертов, в Главном Труде не содержится ничего предосудительного, и его с чистым сердцем можно присовокупить к уже заявленным работам - под двумя грифами: авторским, "Философская псевдофантастика", и Сетевым - "Так не бывает".

Сперва я решил, что ослышался, но мне возразили, что нет. Я попытался втолковать им, что Главный Труд не может идти в одной связке с трудами неглавными - во всяком случае, под тем же грифом. "Как же "не бывает"? - у меня закружилась голова, задрожали руки. - Это же моя жизнь!" Старший офицер встревожился и попросил меня не волноваться. Затем, прищурясь, он внимательно посмотрел на меня, что-то прикинул, нагнулся и на ухо шепнул, что гриф "Так не бывает" - универсальный. Подобным сопровождением обеспечивается практически любая информация, отправляемая за пределы Земли. Конечно, существует гриф "А бывает вот как", но в тайне от общественности им снабжается лишь узкий поток особых сообщений, которые в качестве абсолютной истины передаются специальной компетентной службой - с разрешения и одобрения правительственных и международных структур. В противном случае офицер пожал плечами - пакет даже вполне достоверных сообщений предоставляет адресатам чересчур неоднородную картину происходящего на планете.

Я сразу вспомнил об отце, готовом лопнуть от счастья, и понял, что спорить не о чем и не с кем. "У меня есть последнее желание", - сказал я решительно, поскольку слишком многое обесценилось в мгновение ока. Офицер улыбнулся дежурной улыбкой и взглянул на часы; времени у него было в обрез и он не желал тратить его на беседы с дряхлой развалиной. Но отменная выучка не позволила ему проявить грубость, и он с легким вздохом молвил, что находится в полном моем распоряжении. Сам не зная, зачем, я поманил его пальцем, и артиллерист вторично склонился надо мной. "Я хочу воспользоваться правом на псевдоним", - прошептал я, прерывисто дыша, и тот невольно скривился, ибо у меня отвратительно пахло изо рта. Но даже гадливость не смогла замаскировать гримасу подлинного удивления на лице комитетчика. Оно и понятно - с подобными просьбами к нему обращались исключительно редко. Жестом я остановил его, не желая, чтобы с губ офицера срывался встречный вопрос. В просьбе моей, несмотря на ее причудливость, не было ничего ужасного, и он решил побыстрее покончить с этой канителью. "Как же вам будет угодно назваться? " - осведомился артиллерист. Я назвал ему фамилию W. Мистификация должна быть мистификацией. Офицер запросил справочную службу, выслушал ответ и некоторое время размышлял, гадая, не принесет ли ему вреда опрометчиво принятое решение. В конце концов он решил, что не принесет, попросил меня расписаться и подкатил коляску к Пушке. "Стреляйте сами", - я махнул рукой и отвернулся.

Артиллерист скомандовал залп, подчиненные метнулись к орудию.

Слабый слух не дал мне по достоинству оценить победный грохот.

Возвращаясь домой, я подумал, что под фамилией W. Главный Труд, униженный оскорбительным ярлыком, таит в себе больше правды, чем я предполагал изначально. По крайней мере, между жизнями авторов - реального и мнимого - не виделось существенной разницы. Разве что последнему больше повезло, стервецу такому.

апрель 2000